Александра всматривалась в Киру, отмечая синеву под глазами, резче обозначившиеся скулы, запёкшийся след на прокушенных губах и каким-то шестым чувством улавливая отсвет

первого взгляда.

- Я зашла вернуть Вам ключи.

- Спасибо. Я поняла.

Опять тишина. Александра вдруг решилась:

- Могу я зайти?

Кира смутилась, вдруг резко вспыхнула румянцем и кивнула, будто только сейчас осознав, что

происходит:

- Ох, простите. Да, конечно. Я не хотела показаться невежливой… Просто…

- Всё – просто.

- Да?

-Да.

Кира вдруг улыбнулась свободной обезоруживающей улыбкой и сказала, махнув рукой в

сторону неплотно прикрытых дверей:

- Проходите.

Александра скинула туфли, повесила куртку и прошла в комнату, залитую золотым и плотным, будто тягучим, светом через распахнутые высокие окна. Огромные книжные шкафы

опоясывали стены, ближе к окну стоял массивный старинный стол, на котором были какие-то

справочники, блокноты, стоял огромный монитор, а под столешницей тихо урчал системный

блок. По бокам монитора стояли деревянные колонки, из которых тихо шелестел блюз. Пол

комнаты, как и везде, был покрыт толстенным мягким бежевым ковром. Напротив стола стояло

очень удобное рабочее кресло, кроме него, больше в комнате сидеть было не на чем. Однако

для Киры, казалось, это проблемы не составило: она предложила Александре сесть, а сама

спокойно опустилась на пол, опершись спиной на шкаф и вытянув длинные ноги в смешных

белых мохнатых носках.

Александра огляделась и вдруг, поддавшись искушению, тоже села на ковёр, напротив Киры.

Журналистка подняла удивлённо бровь, усмехнулась и проговорила:

- Вы продолжаете меня удивлять.

- Вы, Кира, тоже, – не раздумывая, ответила Александра. – Я хочу поговорить с Вами.

- Я тоже.

- Надо же, как мы совпали, – Шереметьева тоже усмехнулась. – Раз уж я непрошеный гость, могу я выслушать сначала Вас?

Кира подумала, впитывая образ Александры на своём ковре и стараясь контролировать

выражение лица: «Гость, может, и непрошеный, - кто бы мог осмелиться просить? Но

долгожданный и невероятный…». Кира сделала глубокий вдох, как будто собиралась глубоко

нырять, и тихо сказала:

- Случилось так, что я узнала, что Вам грозит опасность.

У Александры вопросительно дёрнулась бровь, но больше ничем она не показала своего

удивления, а Кира продолжила:

- Обычно в кругу журналистов своих перед властью не сдают. Но я перед Вами в долгу.

Александра дёрнулась воспротивиться, но Кира жестом попросила её не перебивать, и

Шереметьева, резко подтянув под себя ноги, напряжённо замерла.

- Я знаю, Вы спасли мне жизнь, это факт. Я хочу спасти Вашу репутацию. Я не знаю, как и

когда, и будет ли это вообще, но некоторые мои… (Кира запнулась) коллеги планируют

дискредитировать Вас в связи с этим законопроектом, о котором мы говорили. Если коротко, то

замысел таков: Вас собираются изобразить как хорошо маскирующуюся… чёрт… В общем…

Вас собираются подставить через отношения с… скажем так… другой. То есть, как я поняла, есть угроза, что…

Было видно, что Кира мучается, подбирая слова, чтобы деликатно описать возможную

ситуацию. Шереметьева не была неискушённым человеком и всё поняла сразу. Ей пока не были

понятны причины, но над этим можно было поразмышлять позже. Александра будто

вынырнула из личных переживаний: взгляд стал отстранённым, жёстким, взглядом человека, привыкшего принимать непростые решения и нести за них ответственность. Теперь перед Кирой

сидел именно министр – государственный деятель, который спокойно и невозмутимо произнёс:

- Спасибо, я поняла. Я приму это к сведению. Может быть, есть ещё какие-то данные, или это

всё?

Кира хотела ещё предостеречь, попросить быть осторожной, но промолчала. Несколько

мгновений тишины под внимательным взглядом Александры были неуютными, но раз взялась

говорить, нет смысла что-то умалчивать.

- Нас с Вами сфотографировали на набережной.

Так как Кира в это время смотрела в сторону, то не заметила, как в глазах Александры хищным

лезвием блеснула ярость. Шереметьева почувствовала неукротимое бешенство от того, что кто-

то, да кто угодно, хочет использовать Киру в гнусных целях. О себе она может позаботиться, у

неё есть уйма вполне законных и парочка не очень законных способов, но как будет

защищаться Кира? Александра не могла себе даже представить, что может стать причиной

малейшей боли для журналистки. Ей хотелось одним слитным движением перекатиться на

противоположный край ковра, обнять Киру и защищать её от любой угрозы. Это желание было

настолько сильным, что Шереметьевой понадобилось несколько минут, чтобы успокоиться. Она

поняла, что за своей внутренней борьбой пропустила несколько предложений.

- Кира, простите, давайте ещё раз. Есть фотографии. И что с того? Мы с Вами не делаем ничего

предосудительного, мы же просто разговариваем, почему Вы так переживаете?

Кира задумалась. Действительно, чего она так испугалась? Ведь это же только она знает, что

прикосновения и взгляды с её стороны не были невинны, но необязательно они могут быть

поняты всеми? Тем более что она уже видела снимки, на них всё, действительно, очень

прилично. Чёрт дёрнул её так психануть, чуть не сдала себя с потрохами… Хорошо хоть, вчера

вечером она нашла в себе силы посмеяться над скользкими замечаниями Покровской, которая

явно пробовала «развести» «эту непрошибаемую, скрытную, неуловимую Шалль» (эту

нестандартную характеристику Кира услышала от Покровской сама несколько месяцев назад).

- Дело не в том, как мы выглядим на этих фотографиях. Дело в том, что они вообще

существуют.

- Мало ли с кем меня фотографируют? У меня масса всяких снимков.

Кира моментально и как-то по-детски на мгновение расстроилась – что фотографии с ней не

являются чем-то из ряда вон, но в то же время и успокоилась: раз эта невероятная женщина не

считает эти снимки чем-то особенным, значит, и волноваться особо не о чем… Это же только

для неё каждое фото – целая жизнь…

Шереметьева тем временем прислушалась к себе, поймав на лукавстве: для неё эти фотографии

обрели уже особый смысл и представляли большую ценность. Ей захотелось обязательно

получить их.

- Кстати, их вообще можно посмотреть? Может быть, Вы отправите их мне по электронной

почте?

Кира кивнула, соглашаясь. Мысль о том, чтобы находиться слишком близко с Александрой (а

это неизбежно, если показывать снимки на компьютере), чуть не свела её с ума. Достаточно

того, что они были в одной комнате и дышали одним воздухом, уже от этого у Киры слабели

ноги, сердце выстреливало жаром в кончики пальцев, болезненно горевших от желания

прикоснуться…

Шереметьева тем временем поднялась и сосредоточенно прошлась по комнате, остановившись

у окна и скользя взглядом по улице. Кира, не отрываясь, любовалась освещённым силуэтом.

- Хорошо. Значит, одно из моих предложений отпадает.

- Какое? – Охрипшим от будораживших её чувств голосом просипела Кира. Кашлянула и

снова спросила. – Какое предложение?

Александре стало щекотно глубоко внутри, как перед нырком в ледяную воду с высоты:

- Я хотела пригласить Вас на открытие одного из фестивалей, составить мне компанию.

«Музыкальная весна», знаете? Но теперь я понимаю, что это плохая идея.

Кира потеряла дар речи. «Она хотела – что??? Хотела пригласить меня – куда??? О Господи, мир совсем сошёл с ума… Меня почти пригласили на свидание (ну, для меня это – свидание!), и мне в нём отказали из-за каких-то уродов, возомнивших, что могут использовать

Шереметьеву в своих грязных играх… Нет, однозначно, моя жизнь очень любит пошутить, только шутки какие-то всё злые получаются… Нет, это всё-таки хорошо, что не случилось, потому что сил держать себя в руках, когда они будут сидеть рядом…».