Ляле очень нравилось пригласить в вечернюю выпивающую компанию журналистов какого-

нибудь спикера, с которым она приятельствовала, задать ему провокационный вопрос и

демонстрировать своё превосходство перед компанией и тем, что она знает некие важные факты,

и тем, что спикеры попадают в затруднительную ситуацию перед журналистами. Кира никогда

не одобряла подобных отношений, они казались ей отвратительными, и она всегда неловко себя

чувствовала, если становилась свидетелем таких ситуаций.

Писала Ляля не очень хорошо – у неё до сих пор не сформировался собственный стиль новостей, она допускала много ошибок и беспечно говорила: «а, редактор поправит, что я теперь, вычитывать должна, что ли?». Ляле хорошо удавались путевые заметки, в них проявлялся слог

и стиль, но каждый раз Покровская сбивалась в них на старые обиды, которые она лелеяла в

себе, как старьёвщик. Каждый раз, когда Кира оказывалась в компании с Лялей, она старалась

уйти до того, как Покровская переберёт и начнёт всем доказывать, что она великолепный

журналист, с честью и совестью, которого не ценят, который в это проклятой стране не может

себя реализовать и т.д. В последнее время встречи с Лялей Кира старалась избегать, но сейчас

придумать предлог о том, что Кира куда-то торопится, было невозможно: слишком спокойно и

расслабленно она стояла на набережной. «Придётся общаться, – мысленно взяла себя в руки

Кира. – Точнее, придётся слушать».

- Привет! Что ты тут делаешь, чувиха? Как твоё здоровье? Есть новости про того, кто тебя

избил? Ты заявление-то написала хоть, мать?

Вопросы сыпались из Ляли горохом, но было непохоже, что её интересовали ответы (впрочем, это было обычно для Покровской). Кира и не собиралась отвечать, только улыбнулась. Ляля в

свойственной ей манере смотрела прищуренными глазами куда-то мимо правого плеча Киры, весь вид её демонстрировал озабоченность и занятость.

- Спасибо, Ляль, как ты? Ты одна? Что нового? Над чем работаешь?

Лучший способ избежать потока ненужных вопросов – повернуть всё на «драгоценную

личность» Ляли, и Кира не ошиблась.

- Да с девками договорились тут встретиться. Нет, Кир, ты понимаешь, какое же гнидство

творится, ты видишь? Что с людьми делает эта проклятая власть, а! Ломают, как хотят…

Ляля пристроилась к парапету и пустилась в пространное матерное описание происходящих

вокруг событий, а Кира, аккуратно отодвинувшись, снова обернулась к Неве. Ей не хотелось

вникать в маразмы, которые так смачно обсасывала Ляля. Да, в России многое шло странными

путями, многое было страшным, отталкивающим, отвратительным… Но сейчас, когда внутри

Киры был целый космос, пусть и невидимый, и невозможный, но звонкий, чистый, так не

хотелось впускать в себя миазмы реального…

- Слушай, Кир, а зачем ты эту тему-то пишешь?

Кира поняла, что отвлеклась слишком сильно, и переспросила:

- Что ты имеешь в виду?

- Я говорю, зачем ты взялась за гейскую тему? Что ты хочешь из неё выкрутить?

Кира внутренне ощетинилась:

- Из кого – из неё?

- Из темы из этой. Ты их защищать, что ли, будешь?

- Ляль, я не понимаю, о чём ты? Редакторское задание: серия материалов, с историей, от

начала и до конца.

- Я тут просто прочитала твою серию, много же ты написала за полтора месяца. Мне кажется, что ты гомиков защищаешь.

Кира пристально посмотрела на Покровскую. Та вдруг отвернулась, выхватила телефон и

преувеличенно внимательно в него уставилась, затем пробормотала:

- Задерживаются девки. Ты же не торопишься? Посидишь с нами?

Кира вздохнула.

- Ляля, я стараюсь писать объективно, ты же знаешь. Если тебе показалось, что я кого-то

защищаю, то это – твоё восприятие, ты же знаешь. Ты же журналист.

Кира про себя взмолилась, чтобы в последней фразе не был слышен сарказм.

Покровская приосанилась, и Кира внутренне усмехнулась.

- Да, я журналист. Но я бы писала по-другому.

- Безусловно. Кстати, а ты на эту тему пишешь? Я просто, возможно, пропустила твои

материалы, но мне бы хотелось взглянуть…

- Нет, я не пишу. Городу это не надо, а федеральная лента пока не просит.

- Понятно.

Кира знала, что Покровская раньше никогда не зацикливалась на теме нетрадиционных

отношений, скорее, уводила от неё в сторону, и теперь задавалась вопросом – почему? Почему

сейчас она спрашивает об этом? Скорее всего, если Покровская продолжит говорить про серию

материалов, Ляля не устоит и проболтается об истинном интересе к разговору. Долго ждать не

пришлось.

- Ребята болтают, что ты с минкультом по этой теме работаешь, да?

Кира внутренне напряглась. Всё, что касалось Шереметьевой, не могло быть предметом

обсуждения. Не для Киры. Что-то отрицать было бессмысленно, но стоит быть предельно

осторожной, потому что где-то здесь крылся явный подвох.

- Почему же – болтают? Правду говорят. Только я бы не сказала, что работаю, так, интервью с

министром, после пресс-конференции договаривались.

- Ну и что? Дала она тебе?

Кире стало противно от того, настолько двусмысленно прозвучал вопрос.

- Да, мы поговорили, она ответила на несколько вопросов.

Кира мысленно уговаривала себя сдерживаться и не спрашивать, зачем это нужно Покровской.

- А я что-то не знала, что ты дружишь с федеральными министрами.

Реплика прозвучала настолько неожиданно, что Кира сначала опешила, потом вспыхнула, потом резко отвернулась, не зная, что отвечать. Прошло несколько долгих секунд, пока Кира

восстанавливала дыхание. Когда это у неё получилось, Кира опять повернулась к Покровской.

- Прости, что-то резко глаза заболели. Ты что-то сказала?

Ляля насмешливо-участливо посмотрела и сказала:

- Я говорю, не знала, что ты дружишь с министрами.

- Эмммм… У меня были разные встречи с разными спикерами, в том числе с министрами.

Федеральный пул предполагает, что отношения будут минимум доброжелательными. Я

удивлена, что ты не знаешь (Кира мысленно скривилась: «Тебя с твоей репутацией вряд ли кто-

то в президентский самолёт пустит. Конечно, ничего личного, но…»). Но я не могу назвать эти

встречи дружескими. Что ты имеешь в виду – дружишь?

- Я имела в виду как раз министра культуры, когда вы обнимались тут, на набережной.

Это заявление было явно из разряда «обухом по голове». Кира была настолько не готова к

тому, что их встреча с Шереметьевой станет достоянием общественности, да ещё такой…

«интриганской» общественности, что могла только молча смотреть на Покровскую, надеясь, что

мысли о пощёчине не читались в её взгляде. Видимо, Покровская что-то всё-таки

почувствовала, потому что перестала ухмыляться и, надувшись и немного отодвинувшись, сказала:

- Валька Дергунов, наш редактор, был здесь после первомайских шатаний, говорил, что фото

сделал. Правда, когда вы просто стояли, «обнимашки» он заснять не успел, люди между вами

были. Но сказал, сказал, а как же! А что, она недурна, да и ты не замужем. Кстати, а почему ты

до сих пор не замужем? Может, поэтому ты про геев и пишешь?

Кира сквозь зубы прошипела что-то, что можно было разобрать как тысячу проклятий, потом

чётко, чеканя слова, низким от сдерживаемой ярости голосом тихо проговорила:

- Мы встретились для интервью. У меня нет с Шереметьевой никаких, даже приятельских, отношений. До пресс-конференции мы не были даже знакомы (Кира мгновенно перенеслась в

их первую встречу и поняла, что ни капли не слукавила – не были они тогда знакомы, да и не

назвать это знакомством…). Ей стало нехорошо, она споткнулась, я её поддержала. Это всё, что

касается Шереметьевой. Что касается меня. Я знаю минимум пятерых, у кого ты уже

спрашивала про мою личную жизнь. Спасибо, что, наконец, спросила меня. Так вот. Прошу