Она обошла старую кирпичную стену. С другой стороны была площадка для разворота и большие решетчатые ворота, за которыми начиналась зона заключенных. За высокими стенами с камерами и колючей проволокой находился внутренний тюремный двор, как она знала из флаера. Где-то в шестиэтажном кирпичном здании должны быть три этажа камер для сорока двух заключенных. С этой стороны здания решетки на окнах были массивнее, чем на фасаде. Заключенным открывался вид на внутренний двор и, через колючую проволоку, на море. Наверняка в тюрьме найдется еще место для как минимум ста заключенных, но их переведут сюда лишь после успешного завершения пилотного проекта – а это может затянуться на много лет. Как психотерапевт, она хотела внести свой небольшой вклад. Правда, находилась здесь совсем по другой причине. Но об этом никто не должен был узнать.
Ханна дошла до конца разворотной площадки и посмотрела на другую боковую сторону тюрьмы. Вдоль нее можно было бы вернуться на липовую аллею. Теоретически. Тогда она обошла бы здание вокруг. Но это было невозможно, потому что старый корпус, в котором находилась медицинская часть доктора Кемпен с бывшим изолятором, выдавался наружу. Этот корпус располагался на узком мысе, с обеих сторон окруженном скалами, что делало его практически непреодолимым – разве что кто-то был готов рискнуть и совершить смертельно опасный переход по узкой гравиевой дорожке и крутым обрывистым скалам.
Ханна сосчитала окна на втором этаже. Третье справа – должно быть, кабинет доктора Кемпен. Когда Ханна находилась у нее, она видела из окна часть разворотной площадки. К тому же это было единственное окно без решетки. В комнате горел свет, но больше она ничего не разглядела.
Ханна присела на камни и вытащила из кармана куртки телефон. Ветер трепал ее волосы и холодил вспотевший затылок. Она нажала на кнопку быстрого набора «Дом».
После третьего гудка кто-то снял трубку.
– Hoi, met Emma. Met wie spreek ik?[3]
Эмма была ее младшая сестра. Скоро ей исполнялось девятнадцать, а она все еще жила в маленьком отеле их родителей.
Ханна тут же мысленно переключилась на родной язык.
– Как у тебя дела, малышка? – спросила она по-голландски.
– Спасибо, хорошо, – ответила Эмма. – Ты уже?..
– Да, я приехала сюда вчера утром. Все получилось.
Эмма молчала.
– Все не так плохо.
– Ты просто говоришь так.
– Нет, честно, все люди здесь невероятно милые, – лгала Ханна.
– Ты уже спросила, когда у тебя будет отпуск?
Ханна рассмеялась:
– Нет, но через два месяца я возьму несколько отпускных дней и приеду на выходные в Амстердам.
– Папа обрадуется. Ты знаешь, какой он… перед Рождеством.
– Да, знаю, – вздохнула она. Их отец хотел, чтобы вся семья была рядом. Она наверняка найдет время, чтобы заранее съездить на материк и купить каких-нибудь безделушек. Ханна уже знала, что привезет: копченого угря и модель парусного корабля в бутылке для отца, любекский марципан для мамы и снежный шар с маяком для сестры.
– Ты нам что-нибудь привезешь? – спросила Эмма, словно прочитав ее мысли.
– Разве я когда-либо приезжала домой без подарков? Как дела у папы?
– Как всегда в стрессе, но сезон отпусков скоро закончится. Ему тебя не хватает.
«Ему не хватает меня? Или моей помощи с готовкой и уборкой комнат в отеле?»
– Передавай привет маме и папе.
– Лучше не буду, сама знаешь, как папа относится к тому, что ты работаешь в этой тюрьме.
Сейчас она опять заведет свою шарманку. Ханне надоело спорить на эту тему.
– Ты знаешь, что я должна через это пройти.
– Да, ты уже много раз мне это объясняла, – продолжила Эмма, – но я не понимаю. Единственное, через что мы все должны пройти, – это смерть.
«Логика моей сестры!» Ханна вздохнула. Было бессмысленно продолжать эту тему.
– Просто поверь мне, – сказала Ханна. – Так будет лучше всего.
– Будь осторожна.
Ханна откинула волосы назад. Морские волны бились о скалы внизу, ветер подхватывал мельчайшие брызги и поднимал на несколько метров вверх, орошая ее лицо.
– Я и так осторожна.
– Пообещай мне.
– Обещаю.
– Я не хочу потерять еще и тебя.
Ханна увидела, как свет в окне кабинета Кемпен погас. Весь корпус находился в темноте. Солнце тоже полностью скрылось, оставив на горизонте лишь темно-фиолетовую полосу. Ханне было холодно.
– Я должна закончить разговор, – быстро заявила она. – Завтра позвоню тебе снова.
Она нажала на кнопку, сунула телефон в карман и направилась к зданию тюрьмы.
Ханна провела магнитной картой через считывающее устройство на двери больничного отделения. Затаив дыхание, она ждала, чтобы лампочка на стальной двери загорелась зеленым светом.
Ничего не происходило. Черт! Считыватель мигал, и Ханна в панике уже хотела развернуться и уйти, как наконец-то вспыхнула зеленая лампочка и дверь открылась.
С грехом пополам! Ханна проскользнула в отделение и закрыла за собой дверь. Перед ней протянулся темный коридор. Когда она сделала шаг вперед, датчик движения автоматически включил потолочное освещение.
Ханна прислушалась, но в этой части здания было тихо. Она прошла по коридору, повернула направо и остановилась перед кабинетом доктора Кемпен. За матовой стеклянной дверью было темно. Ханна нажала на ручку. Заперто. Чего и следовало ожидать.
К счастью, это был старый замок. Она достала из кармана отмычку, согнула два конца проволоки и просунула их в замочную скважину, мимо пазов для бородки ключа. За время учебы в университете она потеряла сноровку. А в детстве регулярно тренировалась открывать двери гостиничных номеров – что ей прекрасно удавалось, – и вместе с Эммой они тайно проникали в комнаты, где играли в «богатую семью на отдыхе».
На этот раз потребовалось несколько попыток, прежде чем получилось сдвинуть задвижку, и дверь наконец открылась. Она оставила отмычку в замке, чтобы суметь быстро запереть дверь, если понадобится.
Ханна вошла в кабинет и прикрыла за собой дверь. Было безумием так спешить уже на второй день, но зачем ждать? На карьеру ей все равно было наплевать, потому что она не собиралась заниматься этим всю жизнь. «Давай же! Ты ждала этого пять лет. Ты должна найти ответ!»
Она быстро пересекла комнату и включила лампу на письменном столе. Никто не заметит свет в кабинете доктора Кемпен – разве что она сама окажется на разворотной площадке и посмотрит на старое здание, как Ханна двадцать минут назад. На всякий случай она опустила жалюзи.
Затем села в кожаное кресло доктора Кемпен и выдвинула ящики обеих массивных тумбочек из алюминия, которые стояли слева и справа под письменным столом. Врач даже не потрудилась запереть их. Слава богу, потому что, будучи ответственной за безопасность этого учреждения, она наверняка хранила где-то здесь уголовные дела всех клиентов – она ведь покосилась на свой письменный стол, когда Ханна спросила ее об этом.
В одном из ящиков Ханна наткнулась на деревянную шкатулку с ключами. Увесистые, с брелоками, пронумерованными от I-01 до I-10. Неужели это ключи от старых камер в изоляторе? Если да, то они остались еще с тех времен, когда «Штайнфельз» был психиатрической больницей и не имел магнитных замков на дверях.
Ханна задвинула ящик и открыла один из подвесных алюминиевых шкафчиков. Там действительно находились дела – на обложках папок стояли номера от одного до сорока двух. Ханна наугад открыла одно досье и увидела фотографии изуродованных молодых мужчин. Это и есть уголовные дела! Она быстро захлопнула папку. Быстро нашла номер 23, вытащила и положила перед собой на стол.
На первой же странице она увидела лицо Пита ван Луна. На пять лет моложе, но уже тогда в его глазах читались безумие и расчетливый ум. За фотографией лежал диск в прозрачном файле. На нем черным фломастером было написано – резервная копия, ниже – дата. 1 августа этого года. День, когда ее предшественница выбросилась из окна на скалы.