А в Петрограде, по словам К. Чуковского, публика «перла на Маяковского». Это было 4 декабря 1920 года. Среди слушателей были Дм. Цензор, Е. Замятин, С. П. Ремизов, Н. Гумилев, Г. Иванов, З. Венгерова, О. Мандельштам и другие.

Во время чтения, заметил Чуковский, многим импонировали те места, где Маяковский пользуется интонациями разговорной речи двадцатых годов. После чтения поэмы аплодисменты были «сумасшедшие».

В пьесе «Мистерия-буфф» в центр выдвигалась идея интернационализма, владевшая умами революционеров и всех сознательных пролетариев, она согласовывалась и перекликалась с идеей мировой революции. Национальные чувства, конечно, тоже осознавались, но больше во взгляде на прошлое, с опорой на него.

В «150 000 000» привлекает внимание патриотическая идея, в ней нашла отражение вера в Россию, в русский народ, поэма отразила собирание сил молодой советской литературы вокруг идеи России-родины, идеи, которую начали осознавать лучшие представители интеллигенции, ставшие на сторону Советской власти.

Блок в статье «Интеллигенция и революция» (1918) высказывает горячую веру в будущее своего Отечества, прошедшего через «бурю»: «России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет из этих унижений новой и - по-новому - великой». К национальной гордости взывает Блок, когда напоминает, что великие художники России - Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой - никогда не сомневались в великом будущем России, что они глубоко переживали чувство неблагополучия, они «погружались во мрак, но... они верили в свет».

С оглядкой на прошлое провидит будущее России и Валерий Брюсов. С оглядкой на времена татаро-монгольского нашествия, когда Россия стала щитом Европы, с оглядкой на «дни революции Петра»... И он обращается к интеллигенции с упреком, ибо его обращение адресовано к той ее части, которая испугалась революции, хотя прежде и гадала о гибели старой Европы. В стихах же о России другой тон:

Не только стихом, пламенным словом, но и делом, всем своим опытом и знаниями образованнейшего человека включился Брюсов в практическую деятельность на культурном фронте, возглавив в Наркомате просвещения Отдел художественного образования.

Значительная часть интеллигенции, не поняв и не приняв революции, оказалась в стане эмиграции. Но принявшие революцию Блок и Брюсов тоже не были исключением. Метания, противоречия, «хождения по мукам» привели на сторону революции и других интеллигентов, как привели к ней Алексея Толстого, вернувшегося из эмиграции в Советскую Россию в 1923 году. Резко оборвав связи с эмигрантским окружением, еще находясь за границей, он написал «Открытое письмо Н. В. Чайковскому», деятелю белой эмиграции, где утверждал, что Советская власть - единственная реальная сила, защищающая свободу русского народа и отстаивающая независимость русского государства. Именно патриотическое чувство стало побудительным мотивом к возвращению Толстого из эмиграции на родину.

Сомнения и размышления Толстого нашли отражение в романе «Сестры», написанном еще в эмиграции. Инженер Телегин, стараясь понять ход событий в революции, ищет им объяснение в исторической хронике.

«Ты видишь... И теперь не пропадем... Великая Россия пропала! А вот внуки этих самых драных мужиков, которые с кольями ходили выручать Москву, - разбили Карла Двенадцатого и Наполеона... А внук этого мальчика, которого силой в Москву на санях притащили, Петербург построил... Великая Россия пропала!.. Уезд от нас останется - и оттуда пойдет русская земля...»

Подъем патриотических чувств в русском народе, вставшем на защиту завоеваний революции, охвативший и приблизивший к Советской власти лучшую часть интеллигенции, не шел в противоречие с политикой интернационализма, революционного братства всех народов России. В той же статье «Интеллигенция и революция» Блок с твердым пониманием сказал: «Мир и братство народов» - вот знак, под которым проходит русская революция. Вот о чем ревет ее поток. Вот музыка, которую имеющий уши должен слышать».

А из белой эмиграции на Блока шли нападки, зачинщиком их оказался г-н Струве, выступивший в «Русской мысли» (январь - февраль 1921 г.). «Русская мысль» была полна идеями русского национализма, но, как сказал Блок, это было «не то». «Русская мысль» в издевательской статейке «Идея родины в советской поэзии» пыталась трактовать патриотические стихи, в том числе и поэмы Блока, с позиций религиозно-мистических, пыталась бросить тень на поэтов, принявших революцию, и, конечно, на саму революцию, на саму Советскую власть, якобы отменившую даже понятие Родины.

Эта беспардонная ложь опровергалась молодой советской литературой. И в том числе поэмой Маяковского «150 000 000». Уже первоначальное название ее напоминает о патриотической сути произведения - «Былина об Иване». Оно прочитывается как напоминание о героическом прошлом, о славной героической истории русского народа.

Иван в поэме Маяковского - это былинный богатырь, воплощающий в себе Россию в ее историческом бытии и, конечно - в первую очередь - силу и мощь молодого Советского государства. Революция - это движение масс, это «сто пятьдесят миллионов людей», это «сотни губерний, со всем, что построилось, стоит, живет в них, все, что может двигаться, и все, что не движется, все, что еле двигалось, пресмыкаясь, ползая, плавая, - лавою все это, лавою!»

В то же время революционная «лава» при всей ее разнородности, это уже не та стихия, которая раздувает «мировой пожар» в «Двенадцати» Блока. «Частицей мозга» ее увиден Совнарком, «раскачивающим сердце» - Ленин. Иван в поэме представляет ту силу, которая с_о_з_н_а_т_е_л_ь_н_о повернула на путь революции, он представляет стопятидесятимиллионный народ России, совершивший невиданный в истории переворот. Он горд своей страной. Он горд Россией!

Мечтая о будущем без национальных границ и разделений, мечтая о коммунизме, Маяковский не забывал, что национальные традиции живы и в них видел питательную почву культуры.

В 1926 году в статье «Подождем обвинять поэтов» он съязвил по поводу А. Грина, сказав, что в одном из книжных магазинов Баку встретил книги Анри де-Ренье, Локка, Дюамеля, Маргерита и др., и добавил: «Русский, так и то Грин. И по возможности с иностранными действующими и лицами и местами». Основой основ культуры Маяковский считал русский язык. В стихотворении «Нашему юношеству» он призывал: «Товарищи юноши, взгляд - на Москву, на русский вострите уши!»

«Иностранщина из учебников, - негодовал Маяковский, - безобразная безобразность до сих пор портит язык, которым пишем мы».

У литературы, после Октября, появился новый читатель, пока еще только овладевавший грамотой, только приобщающийся к словесности. Его художественное сознание основывается более всего на фольклорных традициях. Может быть, поэтому народно-поэтическая традиция оказывала такое сильное влияние на литературу - на прозу и на поэзию. И для Маяковского, который был далек от каких-либо стилизаций, эта традиция стала наиболее близкой в его грандиозном по масштабу замысле, и в соединении с плакатной символикой, тоже восходящей к фольклору, в соединении с разговорной лексикой, она создавала ту своеобразную стилистику, в которой уживались, иногда прочно сплавлялись былина и раешник, ораторская речь и лозунг.

Перед Маяковским теперь острее, чем прежде, встал вопрос о доступности стихов массовой аудитории. И тут - оглядка на фольклор, еще более пристальная, чем прежде, и отсюда - былинный размах поэмы, и частушечные ритмы, формы раешника, устных пародий на церковное богослужение... Поэма Маяковского одновременно и масштабная эпическая картина, и фантастическая сказка. В то время как пролетарские поэты в своих революционно-романтических устремлениях не могли оторваться от поэтики символизма и акмеизма, зависели от нее, Маяковский стремился проникнуть в художественное сознание народных масс.