– Но я не намерен сдаваться, – пробормотал Потанин.

– Вам никто этого и не предлагает, – сказал Бруннер, сухо улыбнулся и осведомился: – Какого рода сведения вы добыли для майора Штрауба? Надеюсь, это не список германских должностных лиц, продавшихся Западу или СССР? Такие персоны сейчас никого не волнуют.

– Нет, господин офицер, совсем наоборот. – Потанин замолчал, сделал вид, что колеблется, но все-таки продолжил: – Это список офицеров Красной армии в звании не ниже майора, которые согласны сотрудничать с представителями английской и американской разведок. Как правило, это люди, от которых что-то зависит. Они владеют государственными секретами. Информация получена от агента, приближенного к штабу Второго Белорусского фронта, и сомневаться в ее достоверности не приходится. Контакты с союзниками там случаются постоянно.

– Вы меня удивили, господин Мазовецкий, – сказал Бруннер и озадаченно почесал переносицу. – Зачем эти сведения Отто Штраубу?

– Не знаю, господин офицер, могу лишь догадываться.

– Интуиция мне подсказывает, что эти догадки будут верными. – Бруннер язвительно усмехнулся. – Полагаю, ваш хозяин собирался бежать на Запад, да не с пустыми руками. И где этот список?

– Здесь. – Потанин постучал себя по голове.

Этот ход был безошибочен. Если Бруннер работал на Гертенберга, то не мог не знать, что для того данные сведения тоже интересны. Именно то, что доктор прописал.

– Резюмируем, господин Мазовецкий, – сказал Бруннер. – Берлина вам не видать, извините, как своих ушей. Ваш сюзерен скорее всего уже далеко. Если не погиб в берлинской мясорубке. Но у вас есть уникальная возможность продолжить служить рейху.

– Это какая же? – осведомился Потанин.

– Вы поедете с нами, – заявил офицер. – Прошу учесть, что это не просьба и не предложение. Вы поедете с нами, – повторил он. – Мне очень жаль, но у вас нет выбора.

– Долго ехать-то? – буркнул Потанин с расстроенным видом.

– О, нисколько, – живо отозвался Бруннер. – За час доберемся.

Потанин нервно курил, обжигая пальцы, смотрел, как Бруннер беседует с Чепурновым.

Тот сделал удивленное лицо, покосился на Потанина, подошел к нему, как-то вкрадчиво ступая, достал из пачки сигарету и спросил:

– Курить будешь, Олежек? Или как тебя теперь прикажешь называть?

– Как хочешь, так и называй, – проворчал Потанин. – Можешь Алексом, по крайней мере не ошибешься. А курить не хочу, хватит уже.

– Как угодно. – Чепурнов пожал плечами, высек пламя из зажигалки, затянулся, сморщился.

– Ты уже своим куревом разжился, да? – спросил Потанин.

– Так я же свой, – ответил Чепурнов.

– А я чужой, стало быть.

– Не обижайся, дружище. – Чепурнов панибратски похлопал Потанина по плечу. – Ты, может, и свой, но пока не проверенный. А какую шарманку крутил! Мол, я порядочный советский человек, меня взяли по ошибке. Ладно, без обид. Ты все правильно делал. Вижу, что свой, меня не проведешь. – Чепурнов мазнул собеседника каким-то липким взглядом. – У меня чутье на всех этих сволочей из органов такое же стойкое, как у поисковой собаки. Ты не такой. Мутный, конечно, себе на уме, но кто из нас не таков? Вижу, как ты ненавидишь Советы. Бруннер сейчас рассказал про тебя. Ладно, с нами поедешь, познакомлю с шефом. Посмотрим, на что сгодишься. Будем считать, что я тебе протекцию оказываю. Ты ведь мне жизнь спас.

– Куда мы поедем, Глеб? Кто твой хозяин? Почему стоим, киснем в этом вшивом городке?

– Слишком много вопросов, приятель. – Чепурнов снова похлопал собеседника по плечу. – Стоим, потому что нестыковка, транспорта ждем из замка. Скоро прибудет. Какая же гадость! – Он поморщился, сглотнул слюну и растоптал окурок. – Редкая дрянь эти немецкие сигареты. В СССР табачок куда лучше, ароматный такой, забористый, с душой его делают, из правильного сырья. Даже махра дешевая, и та хороша. А с немецкого курева только рыгать хочется. Дерьмо неимоверное. Ты только не говори никому, что я такое сказал. А то обидятся немцы, шлепнут еще. – Он замолчал, повернулся и побрел к Бруннеру, волоча подошвы по брусчатке.

Потанин глубоко вздохнул. Лишь бы никто не заметил его крайнее возбуждение. Кажется, что-то получается.

Ждать пришлось недолго. Вскоре с западной стороны донесся шум, из-за угла показался удлиненный «хорх», переоборудованный в подобие автобуса, и встал посреди площади. За ним подъехала восьмиколесная бронемашина «Пума», остановилась рядом. Из «хорха» выбрался невысокий худощавый офицер с заостренным бледным лицом, зашагал к людям, поджидающим его.

– Хайль Гитлер, герр штурмфюрер! – Бруннер выкинул вперед ладонь.

Офицер раздраженно поморщился – ну да, действительно, где этот ваш Гитлер? – и поздоровался с ним за руку.

Потанин шагнул к ним, сделал приветливое, в меру подобострастное лицо.

Здороваться за руку с Чепурновым этот офицер не стал. Они лишь обменялись кивками. Бруннер что-то негромко ему сказал. Штурмфюрер СС нахмурился, с досадой обозрел людей, оставшихся в живых после проведения спасательной операции, и с нескрываемой неприязнью уставился на Потанина. Тот подобрался, на всякий случай опустил руки по швам. Бруннер продолжал говорить. Штурмфюрер был явно недоволен.

«В этом месте у них перевалочный пункт, – догадался Потанин. – То самое место, где они меняют лошадей. Машина определенно прибыла за Чепурновым. На другого пассажира, то есть меня, немцы явно не рассчитывали».

– Познакомьтесь, господин Мазовецкий, – сказал Бруннер. – Штурмфюрер Зигмунд Шиллер. Он будет сопровождать нас до места.

Шиллер сухо кивнул. Светловолосый мужчина в форме капитана Красной армии явно насторожил его. Возможно, этот парень обладал интуицией. Потанин тоже был не в восторге. От офицера черного ордена исходила неприятная аура. Колючие глаза, тонкие циничные губы, какая-то ярость, клокочущая в груди, пока еще запертая, томящаяся.

«Он явно не поэт, не философ и не драматург», – уныло подумал Потанин.

«Хорх», похожий на тянитолкая, придуманного Корнеем Чуковским, вместил всех, включая и четверых солдат СС.

«Видимо, личная стража барона фон Гертенберга», – размышлял Потанин, забираясь в машину, оборудованную продольными лавками.

Шиллер расположился рядом с водителем. Иногда он бросал неприязненный взгляд в зеркало заднего вида, хмурился. Его что-то сильно беспокоило.

– Ты погрустнел, приятель, – пробурчал Чепурнов, мостясь рядом с Потаниным. – Не переживай, найдем тебе нового хозяина, без работы не останешься. Если все нормально, конечно, пройдет.

Городок вскоре остался за спиной. Машина резво бежала по холмистой равнине. Снова дубравы, поля, неестественно зеленая, словно выкрашенная, трава, маленькие вымершие деревушки. Здесь не было войск, узлов связи, скоплений боевой техники. Вообще ничего. Лишь застывшая необитаемая природа.

Ходики в голове отсчитывали минуты, стучали по черепушке. «Пума», оснащенная пушкой, нетерпеливо наступала на пятки. Люди молчали, отворачивались к окнам, чтобы не видеть друг друга. Росло напряжение, становилось совсем неуютно. Знакомое состояние, когда направляешься к зверю в пасть.

Потанин украдкой поглядывал на попутчиков. Солдаты дремали, они заслужили отдых. Бруннер сидел неподвижно, думал о своем, не замечал, что презрительно оттопыривает нижнюю губу. Чепурнова от монотонной езды клонило в сон, он заразительно зевал, тер глаза. От этой публики Олега уже тошнило, но он держался, прикладывал усилия, чтобы истинные мысли не вылезли на лицо.

«Да, с Чепурновым мы не ошиблись, – размышлял майор контрразведки СМЕРШ. – Этот субъект очень важен для барона фон Гертенберга. Не просто же так тот отправил за своим агентом целый взвод матерых диверсантов. Это мог сделать только барон, больше некому. Последняя шишка в этом клочке разрушенной Германии. Он действовал в обход немецкого командования. Оно ему теперь и даром не нужно. Еще день-два, и каждый будет за себя, начнется полный хаос. С Чепурновым надо дружить, ни в коем случае не демонстрировать неприязнь, а потом, когда наступит время, непременно ликвидировать, как опасного вражеского агента. Мы едем на северо-запад, значит, приближаемся к морю. Где оно? Замок Левенштайн располагается километрах в шестидесяти от Балтийского моря, побережье которого уже занимает Красная армия».