Габриэль выбыла до того, как всё началось, и провожала её только я. Обнимались, целовались, я обещала выйти как можно быстрее, она обещала меня дождаться. Будет ли так — посмотрим. А пока мы проливали горячие слёзы и Халаты в итоге расцепили нас и отправили меня на осмотр.

Остались мы с Сандрой. Девочка безобидная, только грустная очень и потерянная. Мы играли в шашки, читали друг другу вслух и ссорились из-за открытого окна.

Перед отплытием я хотела подарить Вечности прощальный подарок. Готовила его долго, каждую ночь обмывала его в лунном свете и северными ветрами, держала в воде и в в огне, и на третий день он был готов, а я была обессилена. Решила взять с собой Сандру, почему — не знаю.

Опять слышала голос стен и вздохи тех, кого здесь больше нет. Хотелось зажать нос, чтобы не чувствовать приторно-сладкий аромат, вставить в уши беруши, чтобы голоса заткнулись. Но ни то, ни другое бы не помогло.

Тенями тихими мы пробрались в его палату, я вручила ему подарок и отправила Кошку обратно. Та тропинка, по которой мы шли, была незаметна Халатам, так что я могла не беспокоиться, что нас заметят.

— Кит простил тебя, — сказала я Вечности, — Не знаю, имею ли я право говорить тебе. Просто, чтобы ты знал.

— Хорошо, — кивнул Вечность, — Я должен кое-что сказать тебе. Девочки уже знают. Осталась ты.

Он притянул меня к себе. Мы оказались на его кровати.

— Что?

Реки, реки черной крови. Жилы дома заполнила черная кровь и пропитала сердца присутствующих. Заглушила песни, треск костра и стерла буквы. Буревестник теперь не гордая морская птица и не огнегривый дракон. Её глаза светились красным пламенем и зелёным ядом, а когти были направлены на присутствующих. Её пламя теперь черное. И черное пламя сожгло её воспоминания, оставив лишь ненависть и страх. Эта картина мне кажется знакомой.

— Буревестник! — в отчаянии кричу я, — Зои! Зои!

Она не слышит меня из-за черной крови и пелены времени. Закована в клетке, бьется о стены и дверь, и повсюду разбрызгана черная кровь, только Халаты её не видят. Ходят в ней, пачкаются в ней, но ничего не замечает, и это очень-очень мерзко.

— Это ещё не всё, — сказал Вечность, — Прибереги силы для остальных. Потом дам нарыдаться, а сейчас смотри.

Отступницу не выпускает из пасти зверь, перемалывающий её кости. Он гоняет её по лабиринтам и катакомбам, но, в отличии от Крита, у неё нет клубка. Тысячи лет проносятся за одну ночь и просыпается она старая, но в молодом теле, и не может вспомнить своё имя и лица друзей.

— В отличии от некоторых, её некому вытащить, — сказал Вечность, — Её заколят антипсихотиками и те высосут из неё все сны. Она перестанет их видеть, когда начнет принимать, но тьма вернется с утроенной силой, если она пропустит приём., а пропускать она будет довольно часто.

— А остальные? — спросила я.

— Тающая переболеет, у Жюли сядет голос из-за осложнений, но с ними всё будет в порядке. А вот с этими двумя нет.

— И их нельзя спасти? Нельзя увезти на корабле? Королева же давала выбор Травнице, а им нельзя помочь?

— Что у них теперь общего?

Вечность указал на корчащихся девочек.

— Черная кровь, — сказала я, — Она заразна?

— Твоя заразна, — сказал Вечность, — Твоя расползается, очерняя самых беспомощных. А Буревестник и Отступница очень беспомощные и чем-то похожи на тебя.

Его губы приблизились к моему уху. Кожу обожгло раскалённым дыханием.

— Тьма не имеет ничего общего с безумием. Безумие — лишь следствие.

Он гнусно расхохотался. Меня всю передёрнуло.

— У нас странный город. Здесь и с ума сходят по-другому. Одни называют его омутом, другие находят уютным.

Я испуганно отшатнулась.

— Знаешь, я был в других городах. И был в другой психушке. Ничего общего — ни Грани, ни Знающих. Была одна малютка, она меня поняла. Так и не заговорила, но ничего…

— Вечность, ты страшный.

— А ты нет? Посмотри на себя. Черные волосы, черная одежда, черная шляпа, черная обувь, чёрные глаза. Даже кожа летом стремится к черноте. А по ночам на тебя жутко смотреть. Тьма сочится из тебя и не даёт девочкам дышать.

— Тогда что ты предлагаешь?! — вскричала я.

— Уезжай, — сказал Вечность, — Не оставляй адреса, не давай контактов. Беги, сжигая мосты.

— И это поможет? — недоверчио спросила я.

— Им — да, — кивнул Вечность, — А тебе — кто знает?

— Не зря меня тянуло отсюда, — вздохнула я, — Может, хоть полетаем напоследок?

— Я обессилен, — сказал Вечность, — И опустошён. Я едва могу ходить к друзьям. Увы, обойдёмся простыми объятиями.

Обнимаемся. Я чувствую через свитер крупной вязки тепло его изможденного тела. Чувствую касание мягких волос, пахнущих мёдом, горячее дыхание. Чувствую его дрожь, смятение и сомнение. Выпирающий позвоночник и лопатки. Его руки на моей спине, глядящие мои волосы.

— Буду скучать, — шепчет он.

— Я тоже, — отвечаю я.

— Не будешь, — грустно-весело говорит он, — У всех оставшихся память обо мне сотрётся.

— И они многое потеряют, — сказала я.

— Прям уж, — хмыкнул Вечность, — У них Кит есть. Не пропадут.

— Киту не придет в голову превратить меня в птицу и попытаться перелететь море, — смеюсь я.

— Он может, — серьёзно сказал Вечность, — Если постарается, то перелетит океан и доберется до Гренландии.

— Или до Скандинавии, — вздыхаю я, — Будем летать над фьордами, полями и овцами. И даже не будем помнить о тебе.

На пол капают слёзы. Сама не заметила, как разрыдалась. Вечность пугается.

— Ну, будет тебе… Ты забудешь обо мне. Никому не будет больно, потому что.

Слеза скатывается и по его щеке.

— У меня и слёзы заразны, — сквозь плач улыбаюсь я.

— Ты бы видела сейчас себя, — внезапно разразился смехом и рыданиями он, — Вся рожа в соплях, косметике и слезах, да ещё и распухла. И красная. Всю драму убила, блин.

— Ты не лучше, — усмехнулась я.

И мы ржали и рыдали, рыдали и ржали, пока не выбились из сил.

— Сохрани этот подарок, — сказала я, — Где бы ты не был, время от времени разворачивай его и вспоминай о нас.

— Хорошо, — кивнул Вечность и снова закашлялся, — Всё, иди давай, сейчас Халаты придут, — прохрипел он.

На этот раз сильнее и страшнее, с хрипами в груди и кровавой мокротой. Послышались шаги. Я поспешила скрыться.

====== Песня о сражении ======

Ночью я слышала шепот и хлопание небесных птиц.

Мне снилось, что я птица. Я хотела полететь, но поняла, что мои перья общипаны. Поэтому я разозлилась и принялась щипаться. Знаешь, это ведь не мои кошмары. Не я птица.

С детства каждую ночь я сражался. И до посвящения я сражался. каждую ночь, от заката до рассвета. А сегодня я заглянул противнику в лицо. Я думал, что это моя тень или отражение, но разгадка была ещё ужасней. Это был я. Каждую ночь я сражался самим с собой. Я звал на помощь через рисунки и язвительные коментарии, но никто этого не слышал. Так я и остался в их глазах мудрецом и язвой.

Я мёртв, потому что не рождался. Я сбросил свою хвою и закрыл дверь на замок. Я таскаюсь за ней, потому что она тёплая, но моё сердце все равно заморожено. И даже флейта покрылась пылью в моих руках.

Кит утаскивал меня в свои сны и доверял секреты. Я подглядывала за его воспоминаниями и детскими сновидениями, но не вмешивалась. Куда мне? Я не муза, исцелять сердца не могу. Я наблюдатель, покрывающийся трещинами. Но кое-что я могу.

— Ты ведь даже не знаешь, победил ли себя, — сказала я, — Посмотри внимательно. Добил ли?

Он кричит и извивается.

— Не убегай, — сказала я, — Смотри внимательно. Это ты. Это твоя ненависть к себе.

— Не хочу, — прохрипел он, — Это длинная тень… Отвали! Обязательно надо разбирать чужие секреты по кусочкам?!

— Ты сам меня впустил, — сказала я, — Посмотри вниз. Не отводи взгляд.

— Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем, — цитирует он, — И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.