Палата всегда пуста и холодна. Унылые белые стены, белый тюль и лучи солнца сквозь него, капли дождя или мокрый снег, голые кровати без матрасов и белья, кроме двух — моей и Элис. Элис почти всегда торчит в палате, но что она есть, что её нет — без разницы. Мы абсолютно чужие, настолько, что эту отчужденность можно ощущать в воздухе. Иногда я вспоминаю Элли. Или Эмми? А может, Ханни? Какой у неё был голос? Какие у неё были волосы? Когда я думаю о ней, то чувствую тепло. И мне хочется подольше задержать в себе это приятное чувство, но оно почти всегда ускользает, живя лишь несколько секунд.
— Тебе плохо здесь? — спросила Элис, заметив моё состояние.
— Мне плохо везде. А здесь — особенно.
— Ну, в психушке всегда плохо. Выйдешь на свежий воздух, встретишься с друзьями и повеселеешь.
— У меня нет друзей.
— Так заведи.
— Это все равно, что сказать простуженному человеку «так не простужайся».
— Тогда в чем дело? Почему тебе плохо?
— Парень умер, родители считают ошибкой, все друзья отвернулись. Действительно, почему?
— Ты чувствуешь одиночество. Тебе кажется, что ты никому не нужна в этом мире.
— Так и есть. Я хочу сменить палату.
— Хорошо…
— Какие самые бесноватые?
— Соседняя, третья. Там вроде кровать свободна.
Меня согласились перевести. Я в последний раз посмотрела на пустую палату. Элис ушла к врачу, она снова стала плохо себя чувствовать. В окне виднелся кусочек сада, оголенные деревья и темные дорожки, припорошенные снегом, кусты, старое дерево, раскинувшее свои ветви, и впалые черные окна. Одна из тропинок вела к заднему двору и окну с решеткой. Что-то там произошло, влюбленные сердца воссоединились. Что-то я там потеряла и что-то приобрела. Но что?
Это уже не важно. Что бы это не было, оно уже далеко, и нас разделяет время и пространство. Поэтому я отвернулась и ушла, волоча за собой свои немногочисленные пожитки. Шла по широкому коридору, и мимо меня проходили подростки в похожих одеждах. Наконец, палата номер три. Я открываю дверь…
…и мне в лицо летит подушка. Вонючая подушка.
— Какого, пардон, хрена?! — я отняла подушку от лица.
— Ой, новенькая?! — ко мне подбежала все та же бесноватая рыжая девочка, которую я видела в первый день.
— Новенькая, новенькая, — усмехнулась я, — Меня зовут…
— О, знаю! Ты Задающая Тупые Вопросы Невообразимая Тупица С Волосами, Похожими На Солому!
— Надо же, запомнила.
— А меня зовут Зои!
Меня обступили девочки в похожих коротеньких шортиках.
— А меня Кларисса, — представилась прыщавая девочка в очках с толстыми линзами.
— А меня Сара, — представилась девочка на коляске с короткими синими волосами и челкой до середины лба.
— А меня Клэр, — сказала смуглая девочка с длиннющими лохматыми волосами и в черной шляпке.
— А меня ты уже знаешь, тупая обезьяна, — сказала Жюли.
— А я Сандра, — представилась я.
— Нет, ты Задающая Тупые Вопросы Невообразимая Тупица С Волосами, Похожими На Солому, — захихикала Клэр, — Тебе это имя подходит. Не зря Блейна считают самым проницательным человеком.
— Ну да, очень проницательный, — заржала я.
— Ты зря смеёшься, — серьезно сказала Клэр и посмотрела на меня внимательно из-под шляпы, — Он один из Знающих.
— А ты тоже одна из них?
— Нет, я сама по себе.
В общем, когда мы вдоволь наболтались, то уже прозвучал отбой. Пришла санитарка, провела обычные процедуры, и ушла, погасив свет.
— Пойдёмте к мальчишкам? — шепотом спросила Зои, убедившись, что санитарка ушла.
— Не хочу, я сегодня намереваюсь своровать кое-чей сон, — захихикала Клэр.
— А я пойду, — вызвалась Кларисса и решительно поправила очки, сверкнув ими.
— А тоже, — вздохнула я, — Делать-то всё равно нечего.
К мальчишкам мы перебирались по стене, по выступам. Всё время я боялась упасть и напоминала себе не смотреть вниз. Наконец мы ввалились в окно, ведущее в комнату мальчиков.
На стене красовались драконы, тигры и — кто бы мог подумать! — цветочки. Постели были разобраны, одеяла разбросаны. Внутри было жарко, жарче, чем у нас.
— А вот и девчонки! — обрадовался тощий очкарик.
— Как дела, Задающая Тупые Вопросы Невообразимая Тупица С Волосами, Похожими На Солому? — спросил Блейн.
— Отвратно, как и всегда, — я подсела к нему на кровать.
— Поговорим? — внезапно спросил он и махнул рукой.
И всё вокруг исчезло. Осталась только кровать. Блейн больше не был глупым подростком, рисующем непристойности. Теперь он походил на волшебника, а в его янтарных глазах читалась усталая мудрость. Я почувствовала, что ему можно всё рассказать.
— Всё, что ты скажешь, останется в пределах этой кровати, — сказал Блейн и провел пальцем по моей щеке, — Расскажи мне всё. Я заберу твою боль.
— Мне очень плохо, Блейн.
— Я не Блейн.
— А кто ты?
— Вечность, — сказал он и рассмеялся, — Расскажи вечности всё.
— Мне очень плохо и одиноко. Мне кажется, что что-то забрали, кое-что важное мне, но я не могу припомнить что. Все куда-то уходят, а я остаюсь, как птица со сломанным крылом.
— Воскресать всегда больно. Я умирал и возрождался 9 раз. И всегда испытывал невыносимые муки.
— Это прекратится?
— Конечно, — сказал он, — Сначала боль. Потом ярость. Потом слёзы. Ты пройдёшь через всё это. И в один день ты поймёшь, что живая. И даже посреди зимних морозов ты почувствуешь, как что-то согревает тебя. А всё остальное будет неважно. Ради этого стоит страдать.
— Не уверена, доживу ли я до этого момента.
— Земля замерзает и покрывается снегом перед тем, как снова расцвести.
— Я очень скучаю по нему, — сказала я и проронила слезу.
— Почему ты по нему скучаешь? Ты его любишь?
— Я не любила его… И не люблю. И никогда не полюблю.
— Ты кому это пытаешься доказать: мне или себе?
Я в непонимании уставилась на него. На его губах заиграла лукавая улыбка.
— Любовь казалась тебе чем-то неправильным, недопустимым. Ты всегда считала, что ты не заслуживаешь её. Раз мир тебя не любит, то и ты его любить не будешь. А потом пришел Марк и порвал все шаблоны. Он знал, что твоё сердце сковал лед. Но всё равно любил тебя. А ты?
— Я не люблю его. Он зря любил меня.
— Скажи это. Скажи голую правду, не приукрашенную ничем.
— Я не люблю его.
— Ты не любишь его?
— Я не люблю его!
— Ты действительно так думаешь?
— Я не люблю его!!!
— Я не верю тебе.
— А мне плевать, веришь ты или нет!!! Я не люблю его, понятно?!
— Не ври мне, — усмехнулся Блейн, сощурив золотые, похожие на два солнышка глаза.
— Я…
Он выжидающе посмотрел на меня. Невыносимый взгляд, им можно вскрывать вены. От него пахло весной и полынью. Ненавижу полынь.
— Я люблю его… — прошептала я и сама испугалась своих слов.
— Вот видишь, всего три слова, — услышала я сзади.
— Марк!!! — я вскочила и резко крутанулась на 180 градусов.
Он сидел передо мной, скрестив по-турецки ноги. Такой знакомый, эти волосы, эти зеленые глаза и крупные веснушки, эта кривая улыбка, этот запах сигарет.
— Ты теперь уходишь? — спросила я.
— Теперь да, — кивнул Марк.
— Прости меня, — сказала я, — Я ведь предупреждала, что я сволочь последняя.
— Мне всё равно, — сказал Марк.
— Не уходи, — сказала я, — Пожалуйста, побудь со мной. Хотя бы минуту. Мне и этого будет достаточно.
— Тут нет ни минут, ни секунд, — сказал Марк, — Правда освободила меня. Это смешно, не находишь? Всего три слова. — он рассмеялся. Опять этот заливистый, беззаботный смех, — И ты теперь свободна. Не плачь, вампирчик. Мы ещё встретимся. Кстати, мне понравились твои стихи. Красиво ты лжёшь.
Я схватила его за руку. Она была теплая и мягкая. Мне хотелось схватить его и утащить к себе и никогда в жизни не отпускать. Но он должен идти. Мёртвых нужно отпускать. И я его отпустила, а он шагнул в тёмную бесконечность и растаял, как утренний туман. А моя рука ещё долго хранила его тепло, и до утра я чувствовала шлейф аромата сигарет.