— Мальчишки… — Королева хлопнула себя рукой по лбу.

Мы просидели так до рассвета, играя, переругиваясь, смеясь, схватившись за бока. Другие Тени, привлеченные шумом, тоже подтянулись, а мы с удовольствием приняли их в свою компанию. По крайней мере, я была точно довольна.

— Смотри, снег пошел…

Я задрала лицо кверху. Снежинка растаяла на моих губах, оставив после себя холодную воду.

В Прихожей, как всегда, был холодный зимний вечер. Лебедь ежился от холода, снежинки таяли в его темных волосах, щеки раскраснелись. Мне впервые было холодно здесь, кончики пальцев онемели, волосы взмокли, дыхание паром вырывалось из носа.

— И это странно, — сказал Лебедь, — Раньше здесь не никогда не шел снег.

— И мне никогда не было холодно здесь, — сказала я, — Гляди, даже снег не тает. Я что, потеряла свою силу?

— Не потеряла, — успокоил меня Лебедь, — Просто это знак. Причем очень плохой знак.

— Что-то плохое случится? Интересно, что?

— Я не знаю. Но мне это очень не нравится.

— Что делать тогда?

— Пойдем на юг.

Мы шли по глубокому снегу, оставляя косой след, с трудом поднимая замерзшие ноги. Ветер развевал одежду, пробирался до неё, шарил по коже, трепал волосы. Вдали виднелись приветливые огни, но сколько бы мы не шли, они не приближались, только удалялись.

— Под ногами! — вдруг вскрикнул Лебедь.

Я посмотрела вниз. Заледеневшее озеро. Под коркой льда была не вода, а…

— Что за…

Всё исчезло, осталось только это озеро. Я, как завороженная, наблюдала за неясными мелькающими образами.

Зеленоволосый в вагоне поезда. Неосмысленный взгляд глаз, в которых отражались огни и линии. Окружен пальто, шляпами, перчатками. Окружен серым. Корни отрасли еще больше, волосы тусклые, грязные, мышиного цвета. Со стороны кажется, что он ест, пьет, дышит, а значит живет. Вот именно, что кажется: он лишь пустая оболочка, отдаленно напоминающая человека. Имитация жизни, ходячий алгоритм «нормальности».

Вечность пал, сраженный болезнью. Он умирал медленно, страшно. Кашель, кровь, мокрота, рвота, холод и жар. Лихорадка, горячка, бред, сны-осколки, от которых не увернуться. Восковая кожа, пот, стекающий со лба, кровь, смешанная с мокротой, румянец, высохшие губы, жар, волнами исходящий от него. Склонившиеся Халаты, крики, плач, бессилие и невозможность помочь. И Кит, пожалевший о своей упрямости. Перед тем, как Вечность ушел, они наконец помирились — но разве стоит оно того? Стоило ли так тянуть?

Застывший Несуществующий, потерянный в толпе. Он не видит своего отражения в лужах, он не слышит звука собственного голоса, он подносит руку к лицу и не видит её. Поэтому он не замечает, как машина несется на него, сбивает и проносится дальше, и оглушающую тишину нарушает «шмяк», визг тормозов и истошный женский вопль.

— Эй! Эй! Болтушка, ты в порядке? Скажи хоть что-нибудь?

Лебедь склонился надо мной, его волосы, пахнущие сушеными травами и мылом, почти касаются моего лица. Он опаляет мои замерзшие щеки своим горячим дыханием, его серые глаза широко раскрыты и испуганно смотрят на меня. А у меня нет сил даже на то, чтобы ответить.

— Элли! Элли! Элли, прошу, очнись!

Я всё еще не могу поверить. И я не верю.

НЕ ВЕ-РЮ!

— Скажи хоть что-нибудь, Элли! Элли!!!

— Ты тоже это видел? — хрипло спросила я.

— Да, — мрачно ответил Голубь.

— Что это такое? Что это за…

Я не успела договорить, потому что увидела Вечность, сидящего на льду, скрестив ноги.

— Что это было?! — я бросилась к нему, — Вечность, что это было?! Будущее?! Только не говори мне, что это правда! Неужели этого нельзя избежать? Мы же с Лебедем избежали! Значит, и вы можете!

— Знаешь, почему в Прихожей пошел снег? — спросил Вечность, — Эта зима будет очень холодной. В такую холодную зиму Иные беззащитны. Холодная зима принесет с собой болезнь и несчастья. Вы с Вороном смогли этого избежать… А сможем ли мы?

— Я больше не Ворон, — сказал упомянутый, — Я Лебедь.

— Ого, — Вечность посмотрел на меня так, будто впервые видит, — Так ты спасла его? Но почему ты…

— Кое-кто принял жертву за меня, — мне стало грустно, когда я вспомнила Маму, — Зима будет холодной? Я чувствовала это. С первыми холодами почувствовала, что что-то не то. И сначала подумала, что это Кошка виновата.

— Кошка тут не причем, — сказал Вечность, — Между прочим, она одна из нас. Ну, почти… Грань не может решить, стоит ли её впускать.

— Пока она не разрушит цепь, Иной она стать не сможет, — сказал Лебедь, — Мертвым здесь не место.

— Тогда я помогу ей, — загадочно улыбнулся Вечность, — Вечно с влюбленными что-то не так. Может, открыть вам секрет, что любить можно нормально? А? Почему я вообще должен объяснять такие очевидные вещи?

Он встал и потянулся, но подскользнулся и ударился седалищем. Я рассмеялась, а Лебедь тактично сдержался.

— А насчет увиденного не волнуйтесь, — сказал он, потирая ушибленное место, — Всё будет нормально.

Безлунными ночами я могла тихо красться по коридорам. Видела я не все, а вот надписи на стенах были особенно разборчивые. Если подойти к ним поближе, то можно услышать голоса писавшим их. Некоторым надписям был почти с десяток лет… Интересно, сколько лет самым старым? Сколько лет этому месту? Старше меня, по словам Халатов. И старше некоторых из них. Ласка говорила, что когда она была маленькой, эта больница уже стояла, причем она уже тогда считалась старой. Буревестник шутила, что это место построено на индейском кладбище. Я поверила и испугалась, а девчонки несколько дней ржали надо мной…

Так странно. Я иду по коридорам, вижу их по-новому. Я не узнаю их. Наверное, потому что я теперь Тень.

А Кошка-то в другую палату перебралась. Сопит, мирно вздымая бока. Такая умиротворенная. Тот типчик за её спиной всё-таки исчез. Она выглядит так, словно избавилась от груза, много лет давившего на её плечи. Она выглядит… Живой. А это самое главное. Возможность жить и чувствовать боль и счастье — вот самое драгоценное. Когда-нибудь она поймет, как ей повезло. Но это уже будет после страданий и простой человеческой боли, терзающей когтями её сердце.

Буревестник громко храпит, свесив руки и ноги. Её рыжие кудри рассыпаны по подушке. Щеки, как обычно, ужасно конопаты. Она милая, когда спит. А вот когда проснется…

Ворожея спит в шляпе, черные волосы закрывают её лицо. Она повернулась на бок, что-то почесала и пробормотала во сне.

Отступница  спит без очков и с расплетенными косами. На животе, уткнувшись лицом в подушку. И, кажется, тоже храпит.

На миг я пожалела, но потом увидела намечающийся рассвет вдали, и поспешила свалить.

— Да, я тоже ходил проведать палату, в которой лежал когда-то…

— И как?

— Нормально… Вечность мило сопит, Кит храпит, как паровоз.

— А в Клетку ты ходил?

— Да. Теперь она была мне не страшна — просто тесная белая комната.

Мы сидели с Лебедем и Королевой за столом, попивая чай. Вокруг был весьма контрастный пейзаж — опять заснеженные поля.

— Знаете, откуда этот чай? — спросила Королева.

— Из других миров? — предположил Лебедь.

— Неа. Из воспоминаний.

— Из прошлого? То есть, этот чай протух, получается? — воскликнул Лебедь, — Фууу!

— Люди скоро умрут, а мы тут чаи гоняем, — проворчала я.

— Не бойся, Поступь, зима нескоро, — сказал Лебедь.

— Не сказала бы, — ответила Королева, — Я уже слышу шаги болезни. И шорох снежинок, которые окрасят всё в белый.

— Вот именно! — я вскочила, — Прекратите быть такими легкомысленными! Я не потерплю, чтобы кто-нибудь умер! Только через мой труп!

— Гениально, — хмыкнул Лебедь.

— Есть один шанс, — вспомнила Королева, — Самой холодной зимой, самой длинной ночью Грань забирает особо понравившихся ей Иных. Хотя, это всё зависит от желания Иного. Хочешь — отчаливай, не хочешь — не отчаливай.

— И как угодить Грани? — фыркнула я, — Хотя, в флирте я просто мастер.