— Эй, давайте уже что-нибудь друго…

Договорить я не успела, потому что обомлела. Он сидел, прижавшись спиной к стене. О да, я это помню. Сны менялись, исчезали старые, появлялись новые, но этот оставался неизменным.

— Знаешь, ты ведь в какой-то степени застрял здесь, в этом тоннеле.

Ворон удивленно посмотрел на меня.

— Что ты вообще знаешь? Этой мой сон, а не твой. Это мои страхи.

— Ты больше не один. Пойдем домой.

— Ты знаешь, почему именно тоннель?

— Потому что… Ты в нем застрял в детстве?

— А ты догадливая… Однажды ребята решили подшутить. Они заперли меня здесь и ушли… Я тогда был слишком мал и ничего не понимал.

Его лицо исказилось страхом и болью.

— Я искал выход, пока не свалился от усталости. Я лежал на грязном полу в нечистотах, вдыхая запах гнили, и по мне ползали крысы, кусая меня. Они так громко пищали, что я не мог уснуть. Я чувствовал их коготки и голые хвосты через одежду. Они кусали мои пальцы, а я не мог даже пошевелиться, чтобы прогнать их.

— Сколько дней ты там пробыл?

— Мне показалось, что сто лет. Но мне сказали, что 4 дня. Я думал, что потом все закончится, но ночью все мои кошмары оживали. И тогда я понял, что остался здесь навсегда. Поэтому я прошу вновь и вновь черную кровь забрать меня. Но даже на то, чтобы утопиться здесь, у меня не хватает сил.

—  Пойдем домой, Ворон… Я знаю, где выход из тоннеля. Скоро все закончится.

Мы пошли вперед, шаркая по грязному покрытию. Вскоре мы увидели железную ржавую дверь. Она послушно отворилась, издав душераздирающий скрип. Свет ударил по глазам…

Я услышала звон разбитого стекла. Всё покрылось трещинами: и грязные стены, и слизистые потолки, и холодные трубы, и безмятежное летнее небо, и высокая трава, и мутная вонючая вода.

Самый главный кошмар разбился вдребезги и растворился, забрав с собой все остальные.

Но что-то еще разбилось, верно?

— Что бы вы делали без меня, ребята?

Мама стояла вдали, махая нам рукой, а в её груди на месте сердце зияла дыра.

— Мама! — хором крикнули мы.

— Ты бы не смогла, муза. И ты, мальчишка, тоже. А вот я всегда хотела уйти красиво. А это разве не красиво?

— Красиво… — прошептал Ворон, и по его щеке скатились две слезинки, — Очень красиво, Мама.

Мы помахали ей рукой. Она улыбнулась, отвернулась и ушла, растаяв на горизонте.

И теперь оперение Ворона стало белоснежным. Нет… Он больше не Ворон. Он Лебедь.

Я очнулась лежа на скамейке в саду, заботливо укрытая клетчатым пледом. Он сидел рядом, читая книжку. Тень листвы опускалась на белые страницы.

— Вау, Лебедь, ты сейчас похож на умного человека! — воскликнула я, — Тебе бы очки и костюм. И причесаться…

— Какая ты всё-таки противная, Поступь, — фыркнул Лебедь.

Я рассмеялась.

— Ты вообще понимаешь, что натворила? — мрачно спросил он.

— Что? — испугалась я.

— Ты спасла мою жизнь! — воскликнул он.

— Какой ужас. Как я посмела, — усмехнулась я, но тут же погрустнела, — А Мама приняла за меня жертву. Она и вправду настоящая мама.

— Да, — улыбаясь, сказал он, — Нежная, строгая, насмешливая, отважная. Она правильно поступила и никогда не пожалеет о своем решении. Так что и мы должны уважать её выбор.

— Но… Мне так грустно.

— Мне тоже, Элли. Мне тоже…

====== Увидевшая ======

— Что ты делаешь?

Лебедь рисовал что-то, встав так, чтобы я ничего не увидела. Развалины в лунном свете казались в какой-то степени красивыми. Свалки мусора, бутылки, окурки, шприцы, пятна крови на щербатых кирпичных стенах, дырявая крыша, через которую были видны звезды, похожие на светлячки. Дверь была полуоткрыта, к ней вели полусгнившие ступеньки. Казалось, кроме нас, здесь никого нет, но в темных углах собрались незримые силуэты, с любопытством наблюдавшие за движениями руки Лебедя.

От скуки я принялась разглядывать дверь, нарисованную чьей-то дрожащей рукой недалеко от входа.

— Интересно, её можно открыть?

— Можно, — ответил голос сзади, — Но не всем.

— А кому можно? — с любопытством спросила я, — А мне можно? Или Лебедю?

— Ты ещё пока молодая. Слишком незапятнанная и целая. Вот обзаведешься парочкой шрамов — тогда добро пожаловать.

— Дарящий, ты когда успел придти? Любишь же появляться внезапно, — усмехнулся Лебедь.

Он отошел в сторону, открыв нашему взгляду рисунок. Мама, словно смотревшая на нас змеиным взглядом раскосых глаз. Такая живая, что мне захотелось до неё дотронуться. Как он добился такой живости одним куском кирпича?

— Ты знал? — спросил Лебедь.

Я не видела Дарящего, но почувствовала, как он замер, удивленный, пораженный, расстроенный, шокированный.

— Как это произошло? — спросил он.

— Она приняла за нас жертву, — сказала я, — Она разбила свое сердце, чтобы спасти Лебедя.

— Вот как? — безучастно сказал Дарящий, — Очень красивый рисунок, Лебедь. Прямо как живая. Будто она сейчас смотрит на нас.

— Так и есть, — сказал Голубь.

Я наконец повернулась к Дарящему, чтобы разглядеть его. Но у меня ничего не вышло: он казался размытым пятном, блеклой тенью. Как я не пыталась сфокусировать взгляд, у меня ничего не выходило. Как на смазанном фото…

— А тебя я здесь не видел, ты новенькая? — с любопытством спросил Дарящий, — В первый раз вижу, чтобы муза становилась Тенью… Интересно.

— Меня зовут Поступь, больше всего на свете я люблю моменты, сломанные часы, красную краску, ракушки, гальку, круглые камешки, морскую соль, сирень, садовые гномики, рассвет, росинки, мотыльков, чердаки, горячее какао, старые записи, весенние костры, майские вечера и тенистые аллеи! О, в ТЦ я всегда играла в автомат с игрушками, и ни разу не выигрывала! Прямо закон подлости какой-то. Ох! А еще я много чего боюсь. Моря, песка, акул, плохих песен, стрижей, русалок, тухлых яиц, безлунных ночей, черной крови, белых комнат, крахмала, белых подушек, светящихся грибов, леса, огня, осенних рассветов, циферблатов. А ещё у меня нет секретов, и мне нет дела до чужих секретов. Зачем они вообще нужны? Я не люблю секреты, я люблю надежду и счастье.

— А ещё ты любишь болтать, — добавил Дарящий.

— А то! Это мой способ заявить о себе миру. Это мой способ заявить о себе всем! Это мой способ доказать себе, что я жива.

— Хороший способ.

Мы одновременно повернули головы. Королева сидела на подоконнике, ветер развевал её белые волосы и белое платье. Она была похожа на фарфоровую куклу или привидение. Только черные глаза всё портили.

— Давно не виделись! — обрадовалась я, — Что новенького?

— Помнится, в вашу первую встречу ты её чуть ли не послала, — заметил Лебедь.

— В Ночь, Когда все Двери Открыты я помогла одной несчастной, которая связана цепью с мертвым.

— Кошка? — задумался Лебедь, — Она поняла, что за обещание?

— Нет, не поняла… Она решила избавиться от него радикально, разрубив цепи.

— И помогло?

— На время. Потом он вернется, и всё начнется сначала.

— Грустно всё это… — горько вздохнула я, — Даже не знаю, что хуже: быть мертвым или с черной кровью.

— Да уж лучше мертвым, — буркнул Лебедь, — Эта штука знаешь какие жуткие вещи делает с людьми?

— Да уж знаю, — рассмеялась я, — Сама тебя вытаскивала…

— Оба исхода ужасны, — сказала Королева, — Ладно, не будем о грустном. Сейчас все хандрить начнем, только ауру испортим. Давайте лучше поиграем в картишки!

Она вынула откуда-то колоду карт. Мы расселись кругом и принялись играть в подкидного.

Кто бы сомневался, что выиграет Королева. Она тихонечко посмеивалась, победно взирая на нас своими чернющими глазами.

— Опять своими королевскими штучками пользовалась?! — возмутился Лебедь, — Так нечестно!

— Научись проигрывать красиво, Лебедь, — усмехнулся Дарящий.

— Это ты так утешаешь себя тем, что все время проигрываешь? — заржал Голубь.

— А с черной кровью ты не был таким противным, — задумался Дарящий, — Может, затащим его обратно в тоннель? Полежит, подумает хорошенько о своем поведении…