— Тут дело не во времени, просто так получилось, — сказал Ворон, — Бедная Поступь, я бы обнял тебя, но нам нельзя касаться друг друга.

Он вдруг вскочил и побежал куда-то.

— Не оглядывайся! — крикнул он, — Сиди здесь.

Я сидела на скамейке, которая вся была в остреньких листьях продолговатой формы, чертила ботинками какие-то рисунки на песке, смешанном с галькой, смотрела на центральную клумбу, залитую солнечным светом. Это вечное лето больше не приносило мне успокоение — оно плавило сердце.

На мою голову осторожно опустился венок. Я почувствовала нежный запах сирени. Ещё давно я небрежно оборонила, что это мои любимые цветы. Неужели он запомнил?

— Цветы, конечно, не такие яркие, да и половина недозревшие или перезревшие, но надеюсь, это хоть немного утешит тебя, — то ли весело, то ли грустно сказал он.

Да… Букет был не самым красивым, но мне действительно полегчало, я была счастлива, словно глупая маленькая девочка, которую впервые сводили в планетарий.

— Странный ты. Или это я странная? Вроде утешил меня, а вроде ещё хуже стало. Хуже от того, что мне грустно здесь.

Он сел рядом со мной так, чтобы я не видела его лица.

— Тебе… Плохо здесь?

Я не решилась ответить, потому что только сейчас до меня дошло, насколько он одинок. Если я уйду, то кто у него останется? Друзья либо покинули его, либо стали теми, кем лучше не становиться. Родители перестали его навещать, как только сдали его сюда. Для Халатов он безнадежный случай, набор диагнозов в медицинской карте. Днями и ночами он сидел наедине со своими монстрами в тесной Клетке, вцепившись руками в прутья решетки и глядя на лоскут неба, опасаясь, что если отведет взор, то всё исчезнет. А потом монстры ушли, как ушел и страх, и наступила тишина, стирающая границу между выдумкой и реальностью, ним и остальным миром. Его спасением и отдушиной стала ледяная пустыня, и та вскоре исчезла. А потом пришла я, веселая болтушка-хохотушка, которая все время несла какую-то бессвязную чушь и растормошила его. Болтушка, которая делилась с ним приятными снами, разбавляя вереницу кошмаров.

— Мне кажется, что я не имел право так поступать. Я создан для такого — путешествия, новые секреты, оторванные корни и мокрое оперение. А ты скорее садовая роза. Если вырвать тебя, ты завянешь.

Его голос задрожал, но он тут же совладал с собой.

— Должен был ли я отрывать тебя от друзей и посиделок на крыльце? Должен ли был я превращать весну в вечность? Этого ли я хотел? Создал я или разрушил? В конце концов, я сделал только хуже. Все, чего я хочу — это чтобы ты была счастлива. Я надеялся, что смогу сделать тебя счастливой, смогу поделиться своим светом, но мой свет черен.

И он глухо рассмеялся, и в этом смехе чувствовалась невыносимая боль и треск разбитого сердца.

— Это не твой свет черен, это тьма в тебе черна, — сказала я.

Он замер.

— И эта тьма — часть меня. Глупая девчонка, ты поверила сладким речам черной вороны, и теперь ты пропала.

Он повернулся ко мне, и его лицо исказилось кривой усмешкой.

— Ты говоришь, что Мама тебя назвала Вороном? Нет, она называла тебя не так!

— Чего?!

— Твои перья белы. Это тьма окрасила их в черный, это темная кровь поглотила тебя.

Он посмотрел на меня исподлобья, его серые глаза  налились кровью. Венок у меня на голове завял, птицы замолкли, небо заволокло тучами. Стало холодно, словно осенью, поднялся колючий ветер. Я съежилась, обхватив туловище руками. Венок сорвало с моей головы и понесло в сторону фонтана. Он скрылся в потемневших водах.

— Да что ты вообще знаешь, муза?! — вскричал Ворон.

Небо стало черным, вода в фонтане превратилась в кровь. Пение птиц обратилось в визги, деревья, словно когтистые лапы ястреба, потянулись ко мне. Меня словно пригвоздили к скамейке, хотя я в глубине души понимала, что надо бежать.

На мои колени опустилась веревка.

— Хватайся, девочка, чего сидишь?!

Я автоматически схватилась за неё, и обладатель ласкового, и в то же время резкого голоса так резко дернул, что я едва не упала.

Мы побежали прочь из потемневшего сада и оставшегося в одиночестве Ворона, а я так и не решалась задать вопрос: куда?

— Да не «от», — нетерпеливо объяснила смутно знакомая женщина, — А «к». Точнее, в центр. Прыгай!

Земля так резко ушла из-под моих ног, что я завизжала, как в фильме ужасов.

— Мне потрудятся объяснить, что тут происходит?! Обычно милый мальчик вдруг взбесился, сад потемнел, какая-то тетка поволокла меня неизвестно куда, а тут ещё и это!

— Поступь, иногда ты хорошо соображаешь, а иногда можешь быть такой недогадливой! Забыла, что ты только что про кровь говорила?

— Да я сама не знала, что несу! Слова как-то сами возникли!

— Просто рот у тебя работает быстрее головы. Муза, что ещё сказать? Хотя ты сейчас Тень. Но муза всегда останется музой, даже если превратится в бабуина.

Мы всё еще падали в кромешной тьме, пахло сыростью, плесенью и… канализацией?

— О, прости, что вспылила. Я такая импульсивная! Нетрудно догадаться, кто я.

— А мне трудно, — буркнула я, — Кто ты вообще такая и откуда столько знаешь про нас?

— Ну, знаю я только про Ворона, ведь это я открыла ему его имя.

— Разве не нарекла?

— Нет, наречь именем нельзя…  Я открыла ему его имя. И ты права, изначально его звали не Вороном, а Голубем. Когда я встретила его, его перья уже были серы. Но в нем еще оставались силы. Он хотел стать Тенью, но для этого ему нужно было найти тебя. Он искал в толпе, на перронах, в кафе, на дискотеках. Он искал тебя везде и готов был отправиться на край мира. На что я ему сказала, что ты сама его найдешь, когда понадобиться. Вы встретитесь там, где вы свободны. Там, где общались ещё с самого детства. Мальчишка долго голову ломал, где это…

Она с умилением рассмеялась.

— Мы думали, что став Тенью, он освободится. Но от тьмы не убежать, её можно только победить.

— Ну, я уже побеждала её…

— Не-не-не. Ты её прогнала на время. У тебя нет такой власти, чтобы победить её.

Она горько вздохнула.

— Один юноша, чистый, как горный родник, смог победить тьму в той, кого любил больше всего на свете. Но для этого ему пришлось отдать своё сердце. Оно разбилось — так красиво разлетелись хрустальные осколки… Кто бы мог подумать, что такая красота окажется столь хрупка?

— Ага, кажется я знаю, ради кого он его отдал, — я широко улыбнулась, но тут же осеклась, увидев её строгий взгляд.

— Сейчас ты приземлишься. Я дам тебе клубок, один конец которого буду держать. Ты иди и разматывай его, и не вздумай отпускать, иначе никогда отсюда не выберешься.

— Что я буду должна делать?

— Ну, смотри по обстоятельствам…

— Че?! Хорошая инструкция, нечего сказать! Прямо как наш химик перед лабораторной!

— Может, тебе придется вонзить нож ему в сердце. А может, в своё… Я не могу сказать, что тебя ждет.

— Помнится, когда я ныряла за Клэр, меня спасли…

— У Клэр не настолько всё плохо… Так, всё, бери клубок и топай вперед.

Она протянула мне красный клубок.

Я опустилась на пол канализации. В стороне журчала черная кровь, с потолка слезала слизь и краска, по трубам сновали крысы. Воняло так, что уж лучше совсем не дышать.

— Это что, твой внутренний мир, Ворон? — нервно рассмеялась я, — Очень мило! Прямо как лофт Джо, местные художники бы застрелились от зависти. Ой, то такая жуть была! А всем понравилось… Хотя Пепе сказал, что его сортир выглядит лучше. Ха-ха! Смешной был мальчик. Ну и пусть идёт лесом!

Я говорила, чтобы не сойти с ума от подступающего со всех сторон дикого ужаса. Мои слова отзывались гулким эхом, отражающимся от грязных влажных стен. Крысы согласно попискивали. Вместе мы хоть как-то пытались заглушить гнетущую тишину. Я принялась петь надоедливую песню, которую одно время все время крутили по телеку и радио. А потом пела «Лестницу в небо» и «Путь в Ад». А потом Селену Гомез и Бритни Спирс. А потом пересказывала сюжет «Ханы Монтаны». А потом цитировала смешную историчку, над шутками которой ржала вся школа. А потом цитировала директора, который не шутил, но над ним тоже смеялись. Потом пародировала Зои, Клариссу, Саймона, Грега, Эрика, Клэр. Нитка почти закончилась, но пейзаж не менялся: всё та же канализация и те же крысы.