— Что случилось, мой дражайший племянник?! — встревожился Алричи.

— Благородный дед, наш нежный и любящий Умбриох, прикован к постели в результате несчастного случая, да смилостивится над ним Жнец! Ему нужен ты, его любимый сын! Помоги ему, молю!

— Какое горе настигло нашу семью! — Алричи закрыл лицо руками, — Конечно, я приеду к нему! Прямо сейчас приеду! — он повернулся ко Ангуль, — Прости меня, возлюбленная, я вынужден покинуть вас!

— Ничего, ничего, — заверила его Ангуль, — Семья — это святое!

— Как сладки ваши речи и как правдивы! — заулыбался Алричи, — Но знайте, я не забуду, и, видят боги, вы встретимся, мы обязательно встретимся! Прошу вас, не лейте слёз, наша разлука лишь испытание для любви! Но настоящая любовь выдержит его!

Он вдруг замер.

— Подождите, не двигайтесь. Я хочу запомнить этот момент. Вы, стоящие в тени кипариса, снежинки в ваших черных кудрях, ваши маленькие ручки, сложенные на этой прелестной груди, эта горделивая осанка и ласковый взгляд. Не забывайте меня, прошу вас. Помните вашего покорного раба.

Забудешь тут, как же.

Он уехал с мальчиком, а Ангуль осталась стоять, согревая дыханием руки. Голова кружилась. Глазами было больно двигать. Пошатываясь, она вернулась домой. Странно, что домашние не выскочили из кустов.

Вскоре зараза распространилась по дому и заболели все. Особенно тяжело приходилось двойняшкам и жене Андуло. Бедная женщина совсем ослабла и теперь целый день лежала в постели и металась в бреду. Детей было кормить некому, они пили коровье молоко. Ангуль, отмучившись где-то с неделю, быстро пошла на поправку. После отъезда Алричи родители не успокоились, а наоборот, ещё активнее стали наседать на Ангуль с замужеством и дали ей месяц на поиски жениха. Жёны братьев осуждающе качали головой. Только Андуло относился с понимаем, за что Ангуль была ему очень благодарна.

Знахарка посмотрела на жену Андуло, которая была совсем плоха, и развела руками, сказав, что её дни уже сочтены. Отец обругал её и назвал глупой старухой, выставив на порог и не заплатив, а та поклялась не переступать порог этого дома. Андуло за это на отца рассердился. Так что матери пришлось поехать в другую деревню за лекарствами.

Погода ухудшилась. На улице было невозможно находиться. Ледяной ветер дул в лицо, снег забивался в рот и ноздри, ноги утопали в снегу по колено. Через две недели отсутствия матери жена Андуло скончалась. Андуло обвинил семью в её смерти. Он ударил отца и ушел из дому в лес на целый день. С тех пор Андуло и отец больше не разговаривали. Ангуль пыталась всеми способами их помирить, но у неё ничего не получилось. Так они коротали время в ожидании матери: злые, хмурые, скрывающие страх и разговаривающие только по делу. В доме стало очень тихо, и эту гнетущую тишину нарушали только завывание ветра да кашель и стоны больных. И так всегда: летом все беззаботны, все напасаются едой и хорошими воспоминаниями на зиму, а зимой мёрзнут, подсчитывают припасы, порой голодают и думают, переживут ли зиму. Деревни живут в одном ритме с природой и зависят от неё и её милости.

Мать вернулась через месяц с пустыми руками. В соседних деревнях тоже эпидемия. Все знахари, как один, подтвердили, что эта страшная болезнь — чахотка. Больных оградили от всех и избегали с ними контакты. А из больных были дети, отец и Андуло, решивший перед смертью поцеловать свою жену, наплевав на риск заразиться. Для них выделили отдельные комнаты, а сами спали в спальне родителей. Ангуль взяла заботу о больных на себя, ухаживая за ними и кормя их, присматривая за их состоянием, в то время как мать работала целый день, пытаясь хоть как-то прокормить семью.

Вскоре дети умерли. Отец и Андуло всё время кашляли кровью, метались в бреду, а их кожа была похожа на горячий воск. Они были бледны, как полотно, и только щеки были красными. Их губы были покрыты коркой. Они стонали, ослабевшие от своих кошмаров и болезни, их волосы спутались, щеки впали, под глазами образовались синяки, они осунулись. На больных было страшно смотреть. А Ангуль было страшно даже дышать, она старалась как можно скорее сменить компрессы, покормить их и произвести прочие действия ухода, и сесть подальше, присматривая, чтобы если что, придти на помощь. Февраль шёл медленно, в сопровождении невидимого ужаса, витающего в воздухе и тучей нависшего над деревней. Было так холодно, что не хотелось идти на улицу, так что выходили только по делу: что-нибудь продать, купить лекарства, неохотно поболтать с соседями и убедиться, что везде то же самое, что и у нас. Все безделушки уже давно продали, соседи, раньше помогающие друг другу, теперь заботились только о себе и своих родных, неохотно оказывая помощь даже в обмен на что-то. Изредка проходившим торговцам продавали всё, что могли пропадать, покупая еду и лекарства. На одну корку хлеба могли питаться весь день. И целыми днями мёрзли, ссорились и толкли сушёные травы, чтобы хоть как-то облегчить страдания больных, в глубине души понимая, что шансы на спасения невысоки.

В итоге выжил только Андуло. Эпидемия ушла из нашей деревни неслышными шагами, оставив горе, отчаяние и смерть. Мать на обряде сожжения тела рвала на себе волосы и клялась остаться безбрачной до конца жизни. Андуло едва держался на ногах, он опустил голову вниз, закрывшись отросшими и спутавшимися волосами и старался не смотреть на остальных. Никто не видел его выражения лица, но Ангуль знала, что он плакал. Ей тоже было грустно и больно. Отец так и не исполнил своего обещания собственноручно подобрать ей жениха. Она хотела избавиться от этой проблемы, но не таким же образом. Ангуль не проронила ни слезы, но её преследовало ощущение, будто её окатили кипятком и вскормили что-то горько-острое.

Весну все встречали безрадостно. Андуло всё ещё кашлял и ослаб после болезни. Он похудел и ходил грустный. Тень былого задорного красавца, любимчика женщин и любящего брата. На него было невозможно смотреть.

Как мать и обещала, замуж она не вышла. Работала теперь за четверых, редко с детьми разговаривала. Ангуль перестали капать на мозг с замужеством, но она предпочла, чтобы продолжили. С чем угодно. Лишь показать, что они ещё живы, что они не сломлены.

Лето наступило быстро и незаметно. Урожай после такой погодки был не очень хорошим. Но саранчи и болезней не было. Семью навещали сестры и Миоло. Они помогали чем могли. Миоло и Ангуль насильно тащили Андуло на праздники, на прогулки и гуляния. Знакомили с девушками. Но он словно погрузился сон, словно что-то в нём вдруг оборвалось. Не раз он говорил, что должен был умереть вместе с женой. Что он не должен был выжить. Никто не знал, что ему ответить.

Июнь подходил к концу. Мать вроде бы оправилась. Она говорила, что отец ей часто снится. Он говорит, что ему больно видеть её слёзы. Что смерть — это лишь этап. Что для любви не имеет значение ни пространство, ни время. Она либо есть, либо её нет. А остальное — лишь пустые отговорки. Мать часто просыпается в слезах. Но это не слёзы боли.

Андуло нашёл утешение в гончарном деле. Он целыми днями делает вазы, на которые рисует сцены из мифов. На одной вазе он нарисовал себя, жену, отца и детей. Они резвятся в саду. Ваза была потрясающе красивой, но он её не продал, а оставил себе, поставив в свою спальню.

У Миоло и его жены вскоре родился ребенок. Назвал он его в честь отца. Они часто навещали Ангуль и семью, и дом вскоре опять наполнился детскими криками. Но это были уже не те крики, не то лето. Как прежде, уже никогда не будет, мать уже никогда не будет напевать народные песни, топча виноград. Братья не будут подначивать друг друга подсмотреть за купающимися девушками. И Умбре с мужем уже не смогут сидеть на крыльце рядышком, плетя браслеты и улыбаясь в блаженном молчании.

Ближе к августу, ближе к тому самому дню Ангуль всё чаще вспоминала Цайиль и понимала, что решение принято. И что она о нем не пожалеет. Мать не стала её удерживать. После смерти мужа она многое осмыслила и поняла. Люди — это преходящее, а Природа вечна и постоянна. Как бы не было больно, не стоит удерживать людей, потому что мы находимся в маленькой лодчонке в штормующем море жизни и ничего не можем с этим поделать. Андуло обнял сестру так страстно и так крепко, что та поразилась. Уж от кого-кого, а от него она такого не ожидала. По щекам потекли слёзы.