А потом у Ангуль появился поклонник. Пухлый, кудрявый и бородатый. Когда она сидела на веранде и пряла пряжу, он положил ей венок из цветов на колени (где он раздобыл цветы посреди зимы, не уточнил) и пропел песню о коже её цвета меди и манящем сияние шоколадных глаз, о листьях, вплетенных в её волосы цвета теплой южной ночи, о горделиво вскинутой дуге брови, о нежном трепете ресниц, об изящном стане и переплетениях узора на широком челе, о едва раскрытых устах, влажных и манящих, словно лепестки розы, покрытые росой. О прекрасных пальцах, окрашенных в цвета спелых плодов и аромате винограда, исходящего от пышного юного тела, о прикосновении нежной кожи, напоминающее дуновение теплого ветра, и взгляде, в котором прячется жаркое южное солнце. А ещё, что его любовь подобная пламени и бурлящей реке, что он будет влюбленных соловьем петь ей у её ног, что его благословила сама богиня любви Эхера, ниспослав ему такое сокровище, что его любовь вечна, он он будет осыпать её цветками роз и целовать её руки, что он готов содрать с себя кожу ради одного взгляда прекрасных блестящих глаз, небрежно и мимолетно брошенного, что он — её преданный пес, слуга. Когда его тирада под аккомпанемент струнных инструментов и трещоток сопровождающих его юношей и девушек, закончилась, всё, что Ангуль могла сказать, это было «ну дела». Уж чего-чего, а такого ответа незадачливый поклонник не ожидал. Он, конечно, опешил, а потом возмутился. «Он вообще думал о том, как это будет выглядеть со стороны?!» — подумала про себя Ангуль, глядя на вытянувшееся от изумление лицо мужчины.

— Но… Ведь я люблю вас трепетно и нежно, страстью я воспылал к прекрасной амазонке, рожденной в морской пене, я готов валяться в ваших ногах! — поклонник опустился передо ней на колени, — Да я ради ваших глаз готов рвать и метать! Пусть мои руки будут облиты горячей кровью! Всё ради вас! Ради вас! О, умоляю, скажи мне хоть слово! Ваше молчание рвет меня на части!

— Соглашайся, дура, — шипит мать из-под едва приоткрытой двери, — Он же такой романтичный! Ах, я плачу! Вот это настоящая любовь, благословленная самими богами! Архет сей альхурато! *

— Молю вас! О, вы дочь богинь, вы сама нимфа, я вижу ореол святости вокруг ваших дивных волос! О, смилуйтесь! — продолжал он.

— О боги мои! Как это чудесно! — всхлипывая, воскликнула жена Миоло. Потом она и вовсе разрыдалась. Вокруг них столпилось всё семейство и ожидающе смотрело на Ангуль .

— Да я ведь вас совсем не знаю! — воскликнула Ангуль, — Как я могу выйти за вас замуж?!

— О, разве нужно время для любви?! — заломил руки мужчина, — Наш союз благословлен богами! Мы связаны Судьбоносной Лентой! Во сне я видел, как богиня сошла с небес и поцеловала меня, о, это был знак! Наша встреча предопределена! Но я и не смею рассчитывать на ваш поцелуй, ведь кто я рядом с вами?! Вы, святая, необыкновенная, жаркая, божественная, чистая и прекрасная! И я, жалкий червяк, шавка, насекомое! О, как я ничтожен!

— Я… Не могу, — едва слышно проговорила Ангуль.

— Ты что?! — в один голос воскликнули мать и жена Миоло.

— Да ты вообще что ли?! — взревел отец, — Позор на мою седую голову! Семнадцать лет девке! Восемнадцатый год идёт! А она сидит на шее у родителей без мужа! О, позор! Твоя старшая сестра, Айхея, вышла замуж в четырнадцать за человека, которого не знала до свадьбы! И ничего! Всё стерпится, всё слюбится! Не обязательно друг друга знать, чтобы любить! Боги сводят людей, они знают, что делают! И вас свели боги! Видишь, как он тебя любит?! Так что давай выходи замуж и роди побольше наследников!

— Да не хочу я ни за кого выходить! — Ангуль едва не задохнулась от возмущения, — Я его даже не знаю! Да он мне в отцы годится!

— Наши отцы жили так! — отец назидательно поднял палец вверх, — Тринадцатилетние девушки выходили замуж за тех, кто вдвое старше! Они не виделись до свадьбы! И семьи были крепкими! Помни мудрость предков! Они знали, что делали!

— Ага, семьи были крепкими, потому что жена не могла уйти от мужа, даже если он её поколачивал, — язвительно сказала Ангуль.

— Да как ты смеешь?! — завизжала мать, — Сейчас же выходи за него, а не то голову откручу! Нахлебница! Безбрачная! Наглая девка!

— О, мать, отец, не кричите на это хрупкое существо, — встал на защиту возлюбленной мужчина, — Она ведь так наивна и чиста! Да как можно повышать голос на эту святыню, чистейший родник, девственный оазис в пучине отчаяния жизни?!

— Ой, а что же вы в дверях стоите? — засуетилась мать, — Проходите, проходите, выпейте вино!

— О, нет, не стоит, мать, — отказался мужчина, — Я не хочу разорять ваш славный дом.

— А откуда вы? — полюбопытствовал Андуло.

— О, я из славного дома Серио, мой отец — благородный господин Умбриох, брат мой — великий мореплаватель Арнухи, а сам я — бродячий певец, решивший повидать мир, на других посмотреть и себя показать, и зовут меня Алричи.

— О, великий господин, мы не знали, что это вы! — домочадцы пали ниц, — Мы может вам что-нибудь предложить?

— О, не стоит, встаньте, — Алричи повернулся ко Ангуль, — О нимфа, я бы всё отдал, лишь бы вечно ходить с вами по Солнечным Рощам, пока тень от виноградные лоз падает на вашу оливковую кожу! Я буду ждать вас у ствола старого кипариса через три дня, и тогда вы скажете мне свой ответ!

Алричи поклонился Ангуль, поцеловал кончики её пальцев и удалился, оставив всех ошеломлённо смотреть ему в след.

Всё три дня родители не давали покоя Ангуль. Отец сказал, что она позорит семью, а мать грозилась высечь её до крови. Жена Андуло давала советы по поводу брачной ночи и советовала родить как минимум трёх. Андуло говорил, что лучше Ангуль выйти за него хотя бы из-за богатства и свалить из этой, как он выразился, семейки умалишенных. Это ещё больше усугубляло и без того ужасную обстановку в доме. Ещё и дети заболели. Вызвали знахарку, которая прописала им какой-то отвар. Ангуль надеялась, что это поможет, хоть и понимала, что знания знахарки очень ограничены. В какой-то мере она понимала злость родителей. Еды мало, людей много.

Через три дня она встретилась с Алричи. Настроение было паршивым, так как она с утра проснулась с больным горлом и горячим лбом. Закутавшись потеплее, девушка вышла к кипарису. Там уже стоял Алричи.

— О муза любви, вы пришли! — он набросился на неё и принялся целовать ей руки и шею, — О, как вы прекрасны, эти ланиты цвета вина и горящий блеск в черных глазах!

— Да отстаньте же от меня! — Ангуль оттолкнула Алричи, — Я больна, вы можете заразиться!

— О! — Алричи театрально заломил руки и опустился на колени, — Какое горе постигло вас! Жестокая болезнь сломила это юное тело! О, если бы я мог чем-то помочь! Я бы созвал лучших знахарей, я бы окружил вас любовью! О, если бы я мог, я бы отдал за вас жизнь!

— Перестаньте устраивать спектакль, я просто простыла!

— О, горе мне! Дыхание жестокосердного Царя Ледяной Пустоши настигло вас, о возлюбленная моя!

Ангуль мучинески воздела руки к небу и прокричала какое-то неведомое ругательство, которое услышала от Цайиль.

— Я не умираю! Со мной всё в порядке! Это простуда! Вы что, никогда не простужались?!

— Но, возлюбленная, простуда может оказаться смертельной, — умоляюще взглянул на неё Алричи, — Сестра покойной матушки, да возрадуется её душа во владениях мудрейшей Айшаи, чуть не погибла от простуды, которая переросла в чахотку, но над ней боги смилостивились и она сейчас пребывает в добром здравии.

— Мне жаль сестру вашей матушки, но у нас есть хорошая знахарка, которая, если что случится, меня вылечит. Но я не думаю, что это что-то серьезное.

— Ну как знаете…

И тут раздался топот копыт. Двое, как по команде, повернули головы в сторону источника звука. На белоснежном коне с роскошной гривой скакал мальчик лет десяти. Его черные грязные волосы волнами ниспадали до плеч, а руки и ноги были тонкими, несмотря на торчащий живот. Он выглядел встревоженным.

— О, возлюбленный дядя Алричи, да благословят тебя боги и будет твой век длинным и безмятежным, случилось ужасное горе! — прокричал наездник.