«Сие было в котором году, – не помню, также и которая была компания. Командиром в то время был при том наряженном Донском войске полковник Илья Федоров сын Денисов, который и взял меня за отличную проворность к службе в ординарцы, так как и от других станиц у него состояло для разных посылок немалое число.

По выступлении с Дону пришли мы в местечко Познани, где и зимовали. Оной корпус, сколько ни было войск в Познани, состоял в дивизии графа Захара Григорьевича Чернышева.

Потом из Познани выступили в местечко Кравин, где ночною порою напали на передовую казачью партию прусаки, и хотя урону большаго не было, однакож, учинили великую тревогу.

А как тут были в ведомстве у меня полковника Денисова лошади, то в торопости от прусаков, не знаю, как, упустил одну лошадь, за которую мою неосторожность объявленной Денисов наказал меня нещадно плетью.

(Денисов Илья Федорович, донской войсковой старшина и казачий полковник, участник Семилетней войны 1756 – 1763 г г. и Русско-турецкой войны 1768 – 1774 г г. В апреле-сентябре 1774 г. участвовал в боевых операциях против повстанческих отрядов Е. И. Пугачева.)

Из Кравина выступили в Кобылий. Тут, или в другом месте, не упомню, пришло известие из Петербурга, что ея величество, государыня императрица Елисавета Петровна скончалась, а всероссийский престол принял государь император Петр Третий.

А вскоре того и учинено с прусским королем замирение, и той дивизии, в коей я состоял, велено итти в помощь прускому королю против ево неприятелей.

А недоходя реки Одера идущую тут дивизию, над коей, как выше сказано, шеф генерал граф Чернышев, встретили пруские войски, и чрез Одер вместе перешли.

А на другой день, но переходе сам его величество ту дивизию смотрел. Были у прусского короля – сколько время, – не упомню. Отпущены были в Россию.

При возвращении ж в Россию, перешел реку Одер, пришло известие из Петербурга, что ея величество, государыня Екатерина Алексеевна, приняла всероссийский престол, и тут была в верности присяга, у которой, и я был.

В то время было мне лет 20, а о названии себя государем и в голову еще не приходило.

Возвратясь из того похода в дом свой, жил я в своем доме 4 года, в которое время прижил с женою своего сына Трофима, коему отроду ныне 10 лет, и дочь Аграфену, оной ныне шестой год.

(Пугачев Трофим Емельянович (1764 – 1819), сын Е.И. Пугачева. В феврале 1774 г. вместе с матерью С.Д. Пугачевой и сестрами Аграфеной и Христиной взят под стражу, в ноябре доставлен в Москву, в Тайную экспедицию Сената. По приговору суда вместе с матерью и сестрами был заключен в январе 1775 г. в крепость Кексгольм, где и умер в начале 1819 г.)

Пугачева Аграфена Емельяновна (1768 – 1833), старшая дочь Е.И. Пугачева. В феврале 1774 г. вместе с матерью С.Д. Пугачевой, братом Трофимом и сестрой Христиной была взята под стражу, в ноябре доставлена в Москву, в Тайную экспедицию Сената. По приговору суда Аграфена Пугачева вместе с матерью, братом и сестрой заключена в январе 1775 г. в крепость Кексгольм, где и умерла 7 апреля 1833 г.)

«Потом командирован я был в числе ста человек в Польшу при есауле Елисее Яковлеве.

А пришёл туда, та команда принята была в свое ведомство господином генералам Кречетниковым.

Служба наша в то время состояла: выгонять из Польши российских беглецов, кои жили тамо в разных раскольничьих слободах.

А как таковых множество собрано было, то генерал Кречетников отправил нас, донских казаков, при афицерах в город Чернигов, где беглецы и отданы были в ведомство тамошнему коменданту.

А я с протчими казаками приехал в дом свой и жил полтора года, и прижил меньшую свою дочь Христину, коей ныне четвертой или пятой год.

(Пугачева Христина Емельяновна (1771 – 1826), младшая дочь Е.И. Пугачева. В феврале 1774 г. вместе с матерью С.Д. Пугачевой, братом Трофимом и сестрой Аграфеной была взята под стражу, в ноябре доставлена в Москву, в Тайную экспедицию Сената. По приговору суда Христина Пугачева вместе с матерью, братом и сестрой заключена в январе 1775 г. в крепость Кексгольм, где и умерла 13 июня 1826 г.)

«Потом, по насланной из Государственной Военной коллегии грамоте, командировано было из Донского войска в ныне прошедшую Турецкую войну 4 полка.

Командиром при оных был атаман Тимофей Федоров сын Греков. В которой поход, и я в полку Кутейникова во второй сотне хорунжим был послан.

И пришед в Бахмут, стояли целую зиму. А весною пошли на польскую границу, где, совокупясь с военными командами (командир в то время был его сиятельство, господин генерал-аншеф граф Петр Иванович Панин) и пошли под Бендеры.

А как оныя взяли, то выступили на зимния квартиры в город Елисавет.

И из села Каменки отпущен я был в дом свой, так как и другия сто человек казаков в отпуск.

Однакож, я, за болезною своею, на месяц, а по прошествии сроку велено было явиться опять к команде, где обретаться будет армия.

Приехав в свой дом, хотя болезнь моя не умалилась, а умножилась, однакож, как вышел срок моему отпуску, собрал свою команду, и прямым трактом пошол на реку Донец.

А перешед оной, увидел, что по причине своей болезни ехать никак не мог.

 Но, чтоб служба за мною не стала, нанял за себя казака Михаилу Бирюкова, которой в армию за меня с теми ста человеками казаков и поехал.

А я, весьма будучи болен, приехал в дом свой и лежал с месяц.

Как же увидели тут станичныя командиры, что я к выздоровлению безнадежен, ибо на ногах и на груди были величайшие раны, сказали мне, чтоб взял я станичной атестат и билет для свободного проезда и ехал в город Черкаск для отставки.

Которой я получа в руки, также о свободном проезде и билет, в город Черкаск поехал. А по приезде явился к войсковому атаману Степану Данилову сыну Ефремову.

(В 1771 – 1772 г г. комендантом в Таганроге был генерал-майор Даниил де Жедерас)

Оной сказал мне, чтоб шол для излечения ран в лазарет, – «а как де неизлечисся, то и тогда отставка тебе дастся, ибо де я увижу, что ты может быть со временем и вылечисся».

Однакож, я не пошел в лазарет, боясь того, чтоб больше болезнь моя не умножилась, а разсудил пользоваться на своем коште, о чем и Ефремову доносил, сказывая притом, что между тем поеду я в Таганрог к сестре своей для свидания.

На то Ефремов сказал: «Очень хорошо, пожалуй, де, поезжай, вить ты и билет имеешь для проезда, куда хочешь».

Почему я и приехал в Таганрог, зятя своего дома не получил, а сестра незапному моему приезду весьма обрадовалась. А чрез несколько дней, и зять мой в дом приехал.

 Между многих разговоров зять сказывал: «Нас де хотят обучать ныне по-гусарски, и всяким регулярным военным подвигам».

А на то я отвечал: «Как де его кажется не годится, чтоб переменять устав казачьей службы, и надобно де о сем просить, чтоб оставить казаков на таком основании, как деды и отцы войска Донскаго служили».

На то зять мой, Симон Павлов, говорил:

«У нас де много уже и переменено, старшин де у нас уже нет, а названы вместо оных ротмистры; а когда де нас начнут обучать не по обыкновению казацкому, то мы, сколько нас ни есть, намерены бежать туда, куда наши глаза глядеть будут».

На сие я ничего не сказал, а жил тут три недели, стал собираться домой, то сестра моя стала проситься для свидания с материю своею, которую я с позволения зятя своего с собою и взял.

Приехав па речку Тузлов, разстоянием от города Черкаска верст сорок, стал кормить лошадей, в которое время и зять мой меня нагнал в числе трех человек казаков, и сказывал, что они бежали для того, что не хотят служить под новым обрядом службы.

На то я говорил:

«Что вы ето вздумали, беду и со мною делаете, ни равно будет погоня, так по поимке и меня свяжут, в тех мыслях якобы вас подговорил, а я в том безвинно отвечать принужден буду».

На то они говорили:

«Что де ты ни говори, мы назад не поедем, а поедем туда, куда бог наразумит».

А на то я им сказал: