– Не торопись, родная.

Рядом стоял Спесь, хозяин бара. Выглядел он, как мелкий бандит из американских фильмов 90-х годов: достаточно крепкого телосложения, волосы с проседью собраны в малюсенький хвостик на затылке, джинсы, джинсовая безрукавка на голое тело. Он достаточно бесцеремонно спихнул сидящую на соседнем стуле блондинку, но та даже не собиралась возражать, и уселся. От Спеся пахнуло перегаром, выглядел он уставшим.

Вика вернулась на место. Интересно, что на этот раз? Замуж звал дважды, пытался напугать – тоже было, что теперь?

Спесь не торопился. Закурил, картинно выпустил струю дыма в сторону, вызвав у Вики мысленную улыбку. Попытка Спеся произвести на нее впечатление забавляла. Здоровый грубый мужик, весь в татуировках, пытался выглядеть, как заправский мачо. Но Вика, конечно, не была бесстрашной, несмотря на защиту социума. Исходящую от Спеся угрозу она чувствовала, но не показывала своих опасений.

– Как дела? – спросил он.

– Уже ухожу.

– Ну, что ты такая всегда … неласковая? – Спесь положил свою ручищу на плечи Вики. Она демонстративно выпрямила спину, и Спесь, ухмыльнувшись, убрал руку.

Кое-кто из военных, расположившихся за ближайшим столиком, уже обсуждал ситуацию, видимо, намереваясь защитить проводника.

– О, церберы, – обвел их взглядом Спесь, развернувшись вполоборота к стойке бара. – Все нормально, мужики! – крикнул он им. – Отдыхайте!

Спесь показал специальный жест бармену, означающий угостить компанию, бармен принялся разливать напитки.

Манера Спеся вести разговоры раздражала. Всегда долго смотрит, долго думает, чему-то там себе на уме ухмыляется. Но Вика не раз наблюдала за такими разговорами со стороны – нетерпение собеседника забавляло Спеся. А она не хотела доставлять ему удовольствие, поэтому сидела спокойно, сохраняя внешнее безразличие.

– Ты не задумываешься, что каждая ходочка может стать последней? – спросил он наконец.

– Возможно, – ответила Вика, еще не понимая, к чему он клонит.

– А у тебя сын. Хочешь его сиротой оставить?

Вика промолчала. Многолетняя школа Ли, собственные долговременные практики контроля за эмоциями не всегда спасали Вику, когда речь заходила о сыне. Злость моментально закипала внутри при первых намеках об угрозе родному ребенку, а она себя знала: в моменты искренней злости берегов, что называется, не видела. Сделав глубокий вдох, удостоила Спеся полным презрения взглядом и ждала, что скажет дальше. Можно было разжечь ссору, бросить ему в лицо оскорбления, спросив, не себя ли он прочит в отцы, сказав, что лучше сиротой, чем с таким папашей, но ладно… Разговор рано или поздно закончится, и она пойдет домой, к дорогому сердцу Максимке.

– Мы оба знаем, что не сегодня – так завтра. Я обосновался здесь два года назад, ты уже работала.

– Хватит предисловий, – процедила Вика.

Спесь затушил сигарету и наклонился поближе.

– Появился новый скупщик. Готов брать у тебя камушки по двойной цене.

Скупка камений частными лицами строго наказывалась. Военные платили неплохую сумму, которая, увеличившись вдвое, выглядела очень заманчиво. Ну, и Спесь не бесплатно это делает, то есть скупщик платит, как минимум, втрое дороже…

– Как ты себе представляешь? – зашептала в ответ Вика. – Спрятать нереально.

– Реально спрятать там, потом вернуться.

– Одной?

Спесь пожал плечами.

– Подстрахуем.

– Слишком рискованно, – Вика встала, взяла свой рюкзак.

Спесь придержал за руку.

– Подумай, Вика. Проводник-долгожитель подозрителен не только для простого люда. Да и вообще…

Спесь тоже поднялся с места.

– Когда ты на ходочке, кто присмотрит за твоими родными?

Вика уставилась на Спеся, опасаясь, что она правильно поняла этот посыл: у нее нет выбора.

– Подумай. Лучше же сотрудничать на взаимовыгодных условиях.

И Спесь пошел брататься к военным, которых угощал за счет заведения.

На улице было темно и сыро – моросил дождь. Тусклые фонари давали минимум света, но проводники хорошо ориентируются в темноте. Лужи обходить было незачем, добытые когда-то ботинки из свиной кожи на толстой «тракторной» подошве надежно защищали от влаги. Вика шла домой, иногда пошатываясь и наслаждаясь этим ощущением сознательной потери контроля над собственным телом. Это было компенсацией за ходочку, ведь в Землях пребываешь в постоянном напряжении.

Вскоре Вика вышла на «финишную прямую». До пятиэтажки, где она жила, оставалось пройти через не освещенную детскую площадку. Вика задержалась у качели, немного посомневавшись, уселась на нее, не обращая внимание на мокрую поверхность сидения, и стала раскачиваться. Хотелось немного подумать.

В сравнении со многими другими дела Вики и ее родных шли неплохо. У них всегда была еда, приличный уровень комфорта. Однако при наличии средств можно было улучшить жилищные условия. После Разгрома жить стали, как в коммунальных квартирах еще Советской России, и привыкать к этому было тяжело. Вика до катастрофы успела заработать на просторную двушку, после которой жить в квартире, имеющей чуть больше 40 квадратных метров, реально напрягало. Тем более с мамой, папой, сестрой, годовалым племянником. И по сравнению с ситуацией у других, они были в шоколаде.

Мысль ускользала, не об этом хотела подумать Вика. Тихий скрип качели вводил в транс… «Кто будет заботиться о моих, когда я в ходочке?» – вот оно, искомое. Спесь, сука! Зародил тревогу… Может, замочить его? Идея из области пьяного бреда, но Вика проделала мысленно всю последовательность работы пальцами, которая привела бы Спеся к смерти. Внутри похолодело, стало неприятно и маленько жалко его. Мужику, который мнит себя местным царьком, умереть от рук слабой женщины. Женщина, может, и слабая, да руки сильные.

«Так, ладно, – Вика искала выход, жить с тревогой на сердце ей не хотелось, – если не крайнее средство, то что? Можно было бы сдать его своему официальному скупщику, но если окажется, что скупщик Спеся – тоже военный? Еще это может быть проверкой. Хотя, на кой черт? Все хотят камений ради бабла, и никто толком не знает, что в них ценного».

Вика тяжело вздохнула. Вишенкой на торте «послеходочных» размышлений были мысли об Андрее. И в этот раз никакой новой информации о нем не появилось, никаких следов не нашлось.

Она всегда считала себя умной, а после общения с Ли – и мудрой, но Андрюха мог одной незатейливой фразой навести порядок в ее голове, «шугануть всех тараканов», как шутили они. И сейчас бы подсказал что-то дельное, будь он рядом. А вот и слезы.

Вика прислонила лоб к холодному мокрому металлу качели. Это наследие советских времен может пережить не один Разгром. Сколько уцелевших качелей попадалось ей в Землях отчуждения…

Андрей делал ей предложение под дождем именно на детской площадке. Встал на одно колено, волосы мокрыми сосульками прилипли к лицу, полные губы что-то говорили – Вика не помнила точно. Помнила, что смотрела в его глаза, и не верила, что ее так сильно могут любить. После нежного, но сдержанного и временами прохладного Ли, Андрей обжигал ее своей страстью. «Я найду тебя, живого или мертвого. А пока не найду – не будет мне покоя», – вот мантра Вики образца последней пятилетки. Драма нешуточная, иронизировала она над собой, сюжет для индийского кино. Муж пропал, может, зажил новой жизнью, с новой женщиной. Все может быть. Но он должен знать – Вика обязана ему сообщить – что у него есть сын.

– Так и знала, что это ты!

Вика вздрогнула. Наверное, она задремала и не заметила, как подошла Ленка. Сестра рассматривала Вику с интересом.

– Ты что – плачешь?

– С чего бы? – поторопилась возразить та, придав голосу небывалую бодрость. – Не видишь, дождь идет?

Вика в знак приветствия сжала Ленкину ладонь, та улыбнулась.

Пора было идти домой.

Со стороны Вики было, возможно, не очень вежливо не торопиться домой после недели отсутствия. Ведь семья тоже понимала, что для проводника с таким стажем любая ходочка может стать последней. Поэтому и выглядывали, видать, в окна весь вечер, караулили. Но Вике нужен был перерыв, примиряющий тот мир с этим и позволяющий превращаться из настороженного следопыта в любящую дочь, сестру и мать. Сейчас ей предложат любимого чая с имбирем и медом, сестра, если малой спит, сядет напротив и будет присматриваться и прислушиваться, желая убедиться, что Вика в порядке, умом не тронулась. Потом Вика пойдет ополоснуться, а мама с Леной перекинутся своими замечаниями и, довольные, что все благополучно, уйдут спать. И все это под громкий папкин храп, хорошо слышимый в любом уголке квартирки, если не всего многоэтажного дома.