– О нет, мои знания о восточной части мира были весьма размытыми. Это ты просветил меня, Шун-Ди-Го, – с полуулыбкой протянул Лис – так, что непонятно было, благодарит он всерьёз или издевается. – Ты правильно сказал: были попытки восстаний. Все они провалились (и немудрено, учитывая мощь северян)… Но речь о восстаниях, а не о заговорах. Иногда удар ножом в темноте куда действеннее похода с трубами и знамёнами. Проще говоря, кое-кто из лордов Ти’арга давно вынашивал планы переворота, и Светлейший Совет согласился их поддержать. Втайне от Альсунга, разумеется… Как и от Дорелии. Тайна оберегалась так тщательно (что вообще-то редкость для вас, двуногих) – все по-прежнему уверены, что Минши хранит нейтралитет. Даже ты, досточтимый аптекарь.

– Переворота против наместника? Против короля Хавальда? – (Шун-Ди был совершенно сбит с толку. Ноги плохо держали его, и хотелось сесть. Кроме того, было более чем дико выслушивать от Лиса рассуждения о политике Обетованного и словечки типа «нейтралитет». Как если бы дракон или сереброглазое Отражение вдруг заинтересовались средней урожайностью риса на острове Гюлея. Странно и неправильно). – Но если и так… Какое отношение ко всему этому имеет наше плавание на твой материк?

Лис издал разочарованный возглас – так громко, что Шун-Ди потянуло шикнуть на него, приложив палец к губам. Но он не решился: снова вспомнил, какую неприглядную роль играет теперь в глазах Лиса, в его воображаемом действе… Менестрели не сочиняют и не поют песен о бездумных прихлебателях власти. Никогда, ни за что – разве что хулительных.

– Неужели ты правда до сих пор не сообразил, Шун-Ди – Гордящийся-Глупой-Бородкой? Печально, однако… Совет хотел подстраховаться, разумеется. Подстраховаться нами.

Шун-Ди осознал, что его мутит.

– То есть… Все вы – лучники-кентавры, Двуликие, драконы, боуги… Советники собирались использовать вас для переворота на материке? Вы нужны были им лишь как…

– Как мясо, – жёстко закончил Лис. Соловей в лимонном дереве всё повторял свои трели, становившиеся более разнообразными; на их фоне эти безжалостные слова вдвойне обескуражили Шун-Ди. – И ещё – как средство запугать противника. И как способ сохранить своих людей – вас, двуногих миншийцев. Почему бы не использовать неразумных колдовских тварей, раз уж есть такая возможность, рассудили они? Снарядили корабль с группой магов, лекарем и одним целеустремлённым молодым торговцем – наследником большого состояния, подающим надежды… Дальше ты знаешь. Они хотели выяснить, чем и как можно купить нас. И это вполне разумно: будь я на их месте, меня отнюдь не восхищала бы идея бросить свои войска против альсунгцев. Ты, Шун-Ди-Го, наивно поверил в то, что их заботят твои карты, или дружба с нами, или сведения о нашей жизни, которые тебе удалось добыть… Но всё это – ложь, от начала до конца. Позже, если угодно, я смогу предоставить тебе доказательства. Например, если такой же прекрасной ночью ты поможешь мне пробраться в Дом Солнца.

Шун-Ди поднял голову и увидел, что звёзды почти пропали. Сад затопила густо-лиловая предрассветная дымка. Соловей смолк, но в аккуратно подстриженной траве под кустами послышался стрёкот первых сверчков. Ветер усилился, и запах тигровых лилий смешался в прохладном воздухе с ароматом лотосов, которые начали пугливо раскрываться в фонтане.

Шун-Ди оглянулся и посмотрел на свой дом. Посмотрел со смесью печали и радости: ведь скоро придётся вновь попрощаться с ним, вновь пуститься в путь, который неведомо куда приведёт.

– Наверное, я догадался, что ты задумал. Выкрасть яйцо драконицы Рантаиваль – единственное оружие, которое в итоге получил от меня Совет? Это так, Лис?.. И вернуть его на запад?

Лис покачал головой. Простыня съехала с него почти наполовину, но он даже не пытался закутаться поплотнее: Шун-Ди давно заметил, что Двуликим обычно теплее, чем людям, а их кожа горяча наощупь. Будто изнутри их согревает огонь звериной сущности – тот же янтарный огонь, что пляшет в глазах.

– Не на запад, – тихо сказал его друг. – На ваш материк, в Ти’арг. К тем двуногим, кто найдёт ему более достойное применение. К тем, кому я и мои сородичи действительно хотели бы помочь.

…В путь, который неведомо куда приведёт. В опасный, но желанный путь – бок о бок с Лисом.

ГЛАВА VI

Альсунг, наместничество Ти’арг. Замок Рориглан – тракт – замок Кинбралан

Остатки дня были потрачены на лихорадочные сборы – теперь уже в обратную дорогу. Вдруг поднявшаяся жара тоже была лихорадочной: в Ти’арге воздух редко бывал таким пыльным и душным, даже в разгар лета. В жаре поселилась тревога – скорее именно тревога, чем скорбь; Уне казалось, что она чувствует на коже её липкие, докучливые прикосновения.

Уна едва знала Риарта Каннерти и придавала мало (наверное, до преступного мало) значения узам, которые их связали. Риарт был заносчивым, избалованным, а в совместном быту, пожалуй, обнаружилась бы ещё пара сотен недостатков, не заметных со стороны. Он производил впечатление заурядного человека; Уна уже и не помнила, когда это успело стать для неё худшим из приговоров. Тётя Алисия, дядя Горо, мать и даже… Даже сын кухарки, Бри – не были заурядными (несмотря на то, что предательство Бри она так и не сумела простить). А Риарт Каннерти – был. Просто один из юных ти’аргских лордиков, чья семья дрожит за свои добрые отношения с двурами из Ледяного Чертога. Один из тех, кто привык развлекаться, когда взбредёт в голову, и считать, что всё Обетованное принадлежит им.

Один из тех, кому нет никакого дела ни до истории с философией, ни до магии и легенд о западных землях за океаном.

По крайней мере, Уна привыкла думать о нём так.

Лишь теперь, после жуткого письма из Каннерана, в сердце ей вполз промозглый холодок – будто червь, разбухший после осенних дождей, или болезненный приступ Дара. Этот человек, каким бы он ни был, был её наречённым. Они поклялись друг другу в верности перед четвёркой богов и перед собственными семьями – пускай будучи почти детьми. И, вдобавок ко всему, он был совсем молод, а смерть молодого всегда выбивает из колеи (если, конечно, наступает не в битве).

Что-то подсказывало Уне, что Риарт, при всех своих неприятных чертах, мог бы стать хорошим лордом – подданным короля, хозяином слуг и крестьян, опорой семьи и замка. Мог бы стать и хорошим рыцарем, если бы Великая война с Дорелией потребовала от него взяться за меч – а рано или поздно такое наверняка бы случилось. Мог бы стать…

Хорошим мужем? Уна не знала. Не так уж это и важно, в конце концов – учитывая то, что произошло.

Злодейски убит под собственной крышей – совсем как Робер Тоури, первый в её роду. Уна не представляла, как и почему. Пьяная драка с кем-нибудь из заезжих приятелей? Но о Риарте говорили, что он крайне редко для молодого человека притрагивается к вину или элю. Бунт крестьян? Но Каннерти ни словом не обмолвились о каких-нибудь беспорядках на своих землях. Месть обиженного слуги или обесчещенной служанки? Это тоже мало похоже на Риарта – к тому же разве он не смог бы одолеть такого врага?..

Самоубийство? Как-то нелепо даже думать о подобном в случае Риарта.

Тёмные семейные тайны – такие же мглистые, как в башнях Кинбралана? Возможно, и так: Уна ведь никогда не жила среди Каннерти и, в общем-то, мало знала о них. Но очевидно, что они души не чаяли в Риарте, единственном наследнике рода. Старый лорд Каннерти, его дед, был заядлым охотником и нежно звал внука «своим соколёнком»; когда старик умер, львиная доля его любви к мальчику, видимо, переселилась в родителей. Всякий раз, когда речь заходила о победе Риарта на турнире, о его успехах в альсунгском и дорелийском языках или удачной охоте, или о том, как однажды он в осенние холода быстрее крестьянских парней переплыл озеро Кирло – всякий раз лица лорда и леди Каннерти освещались довольством, напоминая морды сытых и пухлых зверей.

Уна не допускала, чтобы кто-то из родных желал Риарту зла. В письме они скорбно и гневно клялись искать убийцу по всему Обетованному – и воздать ему по заслугам, если найдут. Написать, конечно, можно всё что угодно, и Уна-то точно знала, что чернила не гарантируют правды, но… Проще было поверить в месть – вот только от кого? За что?