Раздвинув шторы, Дорвиг шагнул на балкон – ещё одна особенность Академии, где эти самые балконы понатыканы даже в дома людей победнее. Двура Хелт смотрела на город, заснеженный и залитый рассветными лучами. Как всегда, куталась в свои меха, перекинула через плечо золотую косу. Совсем ведь девчонка, если разобраться… Девчонка, подобно всем бездетным женщинам. Как всегда, при встрече с ней Дорвиг чувствовал смесь отцовской нежности и недоверия.
Перед Двуром Двуров положено вставать на колени, но Дорвиг лишь поклонился, насколько позволяла ломота в спине. Перед ним всё-таки женщина – пусть и королева.
Хелт подняла на него глаза и ясно улыбнулась.
– Вот мы и встретились, Дорвиг.
– Да, моя госпожа.
– Я приехала этой ночью.
– Я знаю, – не спрашивая разрешения, Дорвиг встал с ней рядом – кряжистый дуб бок о бок с берёзкой… Не надо забывать, что у этой берёзки в ручках теперь полмира – и что она явно не собирается на этом останавливаться.
У берёзки-ведьмы… Дорвиг вздохнул. Вспоминая о проклятом порошке и той морской твари, он каждый раз ощущал позорную дурноту. Вот что Хордаго бы никогда не одобрил. Нечестная была битва, и нечестная это война. Вот она, Академия, лежит перед ним, сверкая белым и серым камнем да серебряными шпилями десятка библиотек – покорная, точно девушка после свадьбы, наполовину опустошённая… И сам он стоит на балконе во дворце короля Тоальва, а на сердце неспокойно. Что-то идёт не так, и не отмолить им у богов своих ошибок. Но останавливаться поздно.
– Отчего ты печален, мой верный Дорвиг? – певуче спросила Хелт. И положила узкую ладошку ему на прикрытое соболем плечо. – Говорят, ты дрался как вепрь. Я и не знаю, как благодарить тебя за твою отвагу.
Дорвиг хмыкнул в усы. Лесть давно не действовала на него – даже лесть правителя или красивой женщины.
– Не лучше и не хуже, чем всегда, двура. Не привык я драться верхом, но всё получилось, хвала богам.
И снова у Дорвига вырвался вздох: об одном из отрывков той битвы (славной битвы, надо признать) он почему-то не мог думать спокойно. Тот парень, рыцарь у второй стены – давно он не видел, чтобы кто-то так храбро дрался. Не хорошо или умело (этого как раз недоставало), а именно храбро – до молодецкого безрассудства, нисколько не боясь смерти. Жаль, что он ти’аргец: безымянный бог войны был бы доволен им.
Эйвир Тоури – кажется, так он назвался, тот мальчишка. Другого Тоури, такого же синеглазого и молодого, заколол один из десятников Дорвига в этом самом дворце. Мелдона, кажется – на него указали как на приближённого короля, а с ними разговоры были короткими. Этот трус захлёбывался слезами и умолял его пощадить… Уже после того, как старый калека Тоальв принял яд от придворного лекаря. Да, кажется, уже после. Вот ведь червяк – и не поверишь, что брат того Эйвира…
Ох уж эти южане. Даже умирать не умеют, как следует.
– Тогда разгони свою тоску и празднуй со всеми, – сказала Хелт. – Передышка будет недолгой.
– Это хорошо, двура, – отозвался Дорвиг. – Я не устаю от войны.
– Только от мира, я знаю, – Хелтингра опять улыбнулась. До чего же всё-таки холодные у неё глаза – будто две льдинки. Бедный двур Форгвин, светлая ему память: нелегко, должно быть, с такой женой… – Всё сделано согласно моим приказам?
«Моим приказам»… Ох, Хордаго – до чего, старина, тебя не хватает. Или хотя бы молодого Конгвара.
– Да, моя госпожа. Всё как в Хаэдране. Суды, лечебницы, торговля и так далее оставлены им, – (Дорвиг скривился: по его мнению, это было совсем не разумно), – а нам передано всё, что связано с землёй, войском и кораблями… И налоги, само собой. Но я в этом ничего не смыслю, двура. Говори со своими советниками.
– Конечно, – кивнула Хелт. – Я лишь хочу, чтобы город восстановили, как должно… Чтобы профессоров Академии оставили в неприкосновенности. И чтобы прекратились ненужные убийства, – голос её звучал теперь ровно, но скользил холодом, словно лезвие по коже. – Ты сможешь это устроить?
Дорвиг долго не отвечал. «Ненужные убийства» – хорошо говорить об этом бабе, которая не держала в руках меча. Она всерьёз надеется взять город без «ненужных убийств»? Да разве ребята простят ему, если он не позволит им поразвлечься?..
Мысленно Дорвиг сплюнул. Что ж, прибыла законная повелительница – значит, с весельем придётся покончить. Тем более добрая половина войска готова трижды умереть за эту голубоглазую вдовушку. Наивные дурни. Сам Дорвиг знал, что если и умрёт, то только за Альсунг и себя самого.
– Я прикажу сотникам унять своих, двура, – сказал он. – И в самой Академии мы больше не покажемся, если пожелаешь.
«…И если так уж любишь своих пузатых профессоров в синих тряпках».
– Пожелаю, – ответила Хелт. – Чуть позже я составлю перечень наказаний за нарушения дисциплины. И выдам тебе, чтобы ты объявил его всем.
– Наказаний, моя госпожа? – хрипло переспросил Дорвиг.
– Наказаний. Ну, к примеру, штраф в пять кристаллов за кражу у ти’аргца, – спокойно продолжала Хелт. – Лишение лошади или шлема за проход на чужую землю без дозволения хозяина либо моего приказа. Пять ударов плетью за убийство лорда, жреца, учёного или рыцаря вне поля боя.
– Это… Но это же… – с Дорвигом редко такое случалось, но сейчас он слова не мог вымолвить – язык плохо слушался. – Твои воины… не привыкли к такому, двура, – наконец сказал он, сдержав дрожь гнева. – Им это покажется унизительным.
– Чьё имя двур Конгвар назвал перед смертью, Дорвиг? – вкрадчиво осведомилась Хелт. Она уже не смотрела на Дорвига – только на перекрестья улиц, где мельтешили фигурки людей. Дворец Тоальва стоял в тихом квартале, вдали от центра Академии; Дорвиг слышал, что у дорелийцев заведено иначе. Он вздохнул, сжимая в кулак руку возле ремня – ох, хорошо, что оружие положено оставлять на входе…
– Твоё, моя госпожа.
– Так вот, мои воины – это мои воины. Я во многом иду им навстречу, и не им решать, что унизительно из моих приказов, а что нет. Всё, что я делаю – для блага нашего войска и славы наших кораблей. Кстати, пополнение из Альсунга уже в пути?
– Да, треть всех взрослых мужчин, как ты и велела, – отозвался Дорвиг; это распоряжение его тоже не устраивало (можно ли в такую пору оставлять почти без защиты Ледяной Чертог?), но не возмущало так, как эта новая причуда. – Гонцы передали твои слова, и корабли уже на пути сюда… Но, двура, плети… Это наказание для раба, а не для свободного!
Хелт притронулась пальчиком к виску; Дорвигу в этом почудилась томная, южная усталость. И верно, она не настоящая северянка. Почему же Хордаго и Форгвин так ценили её, неужели столько лет заблуждались?
– Это наказание для преступника, – нежный голос резал сталью. – Раба или свободного – не имеет значения. А ты сам сказал, что не советник, Дорвиг.
Дорвиг молча поклонился, но затаил обиду. Вдовушка напрасно считает, что может безнаказанно оскорблять своих лучших людей… Как того же молодого Уддина. Дорвигу вспомнились слухи, долетавшие из Хаэдрана – что-то о какой-то краже, после которой в опалу попал Уддин, рубака, каких поискать. Стащили у Хелт то ли ожерелье, то ли другую бабскую побрякушку – а люди перед штурмом Академии стрекотали об этом. Смех, да и только. Смех и стыд.
– Теперь о лордах, – продолжала Хелт. – Через два восьмидневья я хочу назначить встречу для присяги и обсуждения всех вопросов о земле и прочем. Лорды съедутся сюда, ко мне – по крайней мере, по одному от каждого рода. Я хочу, чтобы твои воины обеспечили им охрану и неприкосновенность в Академии. Пусть те отряды, что остались в их замках, сопровождают их.
Дорвиг снова поклонился, на миг представив, как Хелт поджигает своим мерзким колдовством дом, где разместит на ночлег бедных лордов. С неё станется… Хотя – нет, слишком уж она осторожная. Но подлости бы хватило.
– Доклады честны, Дорвиг? Нам действительно сдались все замки?
– Все, моя госпожа… Только вот с одним были накладки, но всё уже кончено.
