Одна за другой женщины откинули вуали и оказались столь прекрасны, что все вокруг ахнули. Даже Гаури неверяще приподняла бровь. Лица незнакомок напоминали образа из храмовой резьбы, недостижимые и совершенные.

У одних кожа была шелковистой, цвета полированного золота. У других – темно-синей, как павлиньи перья. У третьих вместо кожи переливалась чешуя. Единственное, что их роднило – голубой отпечаток звезды на шее каждой.

Глаза Гаури расширились. Викрам уставился на сцену… нужное слово вертелось на краю разума, никак не даваясь в руки, но заставляя отойти от женщин подальше.

– Вишканьи, – на выдохе прошептала Гаури.

Да, именно это слово он вспоминал. Викрам содрогнулся. Большинство уджиджайнцев не верили в байки о вишканьях, но отец рассказывал, что его дядя был убит прикосновением ядовитой куртизанки. Ее прислало в дар вражеское королевство, и на следующий же день дядя умер, а куртизанка исчезла. Смерть от единственного прикосновения…

– Узнали их? – спросил впечатленный желтый ванара. – Еще бы не узнали, они ж из ваших. Когда-то были людьми.

– Людьми? – ужаснулась Гаури. – Какая женщина сама захочет стать вишканьей?

Викрам покосился на нее. При дворе Уджиджайна к женщинам относились как к модным безделушкам – легко купить, легко заменить. Мать Викрама, некогда придворная певица, была одной из таких выброшенных вещиц. Ее отослали, как только стало известно о беременности. Викрам знал лишь пару знатных особ, которые задумывались о жизни людей за пределами двора.

Гаури сказала еще что-то, но вопли толпы заглушили ее слова. Вишканья выбрала одного из зрителей, и поднявшийся на сцену красивый музыкант уселся перед ней.

– Они его убьют? – спросил Викрам.

– Главное, что нас не смогут, – отозвался ванара. Затем кивнул на него и Гаури: – А вот тебя запросто. Или ее. Для вишканий нет лакомства слаще человеческих страстей. И нечего на меня так зыркать, наглая девица. С ними ты свой конец не встретишь. Это удовольствие мы лучше прибережем для себя.

– Тогда зачем привели нас сюда? – процедила Гаури.

– Чтоб взглянуть на последнее выступление! – рявкнул другой ванара. – Завтра они отправятся на Турнир желаний…

Викрам приободрился. А вдруг получится пробраться в Алаку с куртизанками? Но, видимо, лицо его слишком уж просияло, потому как желтый ванара расхохотался.

– Ты не первый из людей, жаждущий отправиться с ними, мальчик. Но магию вишканий не обманешь, они тебя не возьмут.

Гаури вскинула голову и вперилась глазами в Викрама. Его внутренности скрутило. Ядовитые куртизанки участвуют в Турнире?

– Пока они путешествуют, никто не наймет их для убийства какого-нибудь мерзкого или подлого царька из мира людей, а значит, никаких больше демонстраций, – вздохнул желтый ванара. – Никаких развлечений.

Вишканья на сцене пела и гладила музыканта по шее.

– Мы будем скучать, когда они уедут, – прошептал ванара.

Перед музыкантом тем временем заклубилось странное марево, и под прикосновения и шепот куртизанки оно ожило, обрело форму, обернувшись человеком из дыма. Дым поманил музыканта, и лицо его исказилось от жажды, но стоило вишканье поднять руку – и марево рассеялось. Музыкант встал, из уголка его рта стекала тонкая струйка крови. Он вытер ее и жадно уставился на вишканью. Как зачарованный. Толпа взорвалась бурными аплодисментами, а Викрама чуть не стошнило.

К нему повернулся желтый ванара, зрачки его так расширились, что почти поглотили белки глаз.

– Видел? Они могут показать то, чего ты хочешь больше всего, и ты захлебнешься собственным желанием.

Серый ванара засмеялся:

– Ах, желание. Та еще отрава.

Викрам нахмурился. Где-то он это уже слышал. Но мысль мелькнула и исчезла, когда их потащили дальше по волшебному краю.

При всей здешней красоте чувствовалась в Иномирье некая незавершенность. Многие здания только начали строить.

Сад с серебряными ростками был огорожен жемчужным забором. Даже небо казалось сшитым из кусков, и ночные островки испещряли белые шрамы – не облака, не звезды, а нити.

Викрам вдруг понял, на что это похоже. Город переживал последствия войны, становясь все более жестким и настороженным.

– Кто победил? – спросила Гаури. – Вы же сказали, что была война.

– О да-а-а, – протянул один из ванар. – Грозная Королева и ее Ледяной Супруг упокоили Хаос, спутали звезды, разорвали нити, прожевали и выплюнули тьму!

Викрам закатил глаза. Их похитили полные безумцы, что не сулило ничего хорошего, но заранее нервничать не стоило. Он ведь знал их слабости, а это величайшее оружие, и другого ему не надо. Викрам и из не таких передряг выбирался, и если бы ради свободы и попадания на Турнир ему пришлось продать душу, он бы так и сделал.

На дне покатой долины раскинулось множество блестящих озер. Здесь словно отгремела мощнейшая гроза, и теперь усеявшие землю серебряные лужи озаряли мир. Серый ванара ловко пробирался меж ними, а Викрам заглядывал в воду, и от увиденного у него перехватывало дыхание. В глубинах луж таился лес стеклянных птиц. Сотня солнц. Тысяча лун. Цепь натянулась, и он поднял глаза на серого ванару. Тот сжимал в руке что-то яркое. Сверкающий рубин. На миг Викрам запаниковал, решив, что это его рубин, но затем ощутил, как родной камень царапает грудь сквозь потайной карман шервани.

«Зачем им пропуск в Алаку?»

Ни о чем другом подумать он не успел, ибо ванары прыгнули в лужу. Ноги Викрама заскользили по грязи, желудок затопило ужасом, и он зажмурился, приготовившись к падению.

Я умирала.

Наверняка. Такой голод выдержать невозможно. Он охватил меня еще на Ночном базаре, словно яблоко умоляло его укусить, и только предостережение ванар не давало впиться зубами в сочный бок. А когда мы прыгнули в зеркальный портал, голод стал нестерпимым. Он застил взор – я едва видела город-призрак, через который нас провели.

На насыпях тут и там полыхали небольшие костры, но улицы были пустынны. Я смутно разглядела потрепанные знамена, свисающие с кривобоких башенок, и кривые зубы горного хребта вдалеке, что ухмылялся все шире, будто силился разорвать мир пополам.

– Дом, – пропел желтый ванара, и даже сквозь мутную пелену голода я слышала боль в его голосе. – Однажды королева Тара вернется. Однажды ее наказание закончится.

Я не запомнила, чтобы меня волокли еще куда-то, но вдруг раздался лязг и грохот, и стало ясно, что нас заперли в темнице.

– Суд состоится на рассвете, – рыкнул серый ванара через дверь.

Комната тонула в затхлом зловонии, и я еле сдерживала рвотные позывы. Стены были выложены из сырого серого камня. В одном углу потолок подпирало железное дерево – слишком толстое, чтобы разодрать каменные плиты и пробиться наружу. Стоять удавалось с трудом. Что-то свисало с железных ветвей, какой-то громоздкий плащ, верно, оставленный предыдущим приговоренным пленником.

Теперь, избавленная от цепей, я наконец смогла потереть одной рукой истерзанную опухшую шею, морщась от боли.

– Думаю, их можно обмануть, – сам себе пробормотал Викрам, прислонившись к стене. – Убедить, что мы знаем, как связаться с их королевой, и улизнуть. Ты ведь еще в силах сражаться?

Видимо, ответ ясно читался на моем лице, потому что Викрам застонал.

– Покажи яблоко.

Я слишком устала, чтобы спорить, так что просто протянула руку. Золотая кожура уже слегка сморщилась, как у не самого свежего фрукта. В тусклом свете казалось, будто яблоко плавится.

– Странно, – промолвил Викрам.

– Твоя мудрость поистине не знает границ.

Мои слова проигнорировали.

– Что чувствуешь?

– Что умру, если не съем это яблоко.

Викрам задумался.

– А что мешает? Попробуй, посмотрим, что будет.

– Ты чокнутый?

– Скорее любопытный.

– Один укус может меня убить!

– Вряд ли. Ванары держали тебя на поводке… а вдруг это специально, чтобы ты не съела яблоко?