— Мы дали ей имя, когда спасли, потому что она не могла вспомнить свое, — ответила Хлоя, пока Рене переваривала новость.

«Моя мать. Моник». Ошеломляющие откровения крутились у нее в голове, и Рене не знала, что сказать или сделать. Она не нашла помощи у своего крокодила. Виктор стоял неподвижно, как статуя, не говоря ни слова. Она обняла его, но он даже ее не утешил.

— Я хочу наконец поблагодарить агентов FUC за спасение своей дочери. — Судя по акценту на слове «наконец», Луиза Ренард не намеревалась терять время. — А теперь, с вашего позволения, нам с дочерью нужно многое обсудить. Я закажу нам билеты домой как можно скорее.

Виктор, наконец, заговорил.

— Она все еще в опасности. Вдохновитель там и, возможно, ищет способ вернуть ее.

— Тогда, возможно, вам следует заняться своей работой и уже начать ловить преступника, вместо того чтобы соблазнять мою дочь.

Глаза Рене расширились, когда ее мать догадалась — правильно — об их отношениях.

— Ре… Моник мне очень дорога, — заявил Виктор, хотя в его монотонном голосе не было ни эмоции.

— Так дорога, что ее едва не поймали? Я слышала, это она спасла вас обоих. Мне кажется, возможно, она не тот, кого нужно защищать. Нет?

Рене не понравился намек, и она вышла из-за спины Виктора, готовая защищать его.

— Виктор сделал все, что мог, но мы попали в засаду.

— «Все, что мог» — это не когда вас чуть не схватили.

Глубоко вздохнув, Рене сказала себе, что не станет больше прятаться от женщины, которая говорила так резко, но будет стоять на своем, защищая своего крокодила.

— Но все же кончилось хорошо. Я не хочу говорить о Викторе плохо. Он всегда был добр ко мне.

К ужасу Рене — «или мне следует называть себя Моник?» — ее мать разрыдалась.

— О, mon dieu! (прим. пер. — «о мой бог», франц.) Я так долго ждала, чтобы найти тебя, только чтобы ты встала на сторону этой… этой ящерицы. Да наши предки переворачиваются в гробу!

Ее мать взвыла, и Рене-Моник в ужасе разинула рот. Что же ей делать? Почему-то первое побуждение — бежать — казалось неуместным.

— Думаю, мне лучше уйти, — тихо сказал Виктор.

Запаниковав, Рене — потому что имя Моник казалось ей неправильным — повернулась, чтобы схватить его за рубашку.

— Нет. Не уходи. Пожалуйста. Ты нужен мне.

С отсутствующим взглядом он откинул прядь волос с ее лица.

— Твоя мать скучала по тебе. Она твоя семья. Идти. Побудь с ней немного. Я буду рядом, если понадоблюсь.

Когда он хотел уйти — даже не поцеловав ее, — Рене обняла его и прижалась губами к его губам. Сначала он напрягся, но потом его губы под его напором смягчились. Он отстранился и прижался лбом к ее лбу, шепча:

— Все будет хорошо.

А потом Виктор ушел, и в ее сердце поселилась боль.

Почему это было похоже на прощание?

***

Виктору хотелось что-нибудь сломать. Хотелось схватить Рене и убежать. Хотелось… получить невозможное.

Осознав, что у Рене была семья, были корни, была жизнь, которая оказалась забыта, но все равно вернулась к ней, он понял, насколько глупой была его мечта.

«Я должен был знать. Холоднокровная рептилия и лисичка не могут быть вместе».

Их разделял не только возраст, но и происхождение. Она принадлежала своей семье и другим таким же, как она. Некоторые виды могут быть вместе, но холоднокровные и теплокровные — нет. Он не сможет дать Рене то, чего она заслуживает — детей, собственную семью.

Хотя сейчас она могла и быть против его решения, он сделал это для ее же блага, и со временем она примет это. Не важно, как это сокрушило его наконец бьющееся сердце.

Самый большой вопрос был в том, как поставить точку. Поступить честно и сказать ей, что все кончено? Или исчезнуть в болоте, и ждать, пока она не уедет и не забудет о нем?

Разум говорил, что он должен выбрать честность. Но боль в сердце победила. Виктор не мог сказать ей, чтобы она уходила. Не мог сказать ей, чтобы она забыла о нем.

Он хотел Рене.

Хотел ее насовсем, даже если не был для нее лучшим вариантом. Даже если она заслуживала лучшего. Он слишком любил ее, чтобы отпустить.

Поэтому впервые в жизни он выбрал трусливый путь. Он отступил в тень, оставив все прелести воссоединения Хлое. Но проследил за ними, когда они пошли обедать. Он сделал это не только из-за своего обещания остаться рядом с Рене. Он боялся, что вдохновитель объявится. Да, зверь его пары был большим и опасным, но, как он узнал, она не могла призвать его по своей воле.

Он будет присматривать за ней, оставаясь в тени, пока не убедится, что она в безопасности. Неважно, сколько времени это займет. А потом он уйдет в болота. Станет злобным крокодилом — по-настоящему, как его дядя Борис, вспоминая и сожалея о временах тепла, о временах, когда он держал ее в своих объятиях.

Черт бы побрал эти идиотские мысли. И как назло, когда хочется почесать кулаки, поблизости ни одного врага.

Глава 21

После того, как Виктор оставил ее на милость матери, которая то разглагольствовала о несправедливости плена Рене на смеси французского и английского, то рыдала о том, как сильно скучает по ней, Рене оказалась словно между двух огней: между радостью от возвращения прошлого, которое она забыла, и беспокойством. Ей не понравилось, как они расстались. Что-то в поцелуе и словах Виктора кричало, что он не вернется. Но ведь он не оставит ее после того, что они пережили вместе?

Несколько часов спустя, вдоволь наслушавшаяся историй и подробностей о своей прежней жизни, Рене была готова идти домой. Домой к своему крокодилу. Часть ее понимала, что женщина, с которой она провела день, была ее матерью — чего она отчаянно хотела. Но она не могла вспомнить ее. Она не помнила ни людей, о которых говорилось, ни историй, которые были ей рассказаны. Не чувствовала мгновенной связи и ощущения возвращения домой, как тогда, когда встретила Виктора. Ей нужно было увидеть его.

— Когда Виктор приедет за мной? — спросила Рене, пока мать суетилась в маленькой кухне в арендованном гостиничном номере.

Хлоя не очень была довольна выбором, заявив, что у них не будет возможности защитить их. Луиза Ренард, однако, поступила так, как захотела.

— Он не вернется.

Сердце Рене замерло, и она не думала, что это из-за лекарств, которые ей назначали.

— Что значит «не вернется»?

Разложив на тарелках китайскую еду, которую они купили перед тем, как подняться наверх, ее мама замерла.

— Я не хочу, чтобы этот человек приближался к тебе. Эта грязная ящерица воспользовалась твоим беззащитным состоянием.

— Не говори о нем так. Он любит меня. И я люблю его.

— Он тебе так сказал?

— Нет, но…

Ее мама скривила губы.

— Пф-ф! Ты сможешь найти себе партию гораздо лучше, чем животное, которое живет в мутной воде. Когда мы вернемся в Квебек, я познакомлю тебя с хорошими лисами. Например, Франсуа, сын моих друзей. Он из очень знатного семейства серебристых лисиц.

«В Квебек?»

— Но я не хочу ехать в Квебек. Я хочу остаться здесь.

С Виктором.

— Остаться здесь для чего? Здесь для тебя ничего нет.

— Виктор здесь.

— Неужели? — хитро улыбнулась мать.

Правда, Рене не видела его с утра, но он обещал остаться поблизости. Он сдержал бы свое слово.

— Я знаю, что он рядом. Он — мой защитник.

— Бедная моя bébé. Боюсь, ты ошибаешься. Он бросил тебя. Все, ты для него — прошлое. Он сделал то, что делает большинство мужчин — забрался к тебе в трусики и перешел к следующему завоеванию.

— Он не такой. Он заботится обо мне, — сказала Рене, отказываясь уступать упрямству своей матери.

Как будто она могла довериться ей, незнакомке. Ее собственные инстинкты кричали, что мужчина, которого она узнала, не стал бы использовать ее таким образом. Он боролся со своим влечением к ней и проиграл, потому что чувствовал нечто большее, чем просто похоть.