Воротишься на родину. Ну что ж.
Гляди вокруг, кому еще ты нужен,
кому теперь в друзья ты попадешь?
Воротишься, купи себе на ужин
какого-нибудь сладкого вина,
смотри в окно и думай понемногу:
во всем твоя одна, твоя вина,
и хорошо. Спасибо. Слава Богу.
Как хорошо, что некого винить,
как хорошо, что ты никем не связан,
как хорошо, что до смерти любить
тебя никто на свете не обязан.
Как хорошо, что никогда во тьму
ничья рука тебя не провожала,
как хорошо на свете одному
идти пешком с шумящего вокзала.
Как хорошо, на родину спеша,
поймать себя в словах неоткровенных
и вдруг понять, как медленно душа
заботится о новых переменах.
Актриса вздохнула, утопая в аплодисментах, протянула руку и жестом успокоила зал. Тихо начала читать с нарастанием громкости голоса:
Прощай,
Позабудь
И не обессудь.
А письма сожги,
Как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звездная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди
и бешеный рев огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
бой, гремящий в твоей груди.
Я счастлив за тех,
которым с тобой, может быть,
по пути.
Это невероятно! Слёзы задушили меня. Мои любимые юношеские дорогие сердцу слова. Вспомнилась моя первая любовь. «…Пусть будет удач у тебя впереди больше чем у меня…», юный смешной и славный Ванечка произнёс эти слова, а мы не знали, кому принадлежат они. В 1968 году мы учились в восьмом классе, а великий поэт Бродский в это время был сослан, этапирован под конвоем вместе с уголовными заключёнными, в Коношский район Архангельской области и поселился в деревне Норинская. В интервью Волкову Бродский назвал это время самым счастливым в своей жизни. Куры копаются в грязи на дворе, в Бродский изучает английскую поэзию, читает Уистена Одена. Это он ещё в 1939 году сказал: «Время… боготворит язык», а мир остался прежним.
Иллюзия присутствия
На эти прекрасные концерты Лиза ходила третий год. Они назывались «Старый Новый год с Денисом Мацуевым», поэтому в их женской компании и стали называться традиционными. В этом году билеты купили поздно и поэтому разрозненно расселись на балконе в разных местах. Огромный зал Crocus City Hall вмещал до семи тысяч человек. Народ, как муравьи, в суете раздевался и хаотично рассредоточивался кто в буфет, кто в туалет, кто так прогуливался в фойе. Программки все раскуплены и что будет звучать в первом отделении неизвестно. Когда в первой части концерта забушевали нечеловеческие страсти, Лиза никак не могла угадать, чья музыка звучит. Вторая часть, более лирическая, исправила её тяжёлое настроение, и нестерпимо захотелось узнать, что же звучало до антракта. Соседка слева, молодая ярко одетая дама ответила, что она понятия не имеет что звучало и ей абсолютно всё равно что, так как она приходит на Мацуева, и остальное не важно. Слава богу, я такая не одна, подумала Лиза, и в антракте вышла в фойе. Группа очень высоких женщин, как потом оказалось, баскетболисток беседовали и держали в руках яркий картон достаточно большого формата с портретом пианиста. Лиза поинтересовалась программой, и выяснилось, что звучал Иоганнес Брамс – первый концерт для фортепиано с оркестром, а во втором отделении ожидался Концерт Рахманинова.
Около сверкающей металлической колонны она увидела Женю. Не стоило сомневаться. Это была она. Такая же тоненькая, с короткой стрижкой, худое лицо в ареале курчавых чёрных волос, бледные губы, весёлый звенящий голос. Прошло лет двадцать, а она всё такая же молодая и весёлая. Лизу бросило в жар, исчез всякий интерес к происходящему, захотелось домой, забраться под одеяло, сладко заплакать и плакать долго-долго, пока не станет легче. Прозвенел звонок, толпа всколыхнулась и медленно поползла в зал. Место слева осталось пустым, видимо любительница Мацуева не выдержала Брамса, а может перебралась в партер. Бурно текущая музыка Рахманинова не поглотила Лизу. Она неотступно думала о Жене. Её лицо стояло перед глазами и слёзы душили и без спроса текли по лицу.
Эта давнишняя поездка в Таиланд так легко переменившая налаженную жизнь, стояла в голове и мысли, раскрашенные в голубую воду пляжей и яркую зелень пальм и плетистых растений, как художественный фильм крутились разматывая эти дни жизни. Лиза не поехала на экскурсию на остров Ко Лан – один из островов в Сиамском заливе на восточном побережье Таиланда. Съеденная на улице жаренная рыба, очень вкусная, но видимо приготовленная не чисто, выключила беднягу из туристической поездки на «Коралловый остров». Костя поехал один, а Лиза осталась в отеле в обнимку с унитазом. Вернулся весёлый в шумной компании и взахлёб рассказывал о потрясающей рыбалке, белом песке и нежно голубом цвете моря. Каким безмятежным был воздух, морская вода, шум пляжной толпы, весь этот отдых в далёкой стране, куда их занесло совершенно случайно, без всяких заранее заготовленных планов и страстных желаний там побывать. Просто позвонил друг Кости, сообщил о горящей путёвке за смешные деньги, и они рванули почти налегке. Когда Лиза увидела картинку на мониторе Костиного компа, она не придала этому никакого значения: нежно голубая вода Сиамского залива, маленькая пальма справа, а на берегу вдалеке, маленький тоненький силуэт девушки в белом купальнике с кудрявыми чёрными волосами, развевающимися от ветра. Потом Костя полюбил фотографировать и пошёл на курсы. Портреты кудрявой заполнили его папки, и даже один из них на каком-то конкурсе занял призовое второе место. Летом новые знакомые Кости приезжали на дачу, на шашлыки и там Лиза познакомилась с Женей. «Шашлыки» как-то странно себя вели, не было той весёлой атмосферы жарки мяса на природе, как-то всё скомкано и тревожно. Лиза чувствовала себя не в своей тарелке и лихорадочное веселье её мужа было непонятно и от того печально. Женина вежливость, её тонкая фигура и прыгающие от движения пружинки чёрных волос, раздражали Лизу. Конечно, она самой последней узнала об их романе. Через год развод тихо поставил точку в её жизни. Окружающий мир стал чугунным, серым, не нужным. Такой же она чувствовала и себя – деревянной, серой и никому не нужной. Несмотря на происходящее, Лиза общалась со свекровью, теперь уже с бывшей, но их близость была от души, они всегда очень тонко понимали друг друга. Интонации Елены Михайловны теперь были какими-то виноватыми и жалостливыми. Это невыносимо действовало на нервы. Лиза перестала ей звонить, но Елена Михайловна всё равно брала инициативу в свои руки, и они общались, но всё реже и реже. Однажды перед Новым годом Лиза позвонила поздравить и услышала плач ребёнка. – У нас родился Ромочка! – прошептала Елена Михайловна. С тех пор они не общались.