Что до научных исследований, имеющих отношение к нашей теме, то перечислять их занятие неблагодарное: перечень всегда будет оставаться неполным и со стороны читателей неизбежны упреки: этого историка не включили, а у этого не все произведения упомянули… Тем не менее несколько слов об этой литературе должно быть сказано.

Преимущественно имеются в виду работы, рассматривающие общие вопросы русско-английского соперничества в XIX – начале XX века, азиатской экспансии России и Великобритании. О Виткевиче в них говорится, но он не является центральной фигурой этих исследований. Укажем на фундаментальный труд Н. А. Халфина «Политика России в Средней Азии (1857–1868)», затрагивающий также предыдущий период и воссоздающий политическую и историко-культурную атмосферу тех лет[28], двухтомник русского военного историка XIX века М. А. Терентьева «История завоевания Средней Азии»[29]и исследование британца Дж. Моргана «Англо-русское соперничество в Центральной Азии»[30].

В Польше после издания труда Евсевицкого (с тех пор минуло около 40 лет), не появилось сколько-нибудь значимых работ, посвященных Виткевичу или перипетиям международной политики в Центральной Азии в начале и середине XIX века. Имеется только ряд статей и брошюр, причем нередко довольно предвзятых. В Польше Виткевич так и не стал в полной мере национальным героем, его юношеский подвиг заслонила последующая служба на благо Российской империи, что поляки, понятное дело, расценивают негативно. Чтобы как-то разрешить это противоречие и «свести концы с концами», выдвигаются не всегда обоснованные гипотезы, о которых частично уже говорилось и еще предстоит поговорить[31].

В Советском Союзе и России книги о Виткевиче не издавались, а из исследований малого формата отметим содержательные статьи Н. А. Халфина – «Драма в номерах “Париж”», и В. А. Шкерина – «Ян Виткевич и Оренбургский губернатор Василий Перовский»[32].

Историографические пробелы некоторым образом восполнялись художественными произведениями. Судьба Виткевича настолько удивительна и богата авантюрными коллизиями, что было бы странным, оставь она равнодушными писателей.

В третьей части поэмы Адама Мицкевича «Дзяды» есть отсылка к аресту и ссылке Виткевича и его друзей, попавших в жернова царского правосудия. Томящиеся в тюрьме узники-поляки спрашивают нового заключенного, Яна Соболевского, преподавателя гимназии, в которой учился Виткевич: «Эй, Ян, какие новости?» Тот печально отвечает: «Нехорошие – сегодня – в Сибирь – кибиток двадцать – увезли», и уточняет, что речь идет об «учениках из Жмуди».

Жмудь, Жемайтия, или Самогития – область на северо-западе современной Литвы, входившая в начале XIX века в Виленскую губернию.

Мимо такой колоритной фигуры, как Виткевич, не прошел Питер Хопкирк, опубликовавший серию художественно-публицистических книг о Большой игре и ее участниках. В одной из них, «Большая игра против России», появляется и Виткевич[33].

В схожем жанре написана книга Михаила Гуса «Дуэль в Кабуле», в которой прослеживаются биографии Виткевича и Бернса, их политическое и психологическое противостояние в течение нескольких месяцев зимы 1837–1838 годов[34]. Это мастерски написанный документальный роман, построенный на тщательной проработке архивных материалов, к нему с полным основанием можно обращаться в поисках фактов и оценок.

В отличие от Гуса, Юлиан Семенов весьма вольно обходился с историческими персонажами и событиями прошлого, однако повесть «Дипломатический агент» подкупает умело выстроенным и напряженным сюжетом, завораживающими приключенческими коллизиями[35]. Что объединяет Гуса и Семенова, так это стремление убедить читательскую аудиторию в том, что Виткевич стал жертвой англичан. Пусть достаточных доказательств тому не имеется, но литераторы имеют право на вымысел, а в советскую эпоху, когда писались их книги, во всем обвинять «империалистов» считалось хорошим тоном.

Несколько ярких страниц посвящены Виткевичу в повести В. Сафонова «На горах – свобода», о выдающемся немецком натуралисте и путешественнике Александре фон Гумбольдте, повстречавшимся в Орске с ссыльным поляком[36].

Еще один беллетристический опыт – роман В. Врубеля «Три невезучие богини» (сетевое издание), в котором афганская эпопея Виткевича интерпретируется как продолжение его борьбы с самодержавием[37].

Сколь бы хороши и увлекательны ни были все эти романы и повести, они не могут заполнить лакуны в историографии интересующего нас вопроса. Столь же неуместно в этом плане ссылаться на обилие публикаций о Виткевиче в Интернете (в основном, в русском и польском сегментах). Кто о нем только не пишет! Графоманы, историки спецслужб, блогеры… Очерки, заметки, эссе, порой занимательные, но большей частью поверхностные, с неточностями, огрехами и откровенными ляпами. Список подобных публикаций был бы столь велик, что составлять его – дело безнадежное. Впрочем, это лишний раз доказывает популярность этой исторической фигуры, интерес к ней не исчезает и, по всей видимости, никогда не исчезнет.

Автор настоящей работы поставил своей задачей в какой-то мере удовлетворить его, предприняв исследование, которое свело бы воедино известные факты жизни и деятельности Виткевича, нарисовать более полную и объективную картину тех обстоятельств, которые предопределили судьбу этого пионера Большой игры, его трагическую гибель и посмертную славу.

Ян Проспер Виткевич родился 24 июня 1808 года в старинной шляхетской семье. Деревню в Жмуди, где находилось имение его родителей, поляки называли Пошавше (Poszawsze), а литовцы – Пасаузе (Pašiaušė). Она входила в Щавельский повят (уезд). Неподалеку находился городок Крожи, где мальчику предстояло учиться в гимназии.

Отец занимал уважаемую должность – заместителя председателя (вице-маршалек, wicemarszałek) сейма Щавельского повята. Его звали Викторин, потому его сын для русских стал Иваном Викторовичем. Со временем он и сам привык зваться на русский манер и свои письма и документы подписывал: «Иван Виткевич». Это относится и к его письмам Далю.

Подчеркивать свое польское происхождение в Российской империи, особенно тому, кто подвизался на государственной службе или делал военную карьеру, было не совсем осмотрительно. Но сегодня рискнем называть Виткевича Яном, то есть тем именем, которое ему дали при рождении.

Семья была многочисленной, дом – просторным (насчитывал 36 комнат). Это не свидетельствовало о большом богатстве, род был хоть и старинным, но среднего достатка. Впрочем, Виткевичи не бедствовали.

Как пишет Евсевицкий, имение в Пошавше принадлежало Викторину на правах аренды[38]. Очевидно, какое-то время это соответствовало действительности, но, по всей видимости, однажды Викторину удалось приобрести его в собственность. Из архивных документов следует, что он владел не только им, но еще четырьмя имениями в Литве[39].

Племянница Мария вспоминала: «Пошавшское имение раскинулось на просторном подворье, в центре которого находились клумбы с цветами, кусты, а вокруг вилась широкая дорога, выводившая к крыльцу с несколькими ступенями и колоннами. Старые липы уберегали двор от жары и дождя. Дом был деревянный, но по местным меркам большой»[40]. К нему постоянно что-то достраивалось, учитывая возраставшее количество детей (у Яна было два брата и две сестры) и прислуги: няньки, горничные, учителя…