Хозяева наши оказались очень милыми людьми: Николай Иванович – врач, уже немолодой мужчина, седоволосый, с аккуратно стриженной бородой, степенный и рассудительный человек. При каждой встрече он почтительно склонял голову. Одетый всегда очень аккуратно, он вызывал во мне большую симпатию и отчасти чем-то напоминал папу. Жену его звали Наталья Александровна. Она, наоборот, была энергичной и беспокойной женщиной, худенькой и небольшого роста. Не работала, весь день свой занималась домом и цветами.

Поначалу мы собирались все вместе за столом.

Начало всей той драме получилось во время нашего с мамой посещения театра, хотя я тогда и не придала этому особого значения. Уже, когда мы поднимались по ступенькам огромного его крыльца, было такое чувство, что я прикасаюсь к одному из значительнейших творений человечества, вхожу в удивительный храм искусства, и оперного, и архитектурного. Внутреннее убранство этого храма поразило меня своей красотой и изяществом, и чувство собственного ничтожества перед этим творением рук человеческих овладело мною. Однако мы вошли туда, и никто нам ничего плохого не сделал. После того как швейцар проводил нас к проходу в партер, вежливо улыбнувшись и склонив голову на прощание, я осознала вдруг, что весь этот удивительный мир принадлежит и мне, что я такой же человек, как и все, собравшиеся здесь люди.

Наши места были в центре партера, и нужно было пройти между рядами, чтобы добраться до наших кресел. В зале стоял легкий гул от сотен голосов усаживающихся зрителей. Большие люстры подчеркивали величину зала, обивка кресел создавала уют. Когда мы подходили к своим местам, то, пропуская нас, поднялись уже сидевших там двое военных. Один был совсем молодым, а второй, лет тридцати, слегка поклонившись нам, представился: "Ротмистр Никитин". Надо сказать, что я плохо воспринимала происходящее на сцене, потому что этот Никитин больше смотрел на меня и отвлекал постоянно объяснениями происходящего. А во время антракта пригласил нас в буфет и, когда мы поднимались по лестнице, взял меня под руку. Я боялась даже взглянуть на него, все ища защиты у мамы, но она не обращала, казалось, на это внимания, и взгляд ее говорил, что так и должно быть. Когда мы сели за столик, я, наконец, решилась разглядеть моего спутника. Он был некрасив: как будто маслом намазанные волосы посыпаны были перхотью, маленькие хитрые глаза все время изучали меня, а не задерживались долго на одном месте, китель лоснился на шее, а на правой руке был большой золотой перстень. Он явно не гармонировал с окружающей нас красотой, и каждый взгляд его словно иголкой колол меня. Молодой спутник его куда-то исчез, но он сам распоряжался словно хозяин всего театра.

–

Могу я узнать ваше имя? – спросил он еще раз, оценив меня всю, как интересную и красивую вещь.

–

Мария Сергеевна, – ответила за меня мама, – а куда же ваш друг подевался? – она тоже уже рассмотрела его и, стараясь уберечь меня от этого неприличного изучения, отвлекала его.

– О, молодежь! Он так стесняется дам, что, наверное, остался в кресле или курит где-нибудь. Мария Сергеевна, – он опять повернулся ко мне, – как спектакль? Как Стешкин, поющий Отелло? Он мой большой товарищ и, должен заметить, должник. Такой знаете бесшабашный талант, голосина! А вот в жизни мот, абсолютно не приспособлен.

Я решила ничего не бояться и охладить его наглость, поэтому заявила с некоторой неприязнью:

– Я, знаете, в театре впервые в жизни и с певцами незнакома, но, думаю, что слова товарищ и должник как-то неуместны при оценке таланта. Вы дружите с ним из-за того, что он известен или он просто нравится вам как человек? Кстати, а как ваше имя, или вы просто ротмистр Никитин? – я попыталась оценить его таким же взглядом, каким он оценивал меня минутой раньше.

– А вы крепкий орешек, Маша, – сразу изменившись в лице, ответил он, сделав мягкую приветливую улыбку. – Зовут меня Иннокентием Петровичем, я ротмистр артиллерийского полка. Давайте не будем ссориться. Вы, я вижу, недавно в Одессе, и я могу составить вам компанию на прогулках и увеселениях.

Но ответить мне не пришлось, зазвенел звонок, и мы поднялись из-за стола.

Я демонстративно взяла под руку маму, а Никитин шел просто рядом со мной и уже заискивающе стал рассказывать о других актерах и о его большой дружбе с ними. И тут я почувствовала, что от него пахнет спиртным, как от простых наших рабочих на шахте. От этого он стал мне еще неприятнее, и я прижалась ближе к маме. До конца спектакля он уже не отвлекал меня и, проводив нас до извозчика, извинительно сказал, что ему очень приятно было познакомиться и что он надеется на дальнейшие встречи и всегда готов составить нам компанию.

–

Ну, душа моя, ты молодец, так отпела этого хлыща, что даже я слов не нахожу. Смотри только не перестарайся. Ты ведешь себя так, словно он тебя силой

под венец тянет. То ты стесняешься и боишься всего, то вдруг накидываешься на человека. Неуравновешенная ты какая-то. Но вообще я довольна. Ты можешь постоять за себя. Я наблюдала за тобой со стороны и слова вставить не могла, – мама всю дорогу домой говорила то ли со мной, то ли так высказывала вслух свои мысли.

Но после того посещения театра во мне вдруг наступила какая-то пустота и безразличие. О Никитине я больше не думала, но осталось непонятное чувство досады, которое постоянно томило меня. Весь этот большой мир стал вдруг чужим. Я наотрез отказывалась куда-нибудь выходить не только потому, что не хотела встретиться с Никитиным, но и потому, что просто стала скучать по дому, по отцу, по своей комнате, по нашим простым и очень знакомым людям. А здесь все стало мне чужим, даже запах роз был неприятен и действовал удручающе. Я все больше лежала на диване с книгой и не столько читала, как скучала просто и, наверное, жалела себя.

–

Послушай, душа

моя, ведь нельзя так хандрить, так можно и заболеть ненароком, – говорила мне мама, присев на край дивана рядом со мной, – я ж ведь с тобой и никому тебя в обиду не

дам. Я

всю жизнь стараюсь

воспитать

в тебе характер, чувство

собственного достоинства

и

превосходства

над многими другими людьми. Ты теперь в том возрасте, когда нужно четко определить свое место

в

жизни. Замуж, допустим, выдам

тебя я, я

найду

тебе

мужа, вот

не понравился, я

вижу, тебе этот Никитин и

ты

уже весь мир невзлюбила.

А

первое впечатление, как правило,

обманчивое, и, прошу

тебя, если мы

с

ним

встретимся

еще раз, не будь букой, постарайся заставить его больше раскрыться, не бравировать перед тобой; будь с нам мягче, будь женственней. Пойми, мужчины в возрасте Никитина проявляют интерес к женщине такой,

как ты, видя в ней, в первую очередь, будущую жену, и женитьба для них – это не только приобретение дорогой вещи. Жена должна стать для него вторым «я», а может быть, и первым, и заставить себя быть такой по отношению к будущему мужу нужно еще до того, как ты выйдешь замуж. Мужчина должен с первой встречи чувствовать твою внутреннюю силу, твой дух

и

любить в тебе не только хорошенькую фигуру и приятное личико, но и твой характер, твои поступки, твое отношение к жизни, к нему. Это главное, что заставляет мужчин сделать свой выбор, – закончила она и, глубоко вздохнув, посмотрела на меня.

– Да? Да он только как вещь меня и рассматривал, только и хвастался своей близостью к актерам. Наверное, он богатый паршивец, этот твой Никитин. Я… я не хочу говорить больше о нем, – расстроившись совсем, я отвернулась к стенке и закрыла глаза.