Восемь лошадей роем стрел понеслись вперёд. Обмотанные тряпьём копыта мягко топотали по каменной ленте дороги. Атланты, до боли сцепив зубы, сидели не шевелясь. А всадники всё ближе, всё ближе…

— Стой! Кто идёт?! — на ноги вскочил командующий операцией Ульф Бартоно. В пламени костра тускло сверкнул обух его длинного топорика.

В ту же секунду взвизгнул конь… ещё один…

— Проклятье! — раздался вопль Шата. — Они натянули верёвки!

Див и конь Лика, скакавшие позади остальных, повинуясь приказу всадников, чудовищным прыжком перемахнули натянутые на расстоянии пяти шагов друг от друга крепкие пеньковые шнуры, промчались ещё полстадия и встали. Кан спрыгнул с коня, за ногу сдёрнул малыша наземь.

— Садись на Дива! — приказал он, скрипнув зубами. — Дуй в Коринф, во весь опор! Скажешь Венете… Нет, па-а-шёл!

Клинок меча плашмя стеганул Дива. Взвизгнув от боли и злобы, серый жеребец рванул во весь дух сквозь темноту, а Кан ринулся на подоспевшего Аллита. Грег на всём скаку отмахнул удар Афинянина, сбил его с ног плёчом Урагана и помчался за Ликом.

Неподалёку от костра кипела рукопашная — разведчики Ритатуя показали все свои зубы лучшим вражеским воинам: могучий Медис раскидал напавших атлантов; Аробист, обнявшись с каким-то пехотинцем, пытался пустить в ход кинжал; Ним, с первого же выпада уложивший своего противника, схватился с Маниэ; Кэм, оскалившись, точно молодой волчонок, наседал на Гревса. Но ахейцы наткнулись на куда более сильного и опытного врага: рычащего, матерившегося Эльида уже вязали; в воздухе мелькнули ноги дерзкого Шата. Это Великолепный Ульф Бартона применил один из самых любимых своих приёмов — бросок через плечо. Оглушив упавшего Гетида пинком в затылок, ветеран кинулся туда, где свирепствовал силач пастух, а с флангов уже бежали засадные десятки.

— Ним! — крикнул афинянин, поднимаясь с земли и подхватывая выпавший меч. — Ним, отрежь «горцев»! Кэм, задержи «моряков»! Держись, Медис! Я уже иду, держись!

Кэм и Ним, выполняя приказ командира, набросились на фланговые десятки. Самый опытный фехтовальщик из братьев Гетидов обрушил на врага ливень жесточайших ударов, прыгая из стороны в сторону так быстро, что атланты вынуждены были остановиться. Тогда Ним начал уводить их за собой, вовлекая противника в бой преследования. Умело маневрируя, вовремя отступая, Ним ухитрялся раз за разом избегать окружения. Правда, ни одного из преследователей ловкому Гетиду не удалось ни только убить, но и ранить. Впрочем, этого пока не требовалось. Зато Кэм убил одного и одного ранил… и в итоге, позволил себя окружить, оглушить и обезоружить.

Арабист, прикончивший-таки соперника, попал в железные руки ветеранов и его уже вязали, угостив парой другой крепких пинков. Медис ещё сопротивлялся, щедро раздавая удары ногами и секирой, Ульфу никак не удавалось добраться до этого богатыря — его оттесняли свои же.

А Кану, спешащему на помощь друзьям, преградил дорогу старый Восен. Молодой ахеец попробовал с ходу сломать его силой, но атлант так ответил нахалу, что тот едва удержал эфес меча. Пока они изощрялись в искусстве фехтования, Медис рухнул наземь — пятка Великолепного угодила ему в подбородок. Настала очередь последних разведчиков Ритатуя.

— Уходи, Кан! — кричал Ним, которого прижали к скале, он отбивался уже через силу и думал только об одном, кого бы выбрать из всей толпы, чтобы зарезать до того, как погибнет сам. — Уходи, всё кончено!

Нет, кончено было ещё не всё! Оставленный без присмотра, Медис порвал опутавшие его запястья ремни и, оглушив кулаком двух беспечных сторожей, вооружился двумя мечами. Пять или шесть ветеранов вынуждены были оставить Нима и переключить своё внимание на афинского богатыря.

Тем временем, Кан улучил момент и с такой силой заехал в щит ногой, что «лунный дед» кубарем покатился вниз.

— Ахайя! — взревел Норит и помчался на выручку Ниму.

Атакованные с тыла атланты несколько опешили от подобной наглости, позволив Гетиду, под шумок, вырваться из западни.

— Перережь наши верёвки, я прикрою! — Кан внезапным выпадом проткнул бок Фарфу, отбросил щитом одного и пинком в грудь другого атланта.

Обозлённые свыше всяких пределов, ветераны Второй Имперской насели на молодого сорвиголову, но Кан был ещё опаснее Нима — ведь его обучал сам Тенций Норит. Он не защищался. Он нападал, отступая. И кто знает, чем бы всё закончилось, но в эту секунду Гревс выбил у Медиса последний меч, а Маниэ и Восен свалили обессилевшего Нима. Правда, Медису удалось подмять Гревса и задавить его своими ручищами, но это была уже агония — атланты со всех сторон навалились на богатыря и связали его так основательно, что он и пальцем бы не пошевельнул. Кан остался один.

«Теперь действительно — всё!» — мелькнуло в мозгу юного афинянина — даже, будь они простыми копейщиками… Бежать, бежать!»

— Беги, братишка! — услышал он хриплый бас Медиса. — Беги!

Не крикни, Медис, промолчи, и Кан действительно убежал бы — он уже ничего не мог поделать, но вопль пастуха привёл к обратному эффекту. Его друзья, избитые и связанные, думают о нём, пекутся о нём… А он?!

Повернувшись, он помчался по дороге прочь от связанных товарищей. Разъярённые ветераны бежали вслед, ругаясь и потрясая клинками. Кан остановился и выхватил из чехла дротик — знаменитое изделие кузнеца Норита… передний атлант рухнул на колени, хватаясь руками за древко, торчащее из груди. Второй прикрылся щитом, но железный наконечник легко пронзил это тонкое препятствие и впился в тело. Третьему короткое копьё угодило в живот; он тоже умрёт, но не скоро — рана мучительная и безнадёжная.

Кан ликовал: десять дротиков — это десять сражённых врагов, а с остальными… Там будет видно, что сделать с остальными! Однако радость его была несколько преждевременной — широкими лёгкими прыжками к месту кровавого представления приближался лучший воин Первой Имперской — сам Ульф Бартоно. На бегу он уклонился от летевшего навстречу дротика, отбил топором второй… Афинянин понял, что времени у него почти не осталось. Он обнажил меч.

Их поединок был короток, но жесток и обоюдоопасен. Кан почти не уступал Великолепному в силе и знании фехтовальных приёмов, совсем не уступал в реакции гибкости и ловкости, но значительно хуже изучил кулачный воинский бой, включавший в себя и бой ногами. Это его и сгубило. Мощный удар ногой, нанесённый афинянином пришёлся в пустоту, а Ульф не промахнулся — его каменная пятка угодила точно туда, куда он её и нацелил, «под ложечку», в солнечное сплетение. Любой другой был бы неминуемо сбит с ног. Канн согнулся лишь на долю секунды, но Бартоно было достаточно и этого — он успел обрушить на голову своего противника обух своего топора, удар был настолько силён, что Норита буквально швырнуло на колени, он потерял сознание и повалился на бок — в пыль каменистой фессалийской дороги.

Тёмный силуэт беглеца маячил шагах в тридцати от Урагана, несущегося во весь опор. Аллит уже не раз хватался за дротики, притороченные к седлу, но снова со вздохом опускал руку — он должен взять соперника живым, и только живым — или грош ему цена. Он пробовал ещё ускорить бег своего скакуна, но ничего не получалось — Ураган делал всё, что было в его силах и даже свыше собственных сил. И всё же беглец постепенно почти незаметно увеличивал разделявшее их расстояние!

Тысяча дивов! Никакое умение! Никакой опыт не могли помочь Алитту — беглец удалялся! Это было невероятно! Немыслимо, Но это было так — он не мог догнать ахейца! Ярость душила знаменитого конника, такая ярость, какой он давно не испытывал. Много лет назад последний раз испытал он горечь поражения. Казалось бы, пора забыть о тех временах, когда никому не известный всадник лёгкой кавалерии выжимал из своего невзрачного конька все силы, но оставался за чертой призёров. И он успел о них забыть, проклятый беглец своим существованием напомнил забытое, возбудив в Греге настоящую ненависть. Грег не мог даже предположить наличие у туземцев коня более быстрого, более сильного, чем Ураган, выращенный самим Пастухом. Значит, беглец гораздо лучше знает своё ремесло, чем он — царь гонцов, живая легенда. Это было маловероятно, но такую возможность нельзя было исключить. И всё же самый опытный, самый умелый наездник, оставляя позади себя Урагана, должен был иметь коня, по крайней мере, равного Урагану. Только это удерживало не знавшего промаха руку Аллита, иначе он давно мог убить вражескую лошадь, но в данных обстоятельствах, ему хотелось захватить не только всадника, но и коня.