— Он ушёл к Ритатую, — сказала Венета.
У костра Норитов сводный отряд распался.
— Наш привет дядюшкам Изолию и Адаманту! — крикнул вслед друзьям десятник Фидий, потом перевёл взгляд на младшего брата и добавил. — Ну, рассказывай!
Десяток незамедлительно разместился вокруг костра, нетерпеливо ожидая повествования о приключениях младшего своего члена, но тот для начала помог Венете стянуть панцирь и уже потом, обвив рукой горячий девичий стан, доложил коротко и с иронией:
— Значит, дело было так. У Ритатуя кончилось его любимое вино. Зная о том, что, в отличие от всего афинского войска, я известный абстинент, он отправил за любимым хиосским меня, четырёх близнецов из рода Гетидов и Медиса. Леон, ты его должен помнить — вы с ним боролись, он выступал от Ойнейской филы.
— Я его помню, — кивнул Леон. — Ух, и здоровый кабан! Чуть не задавил меня своими лапищами, но я поймал его на боковую подсечку, а потом…
— Про «потом» потом доскажешь, — перебил его Гифон. — Кан, давай дальше.
— Ну, меня, как малопьющего, назначили командиром отряда. Приехали в имение, передали указание управляющему, а он говорит: «Грамота где?» А грамоты-то у нас и нету — Ритатуй забыл дать. Поехали обратно, не солоно хлебавши. Тут меня близнецы и подбили к Коринфу сгонять — чего, мол, попусту по дорогам слоняться, лучше съездим в Коринф, почистим атлантов, пока они нетронутые. А парни-то не нам чета: ни доспехов, ни оружия доброго, так что поддался я на их уговоры, есть такой грех. Только разве набег на врага Афин можно считать попыткой дезертирства? Скажи, Гифон, — ты у нас в законах сильней всех.
— Разумеется, нельзя. Если ты нам всё рассказал, не умолчал о чём-то важном, то ничего у Литапаста не выйдет, — успокоил окружающих Гифон. — Но чувствую я, что-то ты не договариваешь. Почему именно к тебе Литапаст прицепился? Что ты ему сделал?
Кан внимательно осмотрел сидящих у костра. На их лицах был написан такой горячий интерес, что ему очень захотелось рассказать всё, как есть. Но он знал, что разочаровывать воинов, свято верящих в пророческий гений Ритатуя, не самый лучший способ мотивировать их для встречи с огромной армией захватчиков.
— Литапаст считает, что у меня есть сведения о вражеской армии. Он думает, что мы ездили не за вином, а на разведку.
Оглушительная тишина повисла над костром Норитов. Её нарушил осторожный вопрос Фидия:
— А это не так, да?
Выдержав недолгую паузу, Кан набрал воздуху полную грудь и выдохнул:
— Всё не так просто, ребята. Ездили мы за вином, но об имперской армии я знаю всё — мне удалось пробраться к Коринфу вплотную.
— Ничего себе… — растеряно пробормотал Леон.
— А Кэм — он кто? — уточнил проницательный Гифон.
— А Кэм Даретид — официальный представитель тирана Аристарха на выборах архистратега, — ответил Кан, понизив голос до шёпота. — Его послали по моей просьбе.
— Ну, допустим, что всё это правда, — задумчиво протянул Фидий. — Но почему тогда Литапаст обвиняет тебя в преступлении? За такие дела, вообще-то, лавровый венок дают, а не наказывают.
Гифон посмотрел на старшего брата, как на грудничка несмышлёныша:
— Десятник, ты что, совсем ничего не соображаешь?! Литапаст мечтает стать архистратегом! Но, чтобы стать им, надо доказать, что Ритатуй не пророк, а мошенник. Он хочет, чтобы Кан оговорил Ритатуя! Так, меньшой? Он этого от тебя добивался?
Кан, молча, кивнул; девушки охнули; старшие сыновья Тенция Норита переглянулись, нахмурившись. А грозный Кул Изолид, независимо сплюнув в костёр, заявил громко и решительно:
— Надо было послать его куда подальше! Кто он такой против Ритатуя?!
— Ну, я ему так и сказал, — пожал плечами командир разведчиков. — Мол, гоплит Кулион, сын тысячника Изолия велел послать тебя подальше. А, поскольку он мой старый друг, то я следую его совету.
С полминуты возле костра были слышны только треск углей да бульканье супа в котле. Первым остроту оценил Гифон — он расхохотался раскатисто и от всей души, через пару секунд к нему присоединились и остальные, включая и Кула. За громогласным весельем прихода Кэма Счастливчика никто не услышал, но Даретид стоически дождался его окончания и только после этого произнёс, грозно прищурив глаза:
— Я гляжу, командир, ты слишком скорый! Стоит сестру на полчаса одну оставить, а ты уже и руки распускаешь! А, ну-ка, пошли, поговорим, как мужчина с мужчиной! Один на один! И ты, глупышка, ступай за мной! — он на мгновенье повернулся к Фидию. — Десятник, не лезь — это семейное дело! — и по-борцовски покачивая плечами, удалился в сгустившуюся темноту.
Кан и Венета последовали за ним, крепко держась за руки.
— Будет вовсе тяжко, меньшой, ты свистни! — полетел в темноту ободряющий крик Торита.
— Ничего, отобьёмся! — донеслось оттуда.
Кэм обнаружился у малюсенького костерка, разложенного между лагерями ополченцев и обоза. И был он у огня не один — вокруг него в полном составе расположились разведчики Ритатуя.
— Привет, командир! — нестройным аккордом прозвучали их голоса.
— Здравствуй и ты, красавица, — добавил Медис. — Ну, я же так и знал, что ты, Кан, за наш общий счёт свою семью обогащаешь!
— Я больше не буду! — отшутился Норит. — Зачем звали?
— Что от нас Литапаст хочет? — спросил один из близнецов.
— Самую пустяковину — чтобы мы сделали его архистратегом союзной армии. Ему нужны сведения об атлантах и обнародование тайны разведки.
— Что мы должны делать?
— Распределить ответственность, — ответил Кан. — Идея такая: мы сгоняли за вином, но у нас не было грамоты к управляющему, он отказался выполнять устный приказ Ритатуя. Вы всё валите на меня, я — на свою неопытность. Потом кто-то из вас уговорил меня совершить набег на Первую имперскую, чтобы разжиться оружием и доспехами. А ну, колитесь, кто это совершил?
— Думаю, инициаторами такой выходки должны выступить Медис и Шат, — присоветовал Кэм.
— Кем-кем должны выступить?! — тут же завёлся Непоседа, приподнимаясь с угрожающим видом. — Ты говори, да не заговаривайся, коринфянин!
— Остынь, Торопыга! — улыбнулся Кан. — Счастливчик не знает, что вы не ходили в гимнасий. А инициатор — это заводила по-научному.
— Ну, если заводилами, то ладно. Заводилами мы быть могли. То есть не могли, а были, конечно!
— Значит так, в имение мы приехали в первую же ночь, поэтому утром нас и видели на коринфской дороге. Дальше всё валите на меня. Это я решил в одиночку проникнуть к городу, да так, в общем-то, и было. Гортензию мы не поверили, решили, что это местные разбойники.
— И ещё запомните накрепко, парни! — сказал командир разведчиков, повысив тон голоса. — Ритатуй был страшно разгневан нашей отлучкой и не захотел слушать добытой мной информации. Он всё знает без нас! И без тебя, Кэм, тоже — ты здесь не гонец с донесением, а участник выборов архистратега союзной армии.
— Чтобы гарантированно выкрутиться из этой ситуации не хватает одного, — сказал Кэм, — письма управляющего имением к Ритатую, где он извещает о нашем приезде. И хорошо бы ещё знать его имя.
— Это легче лёгкого, — с усмешкой проговорил Ним. — Зовут его Меланием, он очень толстый и прихрамывает на левую ногу; на лбу у него круглое родимое пятнышко размером с горошину; голос у него тонкий, но хриплый. Предпочитает ходить в синем гиматии; когда волнуется, начинает пыхтеть. Все запомнили? Тебя, командир, он знает по гражданке, порядочно наслышан о твоих проказах и легкомыслии, поэтому и отказался выдать вино. А письмо уже лежит у Ритатуя — его вместе с вином ещё вчера вечером привёз Мариарх — сынишка стратега.
— Кстати, — вновь подал голос Счастливчик. — Доказывая, что вы не собирались дезертировать, напомните судьям, что пленного мы взяли задолго до встречи с Гортензием. На кой ляд пленник дезертирам?! Требуй допроса Молосса, командир!
Разведчики замолчали, усваивая услышанное. В наступившей тишине были слышны ровный гул воинского стана, журчание ручья и потрескивание углей. Невзирая на опасность завтрашней схватки, Кан поймал себя на том, что на душе у него покойно, а учащённое сердцебиение происходит совсем не от страха. Он обвёл взглядом людей, собравшихся у костра, за время разведки ставших ему понятней и ближе родных.