Следует, однако, подчеркнуть, что на сегодняшний день все еще отсутствуют специальные работы о перекличке идей в творчестве братьев Метнеров: выводы и сопоставления исследователей, по большей части, носят декларативный характер, а потому вопрос о влиянии исканий Эмилия Метнера[48] и рецепции идей всего Серебряного века в целом[49] на мировоззрение Николая Метнера в книге «Муза и мода», несомненно, еще только ждет своих исследователей. Эта ситуация объясняется тем, что культурфилософская мысль России в последние два десятилетия обратилась к внимательному и не окрашенному идеологически изучению творческого наследия представителей русского символизма (Д. С. Мережковский, Вяч. Иванов, Андрей Белый, А. Н. Скрябин), а также преданных в «культуроведении» времен СССР незаслуженному забвению мыслителей близкого им круга (в том числе – Николая и Эмилия Метнеров), признав, наконец, русский символизм особым явлением отечественной культуры Серебряного века, интегративно преобразившим социально-культурное пространство России своим религиозно-эстетическим дискурсом, связанным с зарождением новых форм религиозного сознания и жизнетворческими поисками «образа Нового Человека», при которых возрождение как личности, так и общества в целом связывалось с пробуждением «духа музыки» в культуре, о чем много писали объединившиеся вокруг метнеровского «Мусагета» символисты. Сам Э. К. Метнер видел общее становление нового стиля в искусстве и в произведениях «поэтической прозы» младосимволизма – прозаических симфониях пестуемого им А. Белого, – ив музыкальном творчестве опекаемого им брата (и ученика создателя новаторского подвижного контрапункта С. И. Танеева), – Н. К. Метнера, – с музыкой которого была связана симфония А. Белого «Кубок метелей»: все трое были связаны общими чертами миросозерцания, характерными для русского младосимволизма и проявлявшимися ими в различных видах художественного творчества. Э. К. Метнер писал о книгах-симфониях Белого, как о музыкальных композициях: «Последняя из них – “Кубок метелей” – довела гениально созданные приемы до головокружительной виртуозности, до микроскопической выработки самых утонченных подробностей, до своего рода словесного хроматизма и энгармонизма; <…> кажется, ее надо выучить наизусть, чтобы вполне оценить ее грандиозную и в то же время кружевную структуру и, овладев последнею, пробиться к идее с ее темами и понять необходимость их сложного развития»[50]. Отголоски такого мировоззренческого синтеза нашли отражение и в написанной спустя два десятка лет книге Н. К. Метнера, которую объединяет с ведущими младосимволистами начала века лейтмотив особого кризисного времени и особой духовной ответственности каждого, живущего в нем истинного художника, способного в поистине исихастском молчании ума совершить восхождение от окружающей его реальности в логосическую «наиреальнейшую реальность», по терминологии Вяч. Иванова[51]. Так, в специальной главке о Николае Метнере в монографии «Философия кризиса» Т. Ю. Сидорина показывет[52], что метнеровская критика низведения музыки до «уровня праздных развлечений», делающего «музыку лишней, как бы несуществующей и весьма похожей на большую дыру, образовавшуюся в истории музыки», есть, по сути своей, анализ проявления в музыке европейского кризиса культуры, кризиса современного Н. Метнеру европейского общества.

Незадолго перед смертью музыкант-мыслитель признался готовившему к изданию английский перевод «Музы и моды» А. Свану, что считает книгу важнейшим из созданного им и писал о ее издании: «я накануне смерти не могу оставаться вполне равнодушным к единственному земному делу, которое может хоть сколько-нибудь помочь мне на Страшном Суде»[53]. Это важное свидетельство несомненно вносит новый ракурс в оценку наследия Николая Метнера и предполагает более внимательное отношение исследователей и ценителей его творчества к предлагаемой вниманию читателей «книге-исповеди» «Муза и мода».

А. Л. Рычков

Переписка Э. К. Метнера с С. В. Рахманиновым 1932–1933 гг. свидетельствует, что именно Эмилий Метнер подал Рахманинову идею издать критическую книгу своего брата о музыке. Первоначально Рахманинов предложил Эмилию Метнеру подумать о переиздании его собственной книги «Модернизм и музыка» (письмо от 23 января 1932 г.). Однако Э. К. Метнер в ответном письме обрисовал множество проблем, которые будут связаны с таким переизданием и предложил вместо публикации своей книги дать слово брату: «Теперь, если хочет и может, пусть говорит Н<иколай> М<етнер> от себя лично и во всеуслышание, как говорили некогда Шуман и Вагнер, взявшись за перо. Давно пора услышать Колину отповедь!» (письмо от 30 апреля 1932 г.). Письмо возымело эффект: при встрече с Н. К. Метнером в мае 1933 г. Рахманинов предлагает опубликовать в своем издательстве ТАИР его книгу и, более того, гарантирует непременное издание, так что Н. К. Метнер немедленно принимается за работу: «после нашего последнего свидания с Вами я по Вашему заказу принялся приводить в порядок накопленные кучи своих записок о музыке для составления из них книги» (письмо Н. К. Метнера С. В. Рахманинову от 26 августа 1933 г.). Данное Рахманиновым «слово» служило своеобразной совестью для Н. К. Метнера в его работе над книгой. И лишь когда «Муза и мода» была окончена и одобрена Рахманиновым, Н. К. Метнер признался в ответном письме: «Вы взялись заглазно печатать мою книгу, и мне было бы крайне тяжело, если бы Вы сделали это только на основании данного Вами слова» (письмо от 31 декабря 1934 г.).

Летом 1933 г. Метнер напряженно работает над книгой. По зову брата, к нему присоединяется и Эмилий Метнер. О том, каких усилий стоило композитору погружение в непривычную для него область творчества свидетельствует письмо к брату – А. К. Метнеру – от 5 августа 1933 г., где Н. К. Метнер, в частности, пишет: «Эта самая “книга” о музыке должна была быть написана по крайней мере лет двадцать назад, т<ак> к<ак> мое мучительное недоумение в отношении к преобладающей творческой практике современности началось уже более тридцати лет назад. Что из этой “книги” выйдет, я еще не знаю и потому очень прошу тебя об этом никому не говорить. Знаю только одно, что эта самая “книга” стоила мне за последнее время крайних затрат сил. И боюсь, что все это предприятие окажется лишь донкихотством» (Письма… с. 450–51).

В письмах Э. К. Метнера к Вячеславу Иванову 1920-х – 1930-х гг., хранящихся в Римском архиве Вяч. Иванова, Э. К. Метнер часто подробно рассказывает о своем брате, за творчество которого искренне сопереживает. Делится Метнер и своими соображениями о важности книги «Муза и мода» (см. Приложение 1).

В неопубликованных письмах Э. К. Метнера к Вяч. Иванову нами был обнаружен важный для истории издания книги «Муза и мода» и ранее неотмеченный исследователями факт. Выясняется, что летом 1933 г. именно Эмилий Метнер стал ее первым и, возможно, единственным редактором и консультантом, поскольку

Николай Метнер, не зная, «что из этой “книги” выйдет», до самого окончания работы щепетильно хранил ее в тайне[54].

О своей помощи «в постройке и распределении материала» и обсуждении «книги о музыке, которую написал Коля» Э. К. Метнер сообщает Вяч. Иванову в письме от 04 августа 1933 г. (РАИ. Оп. 5. Карт. 7. Ед. хр. 21. Л. 40об. -41), посланном из дома Н. К. Метнера в Монморанси. [55] Вероятно, это участие оказалось продуктивным, поскольку Э. К. Метнер говорит о нем как о своем «единственном “достижении” (Leistung) [выполненная работа – нем.]» за описываемое время. Можно уверенно предполагать, что ряд отмеченных исследователями параллелей «Музы и моды» с книгой Эмилия Метнера «Модернизм и музыка» (1912)[56] обусловлено его непосредственным участием в работе над книгой И. К. Метнера.