Вот была бы сцена.

— Это не пустяки, — возразила царица. — Я знаю, что с тобой происходит, дорогая.

— Простите? — наверное, Сиб всё ещё плохо соображала, потому что она не поняла, о чём говорит Фригга. Та пожала плечами.

— Я тебя понимаю. Когда-то я тоже была на твоём месте.

— Вас тоже пытались убить? — ванахеймка удивлённо подняла брови, а царица улыбнулась.

— Много раз, но я не об этом. Знаешь, когда я была девочкой, мой отец всегда сопровождал царя Бёра в его битвах с ётунами и тёмными эльфами, и ждать его с походов было настоящим адом. Когда он уходил, мы с мамой были готовы к тому, что отец может больше не вернуться, но нам везло и он всегда возвращался. Как и мой супруг, о котором я стала беспокоиться, когда вышла замуж, но каждый раз, когда он уходил на войну, я… — Фригга запнулась. — С ним будто уходила часть меня самой. И со всеми теми славными воинами, которые следовали за Одином под удары мечей врагов.

В передней было тихо, лишь слышалось потрескивание дров в камине. Ванахеймка не понимала, зачем царица говорит ей это, но та продолжала:

— Ждать мужчину с войны всегда непросто, но к счастью мой возлюбленный супруг возвращался с каждой битвы, на которую отправлялся. Двор пышно праздновал каждое его возвращение с битвы, но всякий раз, кроме вестей о победе, Один приносил с собой и новости о смерти тех, кого я знала: наших родственников, друзей, соратников. Каждое сражение забирало кого-то из наших близких и уносило жизни множества асгардийских воинов, и меня никогда не покидало ощущение, будто они погибли из-за нас, ведь именно мой муж отдавал им приказы и вёл их на смерть.

— Мне… очень жаль это слышать.

— Я всегда испытывала вину за то, что все те храбрые воины сложили головы в войнах Одина, и до сих пор испытываю, хотя, кажется, уже давно должна к этому привыкнуть. Но, что поделать? Женское сердце мягко. Я знаю, ты меня понимаешь, дорогая.

Да, Сибилла понимала – после каждой победы брата ей хотелось на коленях просить прощения у каждой семьи, чьи сыновья отдали жизни в грызне Беалингов. Но с какой стати Фригга с ней разоткровенничалась? Чувство вины – это всегда личное, но царица сделала глоток вина и продолжила:

— В Асгарде считают, что нельзя оплакивать павших храбрецов, ведь после смерти отважные воины занимают своё место в чертогах Вальхаллы, где вечно живут и пируют с другими ушедшими героями. Но… Знаешь, я всегда тяжело переносила смерть наших воинов. Один этого не знает, но после его битв я не могла уснуть по нескольку дней, ведь все эти мысли о павших солдатах, об их матерях, женах, детях… Это слишком.

Сибилла сглотнула. Сколько матерей не дождалось своих сыновей из-за войн Беалингов? Сколько женщин лишилось без мужей? Сколько детей осиротело? Без счёта. Войны калечат гораздо больше жизней, чем уносят – битва за власть оставляет за собой шлейф из тысяч искалеченных, измученных и истерзанных невинных судеб.

— У меня тоже есть сыновья, и я не представляю, что бы делала, если бы кто-то из них погиб, — Фригга покачала головой. Её губы исказились в грустной ухмылке. — Ни одна цель не оправдывает смерти молодых… И когда кто-то умирает из-за тебя или принятых тобою решений, это обязательно оставляет шрам на душе – конечно, если у тебя есть душа. Чистая душа и доброе сердце всегда отзывчивы к чужой боли, ведь к подобному сложно привыкнуть, но такова судьба. Тем, кто ведёт за собой народ, приходится это делать. Мы берём на себя вину и плохо спим по ночам, чтобы другие могли спать спокойно – такова цена короны, ты должна это понимать, дорогая. Это неизбежно.

— Да, мадам, — кивнула Сиб. Она поняла, что Фригга разгадала причину её затворничества и пришла сюда, чтобы ободрить. Это был великодушный поступок, и принцесса снова ощутила чувство вины – она не заслуживает этой доброты. Она всех подвела. Если бы царица знала, что Сибилла чувствует к её младшему сыну и как равнодушна к старшему, то вряд ли бы бросилась её утешать.

— Я знаю, что ты винишь себя за смерть того стражника, — сказала Фригга тем временем. — Я всё понимаю, дорогая. Но и ты должна понимать, что он выполнял свой долг и погиб с честью. Это благородная гибель, достойная аса. Тебе не стоит себя терзать.

— Откуда вы..?

— Локи признался, что ты сказала ему, что тебя мучает смерть того воина. И увечье другого.

Локи. Сибилле казалось, что при упоминании его имени у неё покраснели щеки, и она смущенно опустила взгляд. Принцесса не могла избавиться от ощущения, будто Фригга видит её насквозь – казалось, царица Асгарда читает ванахеймку, как открытую книгу, но Сиб не могла удержаться:

— Принц… Как он?

— Не волнуйся, дорогая, он уже поправился, — ласково улыбнулась его мать. Наверное, она решила, что за ранение Локи вызывает в Сиб такое же чувство вины, как и страдания стражников, и хоть всё было гораздо сложнее, принцесса радовалась, если царица поняла всё именно так. Сибилле не хотелось, чтобы её беспокойство о принце показалась Фригге подозрительным. — Наши раны заживают быстрее, чем ванахеймские.

— Рада это слышать.

— Мой сын сделал то, что должен был сделать, так что, ни в чём себя не вини, дорогая. Он в порядке.

Фригга думала, что Локи двигало только чувство долга, но Сибилла догадывалась, что это была не вся правда. Ей было странно думать об этом, но царевна понимала, что он пытался уберечь её не ради союза и дружбы с Ванахеймом, а потому что Сиб была ему небезразлична. Их чувства взаимны.

И это знание убивало её каждый долбаный день в этом чёртовом дворце.

— Я рада, что с царевичем всё в порядке.

— На самом деле, нам всем повезло, что удар пришелся по нему, а не по тебе, милая, — призналась Фригга. — Боюсь, для тебя такая рана была бы смертельной. И то, что один из твоих родичей желает тебе смерти… Это ужасно. Должно быть, ты смертельно напугана?

— Меньше, чем следовало, — это была правда. Сибилла боялась за свою жизнь так долго, что со временем чувство страха порядочно притупилось. Фригга покачала головой.

— Ты храбрая девочка. Это хорошо. Такой и должна быть царица Асгарда.

Принцесса вяло улыбнулась. Она хотела быть царицей Асгарда не больше, чем выходить за его будущего царя. Небо, Сиб понятия не имела, как это будет! Как она свяжет свою жизнь с Тором, как сможет лечь с ним в постель, если его проклятый младший брат был всем, чего она хотела? Сибилла не стремилась ни к трону, ни к короне, богатству или высочайшему из статусов. Она не хотела приказывать и править, чтобы её называли царицей и кланялись ей в пояс. Проклятье, зачем ей весь блеск Асгарда, если принцесса не сможет разделить его с тем, кого любит?! Ещё несколько месяцев назад подобные мысли показались бы ванахеймке детской сентиментальностью, блажью и глупостью, но всё изменилось быстрее, чем она успела осознать. Сибилла была влюблена. И хоть в представлении принцессы любовь вовсе не была плохим чувством, но её угораздило полюбить не того брата – а это было плохо.

Но не время думать об этом сейчас.

— Что стало с телом того, кто на меня покушался? — спросила Сиб. Она заставила себя сделать крошечный глоток из чаши, хотя бы для вида: сладкое вино приятно разлилось по её горлу и, когда оно попало в желудок, царевна с удивлением осознала, что смертельно голодна. Она почти ничего не ела целых два дня.

— Огун и его люди опросили свидетелей, но этого мужчину никто не видел. Хозяин одного из постоялых дворов на побережье вспомнил, что он снимал у него самую дешевую комнату на чердаке около недели, но никто не знает, откуда он прибыл. Правда, на его теле обнаружили странную татуировку в виде двух сплетённых василисков… Воины считают, что это знак какого-то клана или общины, но не известно, так ли это на самом деле. Ты что-нибудь слышала об этом, Сибби?

Принцесса покачала головой. Нет, она понятия не имела, что это означает.

— В любом случае, — заключила Фригга. — Покойника уже доставили в Ванахейм. Может, твой брат с этим разберётся?