— Я не…

— В глаза смотри! — резко заорал Дауни, так, что капельки слюны полетели из его рта, а некогда красивое лицо исказилось в страшной гримасе ярости. Он схватил Холланда за подбородок, легко смяв его трепыхание, выдаваемое за сопротивление. Том застонал от боли, потому что пальцы мужчины сжали его челюсть слишком сильно, и оказался вынужден посмотреть в его глаза.

— Я сказал, что у меня всё хорошо, сэр, но мне кажется, что она не поверила мне, — по щекам Тома покатились крупные слёзы, и Роберт стал вытирать их большим пальцем свободной руки, хватку второй так и не ослабляя.

— Тш-ш, не плачь, не надо, — зашептал он, призывая мальчика успокоиться, но тот знал, что такая обманчивая ласка сулит только самое плохое.

— Мистер Хадсон, я правда пытался, но она… Давайте, давайте я лучше сделаю вам хорошо, пожалуйста, — Холланд давился слезами, хватаясь дрожащими руками за ремень брюк мужчины, опускаясь перед ним на колени.

— Прекрасно, прекрасно, — тихо шептал Даррен, глядя на то безумие, которое происходило на площадке; одна из его ассистенток прикрыла рот рукой, чтобы подавить тихий всхлип, который чуть не вырвался из её груди.

— Макс, Макс, Макс, как же так, — прошипел Роберт, надавив на макушку парня, чтобы тот быстрее опустился на колени, а потом резко вжался пахом в его лицо. — Если она узнает, то кто же будет делать мне хорошо, малыш? Кто?

Тому было тяжело дышать, так как Дауни вдавливал его лицо слишком сильно в ткань своих брюк. Он подбородком чувствовал, как член мужчины становился твёрже и пульсировал, потому что это был не его Роберт, да и сам Том больше не был собой.

— Я чувствую, что наш час пробил, Макс, — улыбнулся Дауни, схватив Холланда за волосы на затылке, заставив того запрокинуть голову и жадно вдыхать воздух ртом. — Я ведь не тронул твоего маленького братика, — напомнил он, а перед глазами Тома снова вспыхнул образ Падди, отчего его стало мутить, как в прошлый раз. — Поэтому ты должен мне больше, чем свой маленький говорливый рот! — Роберт снова сорвался на крик, подняв парня с колен, протащив его за волосы к столу и нагнув на него.

— Быстро! — скомандовал Аронофски, и съёмочная группа слаженно переместила все камеры на указанные разметки, чтобы снимать лицо Тома, лицо Роберта и крупный план сзади. Эту «пробежку» с оборудованием они репетировали не раз, поэтому всё случилось мгновенно, в то время как актёры даже не прервались.

— Она не оставит меня в покое, Макс, эта стерва будет копать под меня, пока не добьётся своего. Я уже чувствую, как её длинные красные ноготки врезаются в моё горло. Поэтому, — из горла Дауни стали вырываться безумные смешки, пока он стягивал с себя брюки и бельё. На нём осталась лишь рубашка, которая прикрывала его задницу наполовину; на члене был специальный «носок», который использовался для съёмок эротических сцен в кино. — Поэтому я хочу оставить тебе памятный прощальный подарок, — прохрипел Дауни, буквально сорвав джинсы с Холланда, затем схватив ножницы и разрезав на нём трусы.

Тома охватил такой страх, что кровь в венах стыла; он даже не сопротивлялся, лежа животом на столе, чувствуя, как ягодиц коснулся холодный и гладкий металл. Роберт огладил ладонями его задницу, жадно смял её пальцами, а парень сильно зажмурился и закричал, как если бы чьи-то пальцы резко ворвались в его нутро.

— Нет, пожалуйста, — вырывался он, когда Дауни щипал его бёдра особенно сильно, имитируя то, как грубо растягивает его. — Я не хочу, только не это, отец, — закричал Том, а Роберт замер, после чего громко рассмеялся.

— Отец? Ты вспомнил, как это делал с тобой твой папочка? — его смех заполнил весь павильон, и один из операторов быстро смахнул со своей щеки слезу. Все сейчас испытывали противоречивые чувства, все хотели прервать это безумие и одновременно убедить себя, что это всего лишь киносъёмка.

— Сэр, — рыдал Том, уже не сдерживая всхлипов и слёз. — Только не это, я вас умоляю, а-а-а, — закричал он так, что один из статистов закрыл руками уши. Роберт снова ущипнул Тома за ягодицу с силой, а тот вспомнил слова жертв насилия, видео с которыми он сегодня просматривал.

«Мне казалось, что к моей коже словно подносили пламя, а потом это пламя оказалось внутри меня и мои внутренности горели», — сказала девушка в голове Тома и начала рыдать, а он — вместе с ней, представляя её боль и разделяя её боль. Дауни толкнулся бёдрами в его ягодицы, крепко прижимаясь.

— Как же жарко, ты чувствуешь этот огонь, детка? — простонал Роберт, и его ресницы задрожали, словно он действительно был внутри желанного тела.

— Остановитесь, — прохныкал Том, цепляясь пальцами за края стола с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Дауни стал толкаться вперёд медленно, но очень резко, так, что бедренные косточки парня больно врезались в край стола, а нежная кожа покрывалась ссадинами.

— Ты мой самый сладкий мальчик, Макс, ты — единственный, кому восемнадцать, но самый сладкий, — стал шептать Роберт, навалившись полностью на Холланда, хватая пальцами его волосы и больно натягивая их на себя.

Мальчишка вдруг с ужасом осознал, что он — не единственная жертва, что таких, как он, должно быть, было много. Скольких детей сломал этот монстр под прикрытием сеансов психолога?

— Да, вот так, — движения Дауни становились всё яростнее, и стол начал сдвигаться вперёд. Громкие шлепки кожа о кожу резали всем по ушам не хуже, чем похотливые хрипы мужчины и жалобные вскрики Холланда.

— Я больше не могу, — всхлипнула та самая ассистентка режиссёра и просто отвернулась, снова закрыв свой рот руками и сморгнув слёзы с глаз. Аронофски даже не обратил на неё внимания, понимая, что стал свидетелем подлинного актёрского таланта, что стал именно тем режиссёром, кто заснял это. Даррен приходил в ужас, как и все, но и в восторге он тоже был, предвкушая, как будет оценена его картина, в успехе которой он теперь не сомневался.

— Хочу видеть твои дивные заплаканные глаза, Макс, — криво улыбнулся Роберт, отстранился от Тома, бесцеремонно перевернув его на спину, а после взглянул ниже своего живота. — Ох, кажется, у нас тут немного крови, — сказал он, пока мальчик перед ним пытался прикрыться руками. — Это заживёт, детка, — усмехнулся Дауни, снова навалившись на Тома между его разъехавшихся в стороны ног.

Актёр больно ущипнул парня, имитируя грубый толчок, и Холланд закричал, снова и снова прокручивая в голове те видео, в которых рассказывалось об ужасных вещах: об едва выносимой боли и о невыносимом унижении.

Дауни, изображая фрикции, схватил салфетку со стола и вытер слёзы и сопли с лица Тома. Он делал это грубо, рвано дышал и смеялся, словно причинять боль юноше ему приносило истинное удовольствие.

— Я не хочу целоваться с твоими соплями, — прорычал Роберт, смял салфетку и отшвырнул её в сторону, вторгаясь в рот Тома своим языком и жадно вылизывая его. Это был не поцелуй, это был ещё один способ изнасилования. — Я уже близко, — закричал он, ускоряя движения бёдрами и отрываясь от губ парня.

Холланд уже больше не кричал и не плакал, его голова повернулась на бок, он лежал, как безвольная тряпичная кукла, пока его тело сотрясалось от чужих толчков. Он никак не реагировал, когда Дауни жадно провёл языком влажную дорожку по его щеке. Парень едва смахивал за живого, потому что его взгляд вдруг стал пустым, он был устремлён в никуда.

— О нет, он смотрит в камеру, — шепнул кто-то Аронофски, наблюдавшему за всем происходящим едва дыша.

— Нет-нет, он не смотрит в камеру, он смотрит… в бездну, потому что он… Он включил защитный механизм, Макс больше не здесь, с ним случилось то, что происходит со всеми жертвами: он спрятался где-то глубоко внутри Тома, чтобы больше не чувствовать эту боль, — завороженно шептал Аронофски, смотря в потухшие карие глаза Холланда.

— Да-а, — прохрипел Дауни дрожа, полностью придавив собою британского актёра, прижавшись своей щекой к его щеке и прикрыв глаза, словно он испытывал удовольствие от долгожданной разрядки. — Запомни эти ощущения, Макс, я хочу, чтобы ты помнил, как я был в тебе, даже если я буду очень далеко, — прошептал он. — Я теперь навсегда внутри тебя, навсегда с тобой, я никому и ничему не позволю разлучить нас навсегда, — закончил он и поцеловал парня в висок. Тот впервые моргнул, и в его глазах снова отразился дикий ужас.