Милосердный Бог выше мести. Адских углей и сковородок может и не быть. Ад – это наверняка наиболее милостивое решение Бога к тем, кто отвергает все Его милости. То «место» или то состояние, где Божие присутствие ощущается меньше всего. И это лучше для его насельников, ибо близость Бога, купание в Его милости, для них совсем уже непереносимо.

Но и в аду человек не убежит от себя, от своего недовольства, от своего ропота и зависти. Неприязнь к Богу перерастет в ненависть. Ненависть будет морально оправдывать себя приведенной выше аргументацией, и тем закрепляться больше и больше. Она изыщет и еще тысячи претензий к Богу личного характера, типа: почему Ты на земле не дал мне того и другого?

Но возможность, близость, доступность такой ненависти дает другой своей стороной и высокую цену любви. От человека все-таки требуется определенная «личная заслуга». Не в каких-то конкретных делах, за которые можно было бы просить награды, а именно в такой вере и любви, в таком доверии к Богу, которое не будет возможности заменить никаким подхалимством. Эту любовь и веру человек призван явить на земле, когда сотни голосов осудят его за это. А может быть, такое испытание предстоит нам в адском преддверии.

Как устоять в любви к Творцу без лицемерия? Когда немало людей и бесов вжужжат в ваши уши всю кратко приведенную выше «апологию ада» во множестве ее подробностей? Христианин всегда помнит одно. Бог любит нас нелицемерно, а доказал Он это тем, что в лице Иисуса Христа явился на землю Сам, и как человек выдержал ту же самую борьбу против сил ада. Перенес и страдания, и искушения. Наверное, это было не напрасно! Наверное, потому, что наше искушение нашей свободой столь же серьезно и тяжко. На земле мы ведем борьбу с этой логикой ада, живущей в нас самих. И каждый наш грех ее укрепляет. Победить ее под конец всех испытаний мы сможем лишь живой верой и памятью о том, что Божья любовь к нам нелицемерна, омыта и освящена кровью Христа.

Лишь эта любовь и эта святая кровь посылает «логику ада» в преисподнюю. Она способна и вас освободить. Освободить вопрос вечный от его прозвища: проклятый.

В последние десятилетия и даже века не было недостатка в предвозвестниках конца света. Назначали дату, уводили людей в пустыни, горы или пещеры, а потом все пророчества не сбывались, люди разбредались, и жизнь возвращалась на круги своя. За две тысячи лет накопилось уже столько разочарований, что и самые евангельские строки на эту тему воспринимаются как бы в переносном смысле или просто остаются незамеченными. Похоже, люди устали ждать.

Когда устают ждать, начинают жить тем, что есть, а не тем, что будет. Жить тем, что есть, не означает только есть, т. е. заниматься накопительством и удовлетворением потребностей. Можно делать и дело Христово – свидетельствовать о нем. И это делается. Находятся авторы и проповедники, которые вновь и вновь пересказывают евангельскую историю в том контексте античной жизни Палестины, который им известен. И каждое такое свидетельство окрашивается и личными размышлениями, личными призывами авторов, их личными догадками или фантазиями. Каждое такое свидетельство ценно именно этим, своим личным восприятием. Будь ли то книга святителя Иннокентия Херсонского или труд бывшего раввина Альфреда Эдершейма, картина Рембрандта или фильм Мэла Гиббсона. Нет числа и конца всем свидетельствам! Начало им, по сути дела, положили сами евангелисты. Любой автор дает свою интерпретацию событий, но в ней отчасти раскрывает и итог своего личного поиска. Что дал Христос мне самому Своим пришествием и страданием? Как убедить мне вас, слушателей и зрителей, что Он действительно изменил мою жизнь, сделал меня другим? Тот же дар Он хочет дать и вам, если пожелаете принять.

И тот, кто имеет свидетельство Иисуса Христа, тот понимает таких рассказчиков, а зачастую и сам включается в подобную же свидетельскую деятельность. В этом апостольском выражении: иметь свидетельство Иисуса Христа, – есть некоторая нарочитая двусмысленность. Неясно поначалу, кто о ком свидетельствует: я о Христе или Христос во мне и для меня? Но тому, кто имеет свидетельство, вскоре становится ясно: верны оба смысла сразу. Дух Божий свидетельствует нам о спасительной силе Христовых страданий для того, чтобы и мы сами стали Ему свидетелями. Свидетельство, таким образом, становится обоюдным, оно и Божеское, и человеческое. Оно и возможно из человеческих уст лишь потому, что появился его предмет: человек нашел драгоценный евангельский бисер и оценил, что по сравнению с ним все его прежде разделяемые ценности мелки и недостаточны, а то и вовсе ничтожны. Многое можно бросить ради удержания драгоценного сокровища веры в прекрасного евангельского Бога, способного сострадать человеку, – и человек свидетельствует об этом.

Да и сами свидетельства очень отличаются по форме. У кого книга, у кого картина, у кого песня или на худой конец рассказ со сцены, как я, дескать, был спасен Христом из героинового ада. Разные люди нуждались в спасении страданием и смертью Христа. Кто-то расскажет: смотрите, я вот, бросил пить, а другой вроде и не пил до своего обращения, но оба нуждались в спасении, оба нуждались в Спасителе. Оба уверовали, что спасение подаст им сострадающий Бог, ставший нарочно для этого таким же как мы человеком из плоти и крови, только без греха. И суть их свидетельства одна: у нас появилась другая жизнь. У нас появилась цель. У нас появилась хотя бы иногда переживаемая, ни с чем несравнимая радость о Господе. Мы в Сыне Божием сумели познать Бога в качестве Небесного Отца. Короче, на земле мы теперь живем по-другому. В хорошем случае это бывает заметно и постороннему глазу. Наши знакомые могут увидеть в нас некие изменения в лучшую сторону. Правда, им еще нужно будет осмыслить, а нужно ли это вообще, нужно ли это лично им, и связано ли это с канвой евангельского рассказа, а не с нашим самовнушением. Но в том-то и дело, что наше свидетельство может отразить лишь то, что происходит на земле. Мы ни в коем случае не можем свидетельствовать о чем-либо небесном, как свидетельствовал Иисус. Мы можем повторить Его слова и дать им свою (или церковную) интерпретацию, но мы не в силах принести небесное свидетельство, как свое.

Мы говорим человеку: вот видишь, Он же изменил мою жизнь. Собеседник отвечает: да, изменил. Да, христианство твое может пригодиться на то, чтобы перестать быть таким негодяем, каким ты был раньше. И может быть, это имеет смысл. Но и при этом относительно того, что нас ждет за смертным порогом, мы с тобою по-прежнему равны, ибо равно не знаем ничего. Всего-навсего, что ты мне можешь рассказать и показать, это то, что ты пытаешься лучше жить (да и то не всегда удается), но ты никак не можешь засвидетельствовать две вещи: что Иисус действительно дал тебе жизнь вечную, и что дать ее мог только Он и больше никто и ничто.

Логичная концовка. На этой точке мы начинаем разводить руками: мол, вольному воля, спасенному рай. Не хочешь не верь. Действительно, заставить поверить нельзя, а понятные подтверждающие свидетельства всегда будут недостаточными.

Но хуже другое. А сами-то мы, христиане, сталкиваясь раз, другой и третий с трудностями своего свидетельства, с его принципиальной ограниченностью, не начинаем ли постепенно переключаться лишь на то, что дал нам Господь для нынешней жизни? Вот пример из очень хорошего эссе Ильи Стогова «Страсти Христовы». Книга обращена к человеку неверующему или прохладному, написана с умом и сердцем, может кого-то задеть за живое. Но вот, несколько пространная выписка из ее концовки.

«Если вы состоите в браке, то, наверное, знаете: суть супружества не в том, чтобы достичь чего-то этакого, а в самом супружестве. Просыпаться и радоваться тому, что рядом с тобой тот, кого любишь. На протяжении дня делать друг другу приятное. Вечером вспоминать о пережитом вместе и говорить: «Спасибо, что ты была со мной». И слышать в ответ: «А тебе – что ты со мной». Христианство очень похоже на счастливый брак. Христианство – это путь. Долгая жизнь рядом с кем-то другим. Можно уйти в горы или пустыню, достичь высот самопознания и просветления и стать великим йогом. Но христианином так не станешь. Христианин – это тот, кто не бывает один. Христианин это тот, кому нужны другие. И особенно – Другой…