— Слушаю.

— Ты что спишь? - весело прокурлыкал в ухо Стасик.

— Сплю.

— Просыпайся.

— Зачем?

— Подгребай ко мне домой. Тут компания собралась. Толик приехал и твой старый дружок с ним.

Стало понятно, от чего это начальника распоганило, звонить и приглашать.

Гости, оказывается, пожаловали и в недоумении спросили: где друг наш,

Ангарский? А тому слабо ответить - не сторож я другу своему. Застеснялся

Стасенька, что не пригласил товарища на день рождения, и кинулся исправлять оплошность.

Вадим уже собрался отговориться, но трубку у Стаса забрали. В ухо забасил

Толик:

— Ты, говорят, приболел. Это - ничего. Заодно и полечишься. Только попробуй не прийти. Столько лет не виделись. Пашка тоже…

От его голоса повеяло чем-то старым, давно прожитым и почти забытым. Даже апатия отступила под таким напором. Вадим поднялся с дивана, дослушал жизнерадостное клекотание трубки и, бросив: буду, начал собираться.

Застолье в доме у Стаса собралось отнюдь не маленькое. Не междусобойчик, на который рассчитывал Вадим, а целый прием. Человек двадцать гостей: кто еще сидел за столом, кто уже разбрелся по знаменитым начальственным хоромам.

Народ успел изрядно накатить. Вадиму сразу налили по полной - пусть человек догоняется. Он не отказывался. Есть не хотелось, но он что-то ел, разговаривал, слушал. Изображал интерес. Пашка вспомнил их давний заезд на месторождение, когда пришлось ночь отсиживаться в холодном складе, спасаясь от пьяной толпы.

Толик хохотал, Пал Николаевич, забыв старую досаду, тоже. Но все как-то вяло, будто собрались не на веселье, а по разнарядке. Или устали все за последнее время? Или само время устало?

Лялька первая поднялась на звонок в дверь. Еще кто-то из гостей припоздал?

Ольга приехала, сообщила она, вернувшись в комнату. За столом тут же очистили пятачок для прибора. Мужики сдвинулись, освобождая место на диване. Вадим не знал кто такая Ольга, но почувствовал некоторое колебание общей атмосферы.

Как сквознячком потянуло, разгоняя сонную хмарь.

А потом она вошла. И стало еще свежее, потому что все враз заулыбались. И она улыбалась, но не заученно, не из вежливости. Она действительно была рада их всех видеть. И его, Вадима тоже? Фигня. Это просто маска, решил Ангарский, и приготовился уловить даму на фальши.

Приготовиться-то приготовился только и сам не заметил, как забыл о своем намерении. Через десять минут ему стало интересно. Она с ходу въехала в общий разговор и повела в нем свою не громкую, но очень занимательную партию. Дело даже было не в выбранной теме, а в умении увидеть проблему под каким-то другим, часто забавным углом.

Толик как всегда перехватил инициативу и перетянул разговор на себя. Ольга не протестовала. Слушала.

Поморок, не иначе. Откуда в нашем царстве, состоящем наполовину из мелких самодовольных деловаров, наполовину из замотанных исполнителей, взяться такой женщине? Ангарский, запоздало обратил внимание на ее внешность, разобрал, так сказать, в деталях. Довольно высокая и чуть полноватая Ольга имела, оказывается, весьма соблазнительные формы. То, что на мужском языке называется - удобистая.

К концу вечера все опять собрались за столом, попытались даже спеть нечто старое, студенческое - не задалось. Но не расстроились. Выпитое не дало разлиться желчи. Гудели, смеялись без особой причины; собирались по домам, пока не собрались.

Ангарский не напился. Не случилось такого хотения. Наоборот, весь вечер цедил единственный стакан и даже разговаривал, чего за ним в последнее время не водилось. И все поглядывал в ее сторону. Не случайно, - какого лешего! - преднамеренно поглядывал. И словил таки ответный взгляд.

Но… как говаривал незабвенный мажордом, ни тебе призыва, ни - ответа.

Скорее вопрос: ты кто? Но и он был не главное. Главное - серо-голубая глубина, в которую захотелось нырнуть.

За дверями компания даже не сразу распалась. Потоптались, посмеялись, прошлись вместе до конца улицы и только там окончательно разделились. Ольга уехала на такси. Вадим зашагал в сторону офиса и уже через десять минут был в своей норе. Благо - рядом.

Неделя прошла суматошно. С одной стороны: Стас всех начал гонять, как перед концом света или большой ревизией, с другой: в Ангарском ни с того ни с сего проснулась, давно забытая активность. Народ умилился. Директора такая метаморфоза только раздосадовала.

В первый же день Вадим между делом разузнал, что Стасик сам имел, положить глаз на давешнюю гостью - не получилось. Пустячок, а приятно. Спрашивать Стаса

Ангарский не стал. Неча масла в огонь подливать. Да и зачем, собственно! Мелькнула - и мелькнула. Мало ли баб на свете. Они, кстати, уже успели натоптать тропу к захламленной Вадимовой комнатухе, сто лет трава не вырастет. Только падет ночь на славный город Мухосранск, только уметутся по домам сослуживцы, звонит телефон. Не было настроения, дергал штекер из розетки. Было, снимал трубку и цедил односложные фразы, между которыми позволял себя уговорить. Но, упаси Бог, не обижая, не унижая.

Просто они должны были принимать его таким, каков он есть. Не нравится, не набивайся.

Нравился и еще как. Так что снятая трубка автоматически означала - придет. Только раз всего рука и дрогнула. Вдруг помстилось, сейчас он услышит голос Ольги. Вадим даже ругнулся про себя: в детство впадаю. Подставил ухо и уже спокойно принял - не она.

Бабы же и подвели под монастырь. Даже не баба - девчонка сопливая. Только-только восемнадцать стукнуло.

Через две недели после памятного междусобойчика, в воскресенье, Вадим решил устроить себе роздых: телефон отключил, на звонки в дверь не отзывался, сидел бирюком в своей коморке и смотрел телевизор. Пиво и воблочка скрасили одиночество на столько, что даже привычное отвращение от теледейства никак не наступало. Он лениво прыгал с канала на канал, пока перед глазами не закрутился средневековый триллер. Тут Ангарский притормозил. С первого взгляда понятно, что ладили не столько сладенькую конфетку, сколько фантик, в коем ничего практически и не должно быть. Действо выдумано от начала до конца. Страсти ненастоящие, чувства ненастоящие, плащи - и те шелковые. Хрена бы крестоносцам в шелковых плащах ходить на край света, воевать

Гроб Господень? Имей они такие шмотки, сидели бы по домам. Не было в одиннадцатом веке шелка в Европе. Ну да, черт с ним. Напутал чего-то там художник по костюмам, мы ему простим. Главное

— оружие настоящее. Вадим присмотрелся, чуть не носом уткнувшись в экран - никакой бутафории.

Еще - герой. Молчит и ходит. Ходит и думает. Ангарскому понравилось.

Он так увлекся, что не услышал, как щелкнул замок на входной двери, оторвался от экрана, только, когда на его порог вплыла Вика. А это вам не сослуживица, с которой можно обойтись по свойски: либо необидно выставить за порог, либо, на худой конец, по-быстрому уложить в постель и опять же, выставить. К нему собственной персоной пожаловало дитя Стаса от первого брака, проживающее с родителем. Отсюда и ключ. Сам бы Стас беспутной доченьке его нипочем не дал.

Стащила и отправилась на поиски приключений ко взрослому дядечке. Вадим недовольно вскинулся. Но лицо уже само по себе сделалось нейтральным. Ничего не поделаешь, многолетнее участие в женской судьбе - а учитывая опыт Андрага - вековое, довело реакции до автоматизма. И сделался он учтив и мягок себе на погибель. Девица приостановилась, будто споткнулась, но только на мгновение. Уже в следующее - плюхнулась рядом на диван.

— Привет.

На экране к этому времени отгремел финальный поединок. Герой, как и положено победителю, заваливал свою даму на попону у костра. Можно выключать. Вадим без всякого сожаления ткнул пальцем кнопку. Экран погас.

— Привет.

— Пива налей, - нахально потребовала девчонка.

— Обойдешься.

— Боишься, отец отругает?

— Ага.

Вадим откинулся на спинку дивана и только что не зевнул. Дальнейшее - очевидно. Он все знал заранее. Погнать бы эту дурочку из своей норы в три шеи. Грубо, с обидными сравнениями, а еще лучше, с занудной моралью… И ей возможно никто, никогда не объяснит, каким должен, или хотя бы, может быть мужчина в постели. Ослепительно молодая, богатая, глупая, уже развращенная, но так и не понявшая, что тут по чем… Если потянуть время, может, струсит и уберется по добру поздорову? Шутка ли, ворваться в логово старого развратника? К тому же, девочка балованная, привыкла к совершенно иной обстановке.