Далее по логике должно было следовать предложение выкатываться за пределы санатория и снимать в поселке хоть дом, хоть весь квартал, "если ты, сука, такая богатая". Что-то удержало девушку от неверного шага. Не иначе, глаза гостьи. Та смотрела на нее как сытый удав на кролика. При том что кролик догадывается: удав сыт временно, а кролику, в силу не зависящих от него обстоятельств, деваться некуда.

Двухкомнатный полулюкс, который Прасковья таки выдрала у зловредной администраторши, ее приятно удивил: просторно, светло, прохладно от тихо шуршащих кондиционеров; вид на море, опять же. Денег жалко не было. Параскева собиралась разгуляться.

Втечение двух, последовавших за вселением в "Итаку" эксцентричной дамочки, недель на побережье в этом районе обрушились все мыслимые и немыслимые катаклизмы.

Сначала санаторий жгучим потоком затопила жара под шестьдесят. Люди не ходили, собаки не лаяли, воры не воровали. Постояльцы спасались кондиционерами.

Потом на смену пеклу пришел сквозной холодный ветер, пригнавший шторм. Пара смерчей в одночасье унесла весь пляжный инвентарь, чтобы вывалить его в долине

Псе. Далее началось нашествие на прибрежные воды стай электрических скатов, которые стаями вообще-то не водятся. Эти, к тому же, имели чудовищный, не сообразный ни с какими законами природы, хвостовой заряд. Туча саранчи объела личный садик директора санатория, нагадила как стадо коров и умелась в пространство.

Лифт, спускавший к морю постояльцев двух люксовых номеров верхнего яруса - вообще, отдельный разговор. Прасковье, которая так и дефилировала в драной кофте, было холодно отказано от этого вида сервиса. Карточка полулюкса не помогла. Стоит ли говорить о том, что теперь лифт ежедневно застревал аккурат по середине прозрачного стеклянного цилиндра по которому катался вверх-вниз. При чем, случалось это в самый солнцепек и обязательно с пассажирами на борту.

Горничная, толстая, исполненная сознания собственной важности тетка, имела неосторожность сделать постоялице замечание насчет окурка в цветочном горшке, после чего навернулась на лестнице и сломала лодыжку. На смену ей прислали молодую веселую и словоохотливую. От нее-то Прасковья и узнала, что господин

Кулпанов - важное Тело - недоотдыхав положенный срок, съехал.

После его отъезда номер пустовал только сутки, по прошествии которых туда с шумом вселился газпромовский гость, зам. гендиректора какой-то нефтяной компании и, как доподлинно было известно - американскоподданный.

На следующий день, после того, как всю ночь под окнами замгендиректора -

Прасковья жила этажом ниже - пели, а потом просто непотребно орали, прикупленные им, дабы развеять американскую грусть, цыгане молдавского разлива, повторилась полдневная остановка лифта. Если, безвременно отъехавший г-н Кулпанов, по причине непомерной толщины, пользовался подъемником в одиночку, и, сновавшей вверх-вниз по лестнице охране, приходилось его оттуда регулярно выносит, г-н Калкис ездил в плотном окружении бодигардов. Последний демарш лифта, таким образом, требуемых результатов не принес. Г-н Калкис проспал всю остановку пьяным сном. Выносить пришлось, вырубившихся от теплового удара, охранников.

Ночь с цыганами повторилась, но к утру они неожиданно исчезли в неизвестном направлении, прихватив своего нанимателя, чтобы на следующий день потребовать за него выкуп в размере десяти миллионов долларов. Санаторий оцепили правительственные войска, на поимку киднеперов был выслан оперативный отряд.

Когда шайку прижали ко дну малого ущелья вертолетами, стоять на ногах в состоянии оставались только барон табора, да сам Калкис, остальные лежали вповалку пьяными. Барон тут же сделал заявление, что похищение является рекламной задумкой самого Калкиса. В результате, отпустили обоих. Барон укатил на восток, Калкис - на Запад.

Это - не считая мелочей. Все до единой девицы-портье, нанятые через одну контору в Москве - оптом, в одночасье оказались без работы. То есть, сначала слетел со своей должности директор, его зам, придя в момент крайнего напряжения всего трудового коллектива, помел как новая метла - у него имелись своя контора и свой опт. Девушки ревели и рвали на себе волосы. Попробуй, найди такую работу на побережье в разгар сезона! Приехала их мадам и увезла в вольное турне.

Или такая мелочь: половина и без того немногочисленных гостей покинула пределы "Итаки" с симптомами чесотки, псориаза и сапа. Сыпь начинала пропадать, как только гость забирался в самолет или садился в поезд.

К концу двухнедельного срока путевки Прасковья осталась в санатории одна. К тому времени она сменила рвань на вполне приличный прикид, нацепила бриллианты, крокодиловые туфли, шляпу и наняла шофера на мерседесе. В путь ее провожали всем дружным, но несколько поредевшим коллективом.

Андраг нахохотался от души. Давно его не баловали такими веселыми байками.

Вино с бабкой они благополучно допили, пощипали фрукты, еще поболтали о разных мелочах. Внук, наконец, засобирался восвояси.

— Лети, мой птенчик, и пребудет с тобой Высокое Небо.

— Вы, мадам, будто в бой меня посылаете.

— А вдруг, умыкнутая тобой девочка заронит, наконец, в бесчувственную душу дракона зерно любви?

— Это я-то бесчувственный!

— Представь.

— Не откажите в любезности, мадам, объясните недоумку, в чем его природный изъян.

— Дитя мое, какого лешего ты обращаешся к старой, выжившей из ума крокодилице? Не торопись, дружок. Жизнь все тебе объяснит и все разложит по полочкам.

— Если успеет. Забыл за волнениями вам поведать: накануне меня подкараулили и попытались убить.

— Обычные игры молодых. Такое случается сплошь и рядом. Ловят друг друга, избивают, даже пытаются надругаться.

— Вам-то откуда сие известно?

— Ты нарушаешь, как любит говорить твоя мать, ты попираешь, в конце концов.

Дракону никто не имеет права задавать вопросы.

— Кроме комиссии Высочайших.

— Не иначе, бедолага Лендор нагнал на тебя страху?

— Страх? Нет, пожалуй. Но некоторые опасения имеются.

— Не переживай раньше времени. Я - на твоей стороне. А сейчас изволь выметаться. Мне пора отдыхать. Да и погода портится. Клавдий тебя проводит.

В каминную залу вошел высокий широкоплечий мужчина, распахнул дверь и почтительно склонил голову. Знакомый с ним по прежним визитам Андраг в который раз отметил, что и поклон у того не так глубок, как надобно бы, и взгляд не выражает особого почтения. Улучив момент, внук искоса глянул на бабку и поразился: лицо дамы смягчилось, в глазах светилось ожидание и все это не ему,

Андрагу, на него она в этот момент не смотрела. Все - Клавдию. Ну да, Небо в помощь. Не наигралась, оказывается, бабушка в отпуске.

За воротами Андрага встретил шквалистый, довольно прохладный ветер.

Помнится, когда летел к бабке, давило жарой. Похоже, надвигалась гроза. Следовало или поторопиться, или возвращаться в бабкины владения. Но внук вспомнил выражение лица почтенной родственницы. Постучись он сейчас обратно, бабка и матом может обложить. Не в том даже дело. Не хотелось встревать.

Летать в грозу считалось неразумным. Посиди под навесиком, под деревцем, если тебя непогода застала в дороге. Из дому лучше носа не высовывать. Микроклимат над замком конечно ни какая гроза не тронет, а вот за воротами, первая же молния может угодить в фамильный " ирокез". Здесь существовала некая предопределенность, но не такая фатальная как с морем. Могло и пощадить, а могло

— и нет.

Андраг передернул плечами, согнул и разогнул руки. Короткий разбег и в лицо ударила волна ветра. Он, как часто случалось, не рассчитал, положился на мышечную память и вместо плавного взлета получился кульбит. Чуть об бабкины ворота не треснулся разлетевшимся организмом, но напрягся и выровнял плохо начатый подъем.

Низко лететь в круговерти нарастающего урагана - обязательно наткнешься на скалу или дерево. Высоко лучше не забираться, можешь вообще никуда не долететь.