– Не бойся, любимая! Аралез, лежать!!

Гампр с некоторым запозданием выполнил команду царедворца, продолжая угрожающе смотреть на Гекату. Она, колдунья, преодолев минутную слабость, подошла, протянула руку и так посмотрела в глаза собаки, что та успокоилась и, опустив большую голову на камни, даже разрешила женщине себя погладить. Баграм осознал: Геката непроста, может и удивить.

Он зажег факелом масляные светильники. Перед взором вошедших наконец предстала волшебная реликвия. В глубине зала на черном базальтовом столбе-постаменте стояла древняя резная статуя – небольшая, в один локоть, – фигура богини Афины в доспехах, с копьем и щитом. Священная статуя, с остатками краски, потертая, потерявшая от череды веков нарядность и мелкие детали, волей-неволей притягивала внимание своей таинственностью и предчувствием грядущего.

Они остановились вблизи реликвии.

– И от этой фигурки зависит судьба города и его оборона! – Она недоверчиво прищурилась, обращаясь к спутнику: – Но как удостовериться, что Палладиум подлинный?

Баграм торжественно объявил:

– Если произнести нужное заклинание, статуя вращает глазами.

– И ты знаешь это заклинание?

– Конечно! – Он подошел ближе к статуе и церемонно сказал: – О, Афина Паллада, светлоокая дева, градов защитница, пусть сгинут презренные трусы, подло дерзнувшие великих разгневать богов!

Вдруг глаза статуи задвигались. Медленно переведя взгляд вниз, она начала делать круговые движения серыми глазами по часовой стрелке. Три раза.

– Успех не терпит сомнение! – услышал голос Гекаты Баграм.

Его звериный инстинкт сработал с быстротою молнии. Совсем недавно эту пословицу произнес на приеме у царя римский легат Лоллий, а теперь ее повторила Геката. Совпадение?! Не может быть! Что-то здесь не так… Он, изумленный, резко обернулся, как раз в тот момент, когда женщина занесла кинжал-фибулу для нанесения удара ему в шею. Обеими ладонями, сложенными чашечкой, он захватил наносящую удар руку с кинжалом, но предотвратить порез не смог. Царапина, неглубокая, однако длинная, осталась на его шее. Рывком отстранив захваченную руку Гекаты, оттолкнул ее от себя, приготовившись ударить локтем ей в голову, но силы разом оставили его. На кончике кинжала был яд. У Баграма возникли вялость, слабость, головокружение, дрожь охватила конечности, и, побледнев, он вяло опустился на каменный пол. Только глаза и несвязная речь выдавали, что еще жив.

Геката, деловито заложив кинжал-фибулу в застежку, уничижительно посмотрела на поверженного у ее ног мужчину:

– Благородные поступки часто вознаграждаются болью.

Она подошла к постаменту, протянула руки и с трепетом сняла с него статую. Ощутив в висках биение пульса, почувствовав торжество злорадства и прилив восторга, она, приблизив Палладиум к глазам, произнесла:

– О, Афина Паллада, светлоокая дева, градов защитница, пусть сгинут презренные трусы, подло дерзнувшие великих разгневать богов!

Статуя начала вращать глазами, Гекату же, на устах которой возникла победоносная улыбка, распирали самодовольство и превосходство. Сдернув со сломленного мужчины плащ, она стала заворачивать трофей, а Баграм, превозмогая страдания, приподнял голову и из последних сил прохрипел:

– Ктум¹⁵!

Аралез превратился в лютого зверя со взъерошенной шерстью, хищным оскалом и налитыми кровью глазами. Вскочив, издав низкое рычание и грозно оскалившись, собака, по крови близкая к волку, агрессивная, по существу, живое оружие, приготовилась защищать хозяина до остервенения. Геката, прервав возню с фигуркой, попыталась применить все свои колдовские чары, но подчинить это неуправляемое животное не получалось. В мозгу колдуньи билась мысль: «Как усмирить, как контролировать собаку?!» Удерживая в одной руке сверток с реликвией, она выставила вторую руку вперед и забормотала заклинание.

Пес кинулся на нее. Мощный и сильный волкодав, обладающий независимым умом, сам выбирающий себе друзей и жертв, готовый задушить льва, тигра, медведя, схватил вытянутую руку женщины у самой кисти и прокусил насквозь, стискивая зубы все сильнее и сильнее. Геката взвыла, выронила сверток со статуей, упала на колени, навзрыд заплакала, причитая:

– Не лаять, не рычать, не грызть, не кусать! Иди вой, глаза закрой, бойся меня! Да будет так!

Вдруг хватка гампра ослабла. Открыв пасть, он освободил руку и, продолжая стоять рядом, неотрывно и злобно смотрел на Гекату. Пытаясь совладать со страхом, она потихоньку поползла на коленях к выходу, забыв про Палладиум. Пес, часто дыша и высунув язык, стоял как страж порядка, сопровождая взглядом удаляющуюся, совершенно обессиленную и истекающую кровью колдунью, всем своим суровым видом показывая, что в этом обиталище никому не позволено нарушать древние правила: дозволяется лишь покорность судьбе и ему, гампру.

Геката, утопая в слезах, уползла. Аралез обернулся к обездвиженному воину, в котором едва теплилась жизнь, и, примостившись рядом, стал зализывать его рану. В Армении знают, что гампр, зализывая рану смертельно раненого человека, может его оживить. Баграм открыл глаза и с благодарностью посмотрел на друга.

Вечер выдался на редкость жарким. Заговорщики, краснея и потея не столько от духоты, сколько от волнения и страха, встретились в одном из помещений дворца армянского царя – галерее скульптур, вдоль стен которой стояли великолепные статуи греческих мастеров. Коллекцию начал собирать еще Тигран II Великий, мудрейший и храбрейший царь своей эпохи, который привозил из завоевательных походов бронзовые и мраморные изваяния богов и богинь, и это собрание шедевров было предметом зависти большинства правителей Азии. Только Рим мог похвастаться более значительным ареалом искусства, ведь он завоевал Грецию и все страны Средиземноморья.

Единственный светильник бросал призрачный свет на лица конспираторов. Санасар, хранитель государственной печати, стоя у статуи Гермеса, сказал:

– Этот бог, Гермес, – мой покровитель. Он самый изворотливый и хитрый из всех богов.

– Гермеса никто так и не превзошел в воровстве и лукавстве, – подтвердил Вахинак, управляющий царским двором.

– Предпочитаю молиться армянскому богу Ваагну; он сильный как Геракл. – Начальник охраны дворца Татул¹⁶, 30-летний офицер, которому Баграм слепо доверял, примкнул к заговорщикам недавно.

Санасар прислушался:

– Шаги? Нет, показалось. Я, Татул, тоже почитаю армянских богов. В храме главного бога Арамазда бываю часто, получая толковые пророчества. Там есть жрец-прорицатель, который устанавливает прямую связь с богом. Последний раз я спросил Арамазда: «Какой могу внести вклад в процветание Армении?» И знаете, что ответил бог устами прорицателя? Он сказал: «Если будешь решительным, переступишь порог вечности».

Управляющий двором трепетно задрожал:

– О, Санасар, бог благоволит тебе, царем должен быть ты, но Арташес, ненавистный тиран, в здравии; такое впечатление, что он черпает силы из магических источников.

Из кармана Санасар достал камень:

– Вот его магический источник!

В ладони лежал камень, оплавленный, неправильной формы, черный и блестящий. Соратники округлившимися от удивления глазами уставились ошеломленно на объект.

Санасар объяснил:

– Этот кусок металла, упавший с неба, умеет омолаживать тело и дарует чувство внутреннего равновесия и гармонии. Как хранителю печати царь доверил его мне и требует приносить каждый раз, когда гневается. Вызывает меня, берет камень, прикладывает к животу, и от сердца сразу отлегает.

Вахинак выразил изумление:

– Чудеса да и только! То-то, что молодеешь!

– Да, я полон сил и здоровья, – похвастался Санасар.

– И много у него таких необычных предметов? – поинтересовался Татул.

– Много. Кладовая забита. Одна вещь чудеснее другой. Татул, молись Гермесу и побываешь в подземном мире без последствий.