– Понял задачу, – шутливо откозырял мне Жюль. – Придумаю что-нибудь.

Но улыбка тотчас сползла с его лица, и он взял меня за свободную от карты руку.

– Ольга, держись подальше от этих диких снов, – попросил он. – Когда я узнал, что второкурсники уже исследуют сноморе, я был в ужасе. Вам ведь рассказывали про парадокс локаций диких снов?

– Может быть, – я наморщила лоб. – Если честно, нам сегодня только и рассказывали про разные парадоксы, я не уверена, что понимаю, о котором ты. Это как-то связано с черепахами?

– Нет, – Жюль больно стиснул мою руку, ему, похоже, было не до шуток. – Это касается того, что, заключая дикие сны в локации, из которых они не должны выбраться, морфы усиливают их. Понимаешь? Множество диких снов в одном месте, их нелогичность перемешивается…

– Это как старушки перед кабинетом врача обсуждают симптомы и потом их у себя находят! – обрадовалась, что понимаю о чем речь, я. Жюль недоуменно поднял брови, но кивнул.

– И если каждый отдельный дикий сон опасен для неопытного морфа, то прорыв такой локации может внести хаос в уже упорядоченную дрейфующую структуру сновидений или даже в университет!

Я представила, как в нашей комнате происходит что-то вроде того безумия с огнем и льдом и содрогнулась. Да, сны пластичны и изменчивы, но не до такой же степени.

– А такое бывало уже или это вас просто пугают? – поинтересовалась я, мысленно добавляя к этому, что такие страшилки почему-то рассказывают не сноходцам, а одним снотокам.

– В том-то и дело, что пару лет назад было, – сделал страшные глаза Жюль. – У Кошмара Кошмарыча был спецкурс по сбору диких снов и формированию новой локации. И чтобы далеко в сноморе ребят не таскать, курс он проводил недалеко от университета, их шарик дрейфовал в трех-четырех локациях от его границ. И вот как-то то ли кто-то из студентов не справился с локацией, то ли что, и всё это хлынуло в университет. Пол столовой тогда схлопнулось, а слоносьминогов и чешуйчатых сиреневых кроликов все студенты еще месяца три ловили по всему университету!

Я сидела с открытым ртом. Что-то фантазия мне отказывала, и если чешуйчатые кролики – еще туда-сюда, то слоносьминоги никак не желали представляться. Они больше осьминоги или слоны? А размерами? И это… консистенцией?

– Ты меня слушаешь или тебя опять мои ресницы отвлекли? – свирепо спросил друг. Вот о чем-чем, а о его ресницах я сейчас даже не думала. Куда им до до слоносьминогов! Так я и заявила.

– Слоносьминоги хотя бы миролюбивыми оказались, – ответил на это Жюль. – Ничего особенного, между прочим. У Гиены Огненной пара экземпляров в её музее сохранилось. Можешь посмотреть. А вот эти зайцы умели становиться невидимыми и пребольно кусались, говорят.

И тут я поняла, что не прощу себе, если не проверю. Мало ли чем пугают снотоков и по какой причине! Но если это было пару лет назад, то Ника и Вест точно должны были при этом присутствовать! Вот их и расспрошу.

– Я буду осторожна, обещаю, – наконец догадалась я, чего ждет Жюль, и спрятала в карман его карту. Тут мне пришла еще одна мысль в голову. – А Кошмарыч как тогда? Его же студенты напортачили, да и он сам получается.

– Ну как напортачили? – успокоенный моим обещанием Жюль достал какую-то странную конструкцию и водрузил её на стол, собираясь, видимо, делать уроки. Снова какие-то звездочки и планеты – не иначе как зависимость снов от расположения небесных тел. Скукота! – Сама подумай, если бы не этот промах его студента, морфы и не узнали бы об опасности скопления диких снов в одном месте. Так что порадовались только, что остановить всё удалось.

– О как, – только и смогла произнести я, вытаскивая собственные тетради. Похоже, что-то я не понимала в том, как тут всё устроено.

Дальше до самого пробуждения мы с Жюлем работали молча, каждый над своим домашним заданием.

Последующие несколько недель мы с Жюлем перебрасывались короткими фразами и каждый уходил в свою работу. Странно, целоваться вроде не стали, а чувство неловкости всё равно появилось. Вот ведь незадача!

Впрочем, размышлять об этом мне было некогда. Я даже просыпаться стала такая уставшая, будто не ложилась. Одно хорошо – на работе можно выпить стаканчик-другой кофе, иначе вообще не знаю, как бы я жила. На первом курсе не было так трудно! А тут все эти преподаватели словно с цепи сорвались, задавали больше прежнего.

Самое обидное, постоянно выходило так, что мы делали почти тоже самое, но только глубже и сильнее. Вроде, помните своих чудищ с прошлого курса? Ну таким даже ребенка не напугать. Вот сейчас будете такого делать, чтоб за милю от него страхом тянуло. Или хотя бы воняло. Но тоже за милю!

Вот мы и старались как могли. Новых преподавателей кроме Ахиллеса с Одиссеем сначала не было, и, по-моему, все были этому только рады. Но долго это не могло продолжаться.

– Наконец-то! – новая преподавательница ворвалась в наш кабинет как вихрь. Светлые короткие волосы были разделены на множество хвостиков яркими резинками, да и одежда у неё была такая же яркая, но не без вкуса. Длинный нос незнакомки выделялся на её в остальном довольно незапоминающемся лице, а маленькие глазки были густо подведены тушью. – Наконец-то у вас будет действительно важный предмет, дорогуши! О, вы все полюбите меня и мой предмет!

– Это какой? – прервал её восторги Вячеслав, пока все остальные пытались переварить такие эмоциональные возлияния. А ведь вроде бы уже ко всему должны были привыкнуть, а поди ж ты.

– Самый важный, – ничуть не смутилась прохладным приемом дама. – Конечно, это вам любой преподаватель скажет, мол, его предмет самый важный. Но поверьте, права тут только я. Потому как я научу вас как делать так, чтобы сновидец забыл сон.

– А смысл тогда? – это уже я не удержалась, да и, судя по глазам Ани, она бы сейчас тоже что-нибудь сказала, и звучало бы это куда хуже.

– Смысл всегда есть, – почему-то обрадовалась странная женщина. – Как бы вы не облизывали и не улучшали свой сон, он всё равно может оказаться не совсем таким, как нужно. Слишком страшным или недостаточно, глупым и лишенным логический связок или таким заумным, что его только вы сами и понимаете. И в конце концов только единицы создают тот сон, что будет на волне сновидца. Но стоит только затереть это сновидение, хоть чуть-чуть, словно прикрыть его обнажение кое-где драпировками, как мозг сновидца сам доведет сон до того, что ему нужно. Или не вспомнит вовсе. Будет лишь помнить, что снилось ему что-то совершенно удивительное, но что именно – непонятно. А исправленный сон можно приснить ему еще раз. Теперь понимаете, как важно уметь предавать забвению ошибки?

– О да, – согласился Дмитрий за всех нас, а я подумала, насколько проще была бы моя жизнь, если бы Андрей забыл мое лицо после снов. Теперь я бы не находилась в такой двусмысленной ситуации.

Судя по одухотворенным лицам моих одногруппников, у каждого были неудачные проекты. Или же они хорошо могли вообразить их себе.

– Я же говорила, что мой предмет вам понравится! – сразу все поняла наша преподавательница. Уже позже мы узнали, что зовут её Юлия Владимировна, но все её звали не иначе как Юла. И в отличие от Кошмарыча, она не делала вид, будто не знает о своем прозвище.

Но как бы нам не нравился этот предмет, давался он куда сложнее прочих, и ведь никто не собирался нам давать поблажки!

Первая не выдержала Анна Васильевна. Мы как раз все страшно проголодались и практически осязаемо мечтали о шоколадных эклерах, стоя в очереди в библиотеке. Это всё Кошмарыч – потребовал изучить историю литературы по кошмарам. Или кошмарам в литературе… Или кошмарной литературе… В общем, неважно, я планировала взять то же, что все возьмут, и точка!

И тут наша несгибаемая старушка неожиданно всхлипнула, да так горько, что у меня сердце замерло. Мало ли, что у неё там в реальности случилось? Муж у неё тоже старенький опять-таки. Не знаю, глупо это, наверное, но я после того сна, когда мы менялись личинами с Анной Васильевной, не могла к ней относиться как к обычной однокурснице. За неё и её супруга я просто переживала как за собственных дедушку и бабушку. Похоже, что хоть менялась с ней я, у прочих отношение складывалось похожим, потому как все заволновались и гурьбой окружили нашу Анну Васильевну.