– Привет, – произнесла я, стараясь улыбнуться поприветливее. – А где такой сарафан раздобыла? Тоже такой хочу!
Где-то за моей спиной негромко чертыхнулась Джейн, похоже, напрасно ожидавшая от меня большей интеллектуальности, но мне было уже наплевать. Я видела, как неуверенно, но искренне улыбнулась мне в ответ Аня, та самая Аня, что весь прошлый год проходила хмурой готической тучей, и у неё на щеках оказались симпатичные ямочки. С ума сойти! Вот что с человеком улыбка делает!
Так я толком и не успела больше ни с кем пообщаться, как уже урок начался. Мы это обнаружили почти случайно: Анна Васильевна наконец оставила в покое свой цветок, огляделась и первая обнаружила на кафедре сидящую Картину Георгиевну. Ректорша ничуть не беспокоилась о том, что её никто не замечала, а увлеченно ловила коготками свой хвост и болтала ногами, но, когда на возглас Анны Васильевны все обернулись, ей пришлось всё-таки начать первое в этом году занятие. Выглядела она немало удрученной этим фактом, словно год только начался, а мы ей уже надоели.
– Итак, вот вы и перешли на второй курс, – начала она, цепко оглядев всех нас. Даже мороз прошел по коже, ну надо же. Непонятно с чего! – В этом году вам предстоит углубить свои знания по уже известным предметам и познакомиться больше с пространством нашего с вами мира. Вы наконец-то поймете, что он раздвигает свои границы во всех направлениях, как привычных нам по реальному миру, так и чуть более сложным, вроде времени. Разумеется, всем вам известно, что время проходят лишь на четвертом курсе, но первое представление о этом направлении вы получите уже сейчас. Вы научитесь опасаться снов и поймете, что бояться тут нечего. Чудесный год, – ностальгически вздохнула она и уставилась в потолок, по-видимому, вспоминая что-то приятное. По крайней мере, улыбка на её губах бродила самая мечтательная.
Мы все озадаченно переглянулись. Зная рассеянную Картину, можно было ждать, что она так и промечтает пол урока. Ну что, снова пришлось всё брать в свои руки.
– А правда, что мы будем всей группой вместе передвигаться по снам за пределами маршрутов и даже диким? – спросила я, отчаянно краснея под изумленными взглядами группы. Как же, опять выпендриваюсь с никому неизвестными знаниями!
Только Морт не выглядел удивленным. Ну да понятно, он тоже дружил с Вестом, а я так и не узнала, как они могли познакомиться. Потому что Вест может сколько угодно вешать мне лапшу на уши, но я-то прекрасно понимаю, что с ним мы почти ровесники, а вот что может связывать кошмареныша и такого правильного, но при этом мелкого мальчишку – совершенно непонятно. Ничего, я просто сделаю вид, что успокоилась, и пусть Вест только потеряет бдительность – я буду тут как тут!
Картина Георгиевна перевела задумчивый взгляд на меня.
– Всё верно, – наконец соизволила произнести она. – Как вы знаете, несмотря на самоотверженный труд морфов, которые создают множество снов индивидуальных и шаблонных как для своих современников, так и для сновидцев прошлого, обычных сновидцев всё же по-прежнему больше, и спят они чаще. В таких случаях бывает одно из двух – или разум сновидца напрямую подключается к дремучему сноморю и выхватывает что-то оттуда, или же напротив, сам собирает наспех сон из событий дня-недели, а потом этот собранный из того, что было сон втекает в дремучее сноморе.
– Дремучий снолес может? – неуверенно уточнил Дмитрий и торопливо добавил. – По аналогии просто дремучий обычно лес…
– Скоро вы всё увидите и поймете, что это именно сноморе, – любезно ответила ему Картина Георгиевна и снова продолжила рассказ. – Такие сны сами по себе не опасны, они просто лишены внутренней логики и слишком большое их количество может привести к одичанию прочих снов. Это было бы забавно, не будь это так утомительно для морфов. Поэтому наши старшекурсники вылавливают эти дикие сны и стараются приводить их в относительный порядок или хотя бы переводят в ограниченные временем пространства. Все вы уже знаете, что сны бесконечно расширяются как вселенная, и у них нет границ. Однако внутри этого безграничного пространства есть четко обозначенные локации – наш университет, маршруты волонтеров и вот эти загоны для диких снов. В один из таких загонов вы сходите на уроке Константина Константиновича – это скорее по его части. Мы же с вами просто высунем нос за пределы университета и только.
Наверное, мы выглядели разочарованными, потому как Картина Георгиевна тихонько рассмеялась и погрозила нам пальцем.
– Поверьте, вам хватит и этого. Главное, что вы должны знать – дикие сны бывают и не просто так, сами по себе. Иногда они защищают разум безумцев, и попасть в такой сон в одиночку – практически верная смерть, – пояснила она. – Поэтому мы тщательно следим за тем, чтобы дикие сны бродили лишь за границами нашего упорядоченного морфомира, и в них отпускаем группы студентов только вместе. Один из вас будет маяком, кто-то другой – ищущим. Остальным придется пережить крайне необычный опыт.
Она произнесла это таким тоном и так жмурясь от удовольствия, словно не было ничего более приятного, чем нырнуть в дикий сон.
– На счет «три», – заявила она и тут же, без подготовки, выпалила:
– Три!
Мне показалось, что из аудитории мы попали прямиком в пожар. Огонь плавил кости, волосы трещали от жара, пахло паленой кожей, вокруг слышались мучительные крики. Я видела, как Дмитрий пытался сорвать с себя тлеющую одежду, негромко скулила Аня, кричала Джейн, цепко держа перед собой огнетушитель – когда она успела его приснить, интересно? Анна Васильевна с исказившимся лицом смотрела на свои руки, которые то и дело пытались покрыться то шерстью, то чешуей, словно она хотела скрыться от огня в животном обличии.
Я тоже попыталась облегчить свою боль, вспоминая как вмерзала в лед, но ничего не менялось, и только поэтому я поняла, что боли на самом деле не было. Весь этот пожирающий плоть огонь был иллюзией. Холодный порыв ветра был словно ответом на мою догадку, и теперь-то мир вокруг погрузился в ледяной холод.
Я больше не видела своих одногруппников, разве что где-то в отражении одной из граней льда мелькнул краешек платья Джейн. Лед был повсюду, ледяные осколки хрустели под ногами, летели в воздухе, и он же зеркальными гранями возвышался до небес или что там было – невозможно смотреть на сверкающий от этих летящих осколков воздух. Я пыталась согреться мыслями, что это иллюзия, но лед лишь холодил мою кровь, а глазам было больно от отражающегося света, падающего на грани этого лабиринта. Не в силах совладать с собой, я просто побежала по коридору, который постоянно сворачивал и приводил в тупики.
В одном из тупиков я столкнулась с искаженным отражением Виктора. Слишком тонким и высоким, да еще качающимся словно в его предках были наги. Что я несу? Откуда вообще такие мысли?
– Защита разума, – одними губами произнесло отражение. – Разум безумца.
Я замерла на месте. Неужели он прав, и Картина нас отправила не просто в дикий сон, а сон безумца? Иллюзии заставили меня забыть самое главное – что и где мы. Блуждание по такому сну могло и нас самих привести к безумию. И если нам не удастся выбраться…
«Когда, – шепотом приказала себе я, заставляя вспомнить, что это пусть страшный, но только урок. – Когда и удастся. Когда нам удастся выбраться».
Пол подо мной разверзся, и я полетела в пустоту. Точно помню, что изначально я была в джинсах, но юбка, задравшаяся и облепившая в полете лицо и руки, заставила меня в этом усомниться. Оглушающая тишина резала уши, хотелось кричать только лишь чтобы услышать хотя бы звук, или выцарапать глаза, только чтобы думать, будто кромешная тьма вокруг – из-за слепоты.
Никогда еще мне не было так страшно, даже в тех снах, где я умирала, так что, вновь упав в огонь, я испытала облегчение. Этот огонь скорее ласково гладил, чем приносил боль, но я терпеливо ждала продолжения ужаса, и это ожидание сводило её с ума.
– Ольга, ты горишь! – вопль обычно спокойного Вячеслава заставил меня вздрогнуть, и я даже не смогла издать ни звука, когда он принялся хлопать по моей юбке, словно и в самом деле старался затушить огонь.