- Папа, мама! Я уезжаю по горящей путевке в Италию. Это не дорого, я уже заказала ее и сегодня выкуплю. Визу они делают, загранпаспорт у меня есть. Там Рим, Флоренция... Позвоню Антонио, отберу у него ту картину. Папа, Ярослав в порядке, его жизни ничего не угрожает?

- В порядке.

Я понимающе улыбнулась, услышав это. Значит, я права. Судорожно вдохнула воздух, решительно продолжила:

- Тогда так – я сдаю палантин. Думаю, что тех денег хватит. Там всего четыре дня. Мне это нужно, а то я с ума сойду. Думаю, что просить вас молчать не нужно, это само собой разумеется. Что-то решится для меня, что-то я пойму. Или нет. Короче – я еду.

- Отговаривать, убеждать бесполезно?

- Бесполезно, папа.

- Езжай. От тебя половина осталась. Так, и правда - нельзя больше.

Палантин приняли без вопросов, даже без этикетки и чека. Очевидно, нас помнили. Помнили, что мы должны еще зайти за теплой шубкой. А может, видели по телевиденью тот удар в стену. Сумма была внушительной. Мех явно не был привычным песцом. Через пять дней ранним утром я уже была в Риме.

Никогда еще я не была за границей. Даже в бывших советских республиках. И моего слабенького английского было явно мало для того, чтобы чувствовать себя уверенно в чужой стране. Вся надежда была на мою небольшую группу, в которой состояли, судя по всему, опытные туристы. Они спокойно, сгруппировавшись вокруг сопровождающей, получили багаж, погрузились в микроавтобус. Я пыталась не нервничать.

В небольшой гостинице, находившейся почти в центре города нам дали время немного отдохнуть – всего час. Потом по плану были экскурсии. Это должно было занять весь день до вечера. Я решила действовать сразу и спустилась к дежурной. Показав фотографию Антонио в журнале, спросила: - Маэстро Антонио?

И неожиданно женщина, сидящая за стойкой, подхватилась, заулыбалась и, сбегав за угол, стала вытаскивать из принесенной сумки большой проспект, очевидно - с его картинами, листая его передо мной. Я потопталась немного - впутывать в свои дела нашу сопровождающую мне не хотелось категорически, а нужен был переводчик. Потом меня осенило. Ну и пусть я буду выглядеть полной дурой, попробовать стоит.

Немного отошла, оглянулась – в маленьком вестибюле было пусто. Я картинно обвела себя рукой и ляпнула: - Ай эм муза Маэстро. Ай эм раша. Мне бы его телефон, – и жестом показала, как звоню по телефону.

Женщина озадаченно изучала меня, потом пожала плечами и задумалась. Порылась в телефонном справочнике, толстом и немного потрепанном и, опять пожав плечами, показала мне номер, сказав:     - Вилла Маэстро.

- Окей! – радостно выдала я и опять жестами попросила ее набрать номер. Кто там их знает, через что здесь нужно звонить на частный телефон? Когда незнакомый мужской голос ответил, я выдала все, на что была сейчас способна: - Муза маэстро Антонио – Арианна. Отель «Домус Алберти». Жду…

И положила трубку. Женщина с интересом смотрела на меня. Я вытерла лоб дрожащей рукой. Она налила мне воды в стакан. Я послушно выпила. Похоже, что полицию или скорую вызывать она не собиралась. Я приложила руку к сердцу, показала ей брелок с номером моей комнаты и с чувством глубокого удовлетворения покинула вестибюль, пока кто-нибудь там не появился, особенно наши.

Принять душ было необходимо - я взмокла от волнения, как мышь. Высушила волосы феном, что-то еще сделала и вдруг поняла, что эта эмоциональная встряска выдернула меня из состояния апатии и опустошенности. Я жила, опять жила. Да! Я, скорее всего, дико опозорилась. Но эта попытка связаться с Маэстро наполнила меня эмоциями – волнением, стыдом, предвкушением, ожиданием. На душе не лежала больше тяжелая ледяная глыба. Я улыбалась, сидя в кресле. Даже если ничего не получится, я приехала сюда не зря. Эх, нужно бы вручить женщине коробку хороших конфет...  Душевная тетка...  наш человек.

Когда в мою дверь постучали, приглашая на экскурсию, я отказалась ехать. На данный момент Ватикан не был мне интересен. Я хотела спать. Невыносимо просто. Все эти метания и терзания, физическая усталость и не проходящая тоска страшно вымотали меня. А сейчас я почувствовала, что могу спокойно уснуть, не кусая подушку и не заливая ее слезами. Что и сделала. А после обеда в мой номер позвонила дежурная, уже другая женщина, и пригласила спуститься вниз. Говорила на английском, я ее как-то поняла через пень-колоду.

У меня еще с детства наблюдалась почти полная неспособность к изучению иностранных языков. Есть такое образное выражение - топографический кретинизм, компьютерный, а у меня наличествовал лингвистический.  При попытке изучать чужой язык, в голове оставалось только то, что вкладывалось туда при помощи выматывающей зубрежки. А потом быстро и благополучно забывалось, стоило только сдать экзамен и расслабиться.

Быстро расчесала волосы, натянула утепленные серые лосины и длинный белый свитер, вскочила в сапожки, открыла дверь и увидев за ней самого Антонио, расплылась в блаженной улыбке. Он стоял с букетом каких-то цветов. Рядом топталась странная маленькая женщина в скособоченном дешевом парике и небрежной одежде. Я жестом пригласила их в номер. Женщина оказалась переводчиком. Она говорила на русском, как на родном, и так же живо трещала на итальянском. Переводила, талантливо копируя все эмоции говорившего и даже слегка преувеличивая их:

- Арианна, как вы тут? Неужели ваш ревнивый муж отпустил вас одну? Я благодарен, что вы не забыли меня и, оказавшись в Италии, вспомнили об Антонио. Сколько времени вы будете в Риме? Могу ли я пригласить вас к себе на виллу в пригороде, чтобы показать особо ценные картины из семейной коллекции?

Сейчас здесь мой наследник, племянник. Он фотохудожник, живет в Париже, а сейчас помогает мне каталогизировать собрание картин и документов. Вы застали меня чудом. Я собирался завтра уехать, поставив ему задачу. Арианна, все приличия будут соблюдены – на вилле проживает моя тетка, очень известная дама, ярая блюстительница нравов. Я умоляю вас, не отказывайте. И вам нужно увидеть Алессио – это сюрприз.

На меня разом вылилась лавина информации. Дама в парике восторженно тараторила, показывая прокуренные зубы, художник улыбался и жестикулировал. Это был совсем не тот лощеный аристократ с сухой, холодной улыбкой. Он и правда был искренне рад мне, это было видно.

Оставив сообщение нашей сопровождающей и собрав чемодан, я вышла вместе с ними из отеля. В конце концов, я сюда и ехала, чтобы увидеть его. Та встреча произвела на меня незабываемое впечатление. И, в отличие от «мужа», я не увидела тогда мужского интереса ко мне – только восхищение художника. Мне нестерпимо хотелось увидеть тот рисунок. Что он нашел во мне такого? Красивых женщин он видел немало – это понятно. Было что-то еще и это вызывало мое неуемное  любопытство. А рисунок он так и не переслал нам тогда.

За рулем ожидающей нас машины находился пожилой мужчина. Дама что-то прощебетала и мы поехали. Мелькали городские пейзажи - старинные, угрюмые дома центра, потом начался пригород – малоэтажная застройка. Небольшие дома и особняки, окруженные садами и парковыми растениями. Машина выехала за город и свернула налево, чтобы опять вернуться к городу. Мы подъехали к этой самой вилле. Я взглядом недоучившегося архитектора оценила здание. Постройка была одноэтажной, но широко раскинулась на участке, усаженном разными деревьями и хорошо ухоженном. Стены дома были окрашены в кремовый цвет. Колонны при входе и лепной фриз под крышей и на фронтоне – белоснежные. Красивый дом.

Мы вышли из машины. Водитель взял мой чемодан. Дама, представившаяся Дарией, пригласила меня следовать за ней. Она оказалась внучкой российских эмигрантов. Они спасались от революции и прибыли во Францию, а потом и в Италию в двадцатые годы прошлого века. Антонио давно знал ее, она часто бывала в этом доме. А сейчас он нанял ее на все время моего пребывания здесь, и она исполняла еще и роль моей компаньонки.

Оставив вещи в комнате и осмотревшись, я опять прошла за ней. В большой гостиной нас уже ожидали Антонио, очень пожилая представительная дама и… молодой Мэл Гибсон.