Я помнила его тода... еще как помнила. Как можно было не знать кто это - Ярослав Рассохов? По универу ходили легенды о его похождениях, сплетни носились со скоростью лесного пожара - вчера он ушел из клуба с двумя девушками, потом с тремя одновременно... Обсуждая это и комментируя, некоторые девочки мечтательно закатывали глаза - такой парень...! Привязать к себе, само собой, не получится, но просто разок замутить с ним, чтобы было что вспомнить потом... После года затишья безо всего этого, после его успехов на архитектурном поприще, я как-то... да мне тогда было все равно! А сейчас? Я поняла, что он не изменился... для него это нормально, наверное - любить одну, а в это время с другой... Разочарование и еще что-то... ужасно неприятный осадок какой-то от его рассказа про Яну - вот что я чувствовала. Разве это любовь? Так ... желанный трофей... приятный фон.
Мы уже встали и собрались прощаться, когда Ярослав попросил папу уделить ему несколько минут. У меня вырвалось:
- Зачем?
Он медленно кивнул мне и, повернувшись к папе, сказал:
- Виктор Александрович, я люблю вашу дочь и прошу вашего разрешения встречаться с ней, если она ответит мне согласием.
Я зажмурилась. В свете того, как я все видела, это звучало фальшиво... лучше бы он не говорил ничего. Папа ответил, что он не против, если я все же отвечу согласием. А я открыла глаза и жалко улыбнулась. Ярослав смотрел на меня и выражение лица у него менялось. Он тоже кривовато улыбнулся и спросил: - Я опять поспешил, Аринка? Прости. Я не буду тебя торопить, зря я это, да? – Он заглядывал мне в глаза, что он там выискивал? А я поняла, что не хочу сейчас всего этого и просто боюсь расплакаться. Вот сейчас, именно в этот момент – не хочу ничего!
- В общежитие? – спросил Ярослав.
- Аринка сегодня у нас поспит, на диване. Мы соскучились, поговорим вечером. Завтра выспимся – выходной же, – сказал папа. Ему сейчас, наверное, было спокойнее, когда я была на виду.
Ребята ушли, а мы поднялись в номер. Я села на диван, пошарила рукой по обивке, зачем-то поскребла ее и печально проговорила:
- Извините, но... я не могу. Он мне тогда очень понравился... очень, и если бы не то "аллилуйа"… Что-то тогда сразу изменилось, хоть он потом и объяснил все убедительно. И знаете – он сейчас рассказал, что я уже год ему нравлюсь и просто фантастика, что он делал, чтобы обратить на себя мое внимание. И бал этот в мой День рождения для меня, а я – королева, и практика – для меня, и проект – чтобы я оценила его. И все это время он спал с этой Яной, настойчивой и удобной – для здоровья. Ему было просто удобно... А меня тянет к нему... Это та же физиология, что и у него к ней? Мне противно, папа, себя противно от этого. Если он уже любил меня, то как такое возможно - с ней? Это какое-то извращенное мышление. Он что, думал что я пойму это?
Может это у вас нормально - у мужиков, а я просто полная дура, максималистка? Но я так чувствую! А сейчас я смотрю на него и хочу, чтобы всего этого не было – ни поцелуя, ни курсовой, ни ужина сегодняшнего. И мне невыносимо, что придется ему что-то говорить. Он не такой уж и плохой, наверное, и мне не хочется его расстраивать. Или он не очень расстроится? Он же не мог, и правда - любить меня, а с ней… Он же не просто… для здоровья. Он же целовал ее, что-то говорил… Если это не мешало ему раньше… Что вы молчите? Я должна дать ответ ему и Серхиасу. И тянуть нельзя. Я не знаю, что делать. А можно мне уехать куда-нибудь в глухую деревню, в Сибирь, например?
- Похоже, что это будет единственно возможный вариант, Риша.
- Что ты такое говоришь, Витя? Объясни ты ей, что это просто такая у…
- Я-то понимаю, что не криминал, но звучит и правда не очень… Мать! Я что - должен убеждать свою дочь, что это правильно, что это норма? Зачем он вообще тебе это рассказал?
- Она при мне поцеловала его сегодня, показала, что они близки…
- Аринка, он понимает, что ты его пока не любишь, готов ждать, ухаживать. Правда ведь, он тогда только надеялся на что-то между вами, а теперь с ней все кончено. Ты ревнуешь его к этой девушке, значит, он тебе не безразличен. Ревность - это и есть одно из проявлений любви, ты...
- А что чувствуют, когда ревнуют, мама?
- Боль... мучительную душевную боль, – ответил папа.
- А мне просто неприятно. Нет - противно до омерзения. Давайте спать, а? Утро вечера мудренее.
Меня уложили на диване в гостиной номера, и я старалась уснуть. Если бы не выговорилась – не уснула бы вообще. Родители бубнили в спальне, и так уютно это было, так успокаивало... Как будто я дома. И словно Ярослав где-то далеко и не требует ответа. И разочарование так сильно не травит душу, а какое я вообще имею право обижаться на него? Меня тянет к нему, несмотря на то, что он такой… И гадко от этого и неспокойно. Плохо, в общем. А я не хочу, чтобы было плохо, а оно будет, потому что любовь ко мне не мешала ему делать это с ней, а значит и в будущем… он такой, он привык... а-а-а… спать… спать.
Это воскресенье мы с родителями не расставались. Простояв в длиннющей очереди, попали в Эрмитаж на выставку холодного оружия и исторического костюма. Обедали в гостинице и потом вместе восхищались каменными узорами убранства Спаса на Крови. После зашли поужинать в блинную, и угощала я – блинами с икрой, с семгой и еще с алтайским медом – изумительно вкусным. Пили травяной чай... Я все оплатила своей картой – эти деньги просто жгли мне руки. Назавтра договорились, что они подъедут к университету и мы пойдем покупать наряды мне и Лизе, или не пойдем - бал не вызывал уже никакого энтузиазма.
Я в этот день не хотела думать ни о чем, устала от всего этого, что ли? И Лизе позвонила, что опять заночую с родителями – им так спокойнее, а еще я знала, что утром меня будет ждать Ярослав. Не хотелось его видеть. Зачем я вообще тогда ему позвонила? Тянуло что-то внутри, все-таки обида? Или вина? Гнала мысли о нем, как могла.
Утром пришлось вставать очень рано и долго добираться до места учебы. Лиза прихватила мою сумку и ждала меня возле раздевалки. Ярослава я не увидела и вздохнула с облегчением.
После пар мы с Лизой ушли, не зайдя в мастерскую. Готовиться к занятиям будем вечером. Я в гостинице, а она в общаге. Родители настаивали, чтобы я пока пожила с ними.
В вестибюле ждали папа и мама, а на улице возле машины – Сергей. Я тяжело вздохнула и повела родителей к нему.
- Папа, мама, это претендент на мою руку и сердце – Серхиас. Серж, это мои родители – Виктор Александрович и Виктория Львовна. Я так понимаю, что с платьями сегодня ничего не получится, Лиза, извини. Я не знаю, насколько откровенным будет разговор при тебе.
Лиза ушла на маршрутку, а мы стояли и смотрели друг на друга. Заговорил Сергей:
- Нам, наверное, нужно поговорить? У вас есть предложения, где это лучше сделать?
- Нам бы без лишних глаз и ушей, – ответил папа, – давайте куда-нибудь в сквер. Сейчас холодно, там никого нет.
До сквера доехали в машине Сергея, вышли… В воздухе стоял пряный кленовый запах… Все дорожки были укрыты желто-красно-зеленым ковром - дворники не успевали убирать всю эту красоту. Пока шли вглубь сквера, я собрала маленький букет из особенно красивых и разноцветных листьев… нервничала. Потом папа неожиданно остановился, вынул из кармана куртки бабушкино письмо и молча подал Сергею. Тот взял его и начал читать. Читал до конца. Потом так же молча смотрел на папу, очевидно - обдумывая ответ.
- Я наследник другого феода. Вашего ныне не существует, как самостоятельной единицы – он расположен в центре королевства и был присоединен к дворцовой территории. Все, что здесь написано о перевороте – правда. Все случилось из-за женщины. Но в том, что случилось, изрядная доля ее вины – ей следовало вести себя иначе. Пошла цепная реакция. Даже если кто-то и осуждал – вынуждены были в силу клятвы верности монарху выступить на защиту его интересов. И я ни в коем случае не осуждаю своих или ваших предков – просто отмечаю.
