*

«Я так его люблю.

Безумно.

Но я так боюсь потерять себя в нем, поэтому полностью меняю себя…

30.10.2013»*

*

Утро, на удивление, выдалось солнечным, но довольно холодным. Температура опустилась ниже нуля, а вся улица покрыта снегом. На окнах дедушка Мороз нарисовал красивые узоры, и Яна невольно залюбовалась, проводя подушечками пальцев по их контуру. Милая улыбка только украсила ее сонный немного неряшливый вид.

Атмосфера в доме располагала к чаю и сну. Глаза наливались свинцом, поэтому жутко хотелось их сомкнуть и уснуть крепким сном младенца. Но девушка продолжала сидеть за столом на кухне и смотреть изучающим взглядом в окно. Только сейчас она чувствовала себя относительно уютно и даже легкая тревожность ушла. Терзали только слова сказание Светланой и сказание Светлане. Но Рыбакова предпочитала засунуть из куда-подальше и насладится зимней атмосферой. Совсем скоро ведь декабрь, тогда Новый год, а потом Рождество. И темноволосая словно почувствовала запах новогодней выпечки, а особенно шоколадных пряников с белой глазурью и мелкой карамельной посыпкой. Это своеобразная традиция ее семьи. На Новый год папа с мамой всегда пекли эти пряники и варили ягодный кисель. Яне папа рассказывал, что так делал еще его прадед, вот только вместо сладкой белой глазури, он использовал малиновое варенье, которое делала его жена, соответственно прабабушка Дениса и Яны. В школу девушке совершенно не хотелось. Там совсем же иная атмосфера. Там сложно дышать и искренне улыбаться.

Очнулась Яна только тогда, когда услышала настойчивый звон в дверь. Она слезла с кресла и поспешила в коридор. Пройдя мимо зеркала, темноволосая взглянула на себя. Свободная футболка и мягкие пижамные штаны — идеальный наряд для встречи гостей. На щеке красный след от подушки, а под глазами легкие синяки и растрёпанные волосы. Сначала девушка попыталась привести в порядок волосы, а потом, тяжело выдохнув, бросила лаконичное:

— Плевать.

Открыв дверь, Яна была очень даже удивлена. На пороге неуверенно переступала с ноги на ногу, с растерянным взглядом Светлана. Непривычно собраны в пучок длинные светлые волосы, полностью открывали обзору симпатичное личико или просто больше положенного. Создалось ощущение, будто Рыбакова увидела свою подругу обнаженной. На ее лице не было макияжа, даже стандартной туши, зато большие, красивые глаза закрывали очки с серой оправой. И как бы Яна не умела управлять эмоциями удивление все-таки проскользнуло в ее глазах.

— Впустишь? — виноватый и такой тихий голос прошелся мурашками от шеи до копчика Рыбаковой. Не так говорит главная сплетница и безумно влиятельная девушка в школе, так говорит закомплексованный подросток. У голоса нет громкости, зато есть глубина. И девушка теряется: что же лучше? Невольно ее тело отступает и пропускает подругу внутрь, хотя разум еще обижен. — Спасибо, — робкий звук соскользнул с губ Макаровой. Девушка медленно снимает теплую зимнюю куртку и вешает ее в шафу, около входа, а тогда снимает теплые кожаные сапожки. Щеки и нос Светы заметно покраснел после уличного мороза. И это заставляет Рыбакову улыбнутся. Какая же она все-таки милая и нежная. — Я принесла вино и эклеры с вишневым вареньем, — светловолосая немного сжалась под пристальным взглядом Яны, а тогда и вовсе сделала шаг назад.

— Вот как, — улыбнулась владелица дома и переместила взгляд с лица подруги на пакет в ее руках. Она только его заметила, а если Светлана бы не сказала, темноволосая его даже бы не заметила. — Проходи, — девушка проследовала на кухню, слушая сопение Макаровой за спиной. Похоже у нее насморк, а это очень странно, ведь блондинка очень редко болеет.

Звон бокалов заставил Свету, словно очнутся ото сна, и она резким движением вытянула с белого, как снег, пакета в голубой горошек вино и пачку сладостей. Яна спокойно достала штопор и легко открыла вино, а тогда ловким движением пересыпала эклеры на тарелку.

— Я не хочу в школу, — бросает Макарова, а тогда делает глоток вина и прижмуривается от наслаждения. Вкусное и сладкое. Привкус отдает немного черникой. Давно она не пила вина. На всех вечеринках ей так хотелось быстро, хоть и не вкусно, что она постоянно пила водку, а любимое вино откладывала на потом. Им нужно наслаждаться. Яна выпила уже немного больше, а сейчас наслаждалась маленьким эклером.

— Сир просто тает во рту, — еще немного и девушка замурлыкает. Она действительно безумно любила всякие пирожные, тортики и кексы, но ела их крайне редко. — Я тоже не хочу в школу, — темноволосая перевела азартный взгляд на блондинку. Света только подняла одну бровь в немом вопросе. — Да, и в принципе, нас никто не заставляет туда идти. Не думаю, что мы настолько незаменимы, — девушка подмигнула подруге, а тогда выбежала в зал и включила музыку. — Предлагаю остаться у меня и выпить за завтрашний день и за все последующие тоже, — Рыбакова со смехом подняла бокал, а тогда последовал характерный звук удара стекла об стекло.

«Я не хочу молчать.»

«Но я боюсь ее потерять.»

*

Угасает любовь, симпатия, дружба

— пойми:

Ты, безусловно, кому-то нужен

Но, как и все — заменим.

*

Шум от воды медленно убивал тишину почти пустой квартиры. Он звучал очень приглушенно и тянулся, как карамель, по позвоночнику, вызывая мурашки. Стук стекла о металлическую поверхность выдернул девушку из раздумий. Яна передернула плечами и тяжело выдохнула. Тревожность снова собиралась комом под грудью, где-то в области солнечного сплетения, и надрывно резала тупым ножом. Сильно не болело, но вызывало дикий дискомфорт, от которого хотелось выть и сгибаться пополам. Жестокая пытка чувствами.

Светлана помогла убрать в комнате и ушла домой, ссылаясь на головную боль от вина и маму, которая обещала вернутся сегодня пораньше. Эта была ложь. И Яна поняла это сразу. То, как блондинка неловко улыбалась и кусала губу, отводя взгляд, выдавало ее полностью. И у темноволосой было странное ощущение, что Макарова и не хотела скрывать тот факт, что это ложь. Ее глаза, будто кричали, помоги мне или я разрушу себя сама, и впервые Рыбакова не знала, как ей помочь. Она даже не могла догадаться о проблеме, которая и разрушает ее подругу.

— Почему ты так устала, Яна? — девушка шепчет эти слова и садится на табурет, прикрывая глаза. Ее руки тяжело падают на стол и на них она упирается головой. Красивые темные волосы спадают вниз и щекочут немного щеки. — Когда ты успела так измучится? — продолжает шептать Рыбакова. Сейчас ей кажется, что что-то ломается, и она не силе это починить. Ей так хочется, чтобы мама и Денис сейчас были дома и разрушили ее одиночество. Чтобы Денис весело рассказывал о сегодняшнем дне в школе и о девочке Насте, которая ему нравится, но он это не признает. Чтобы мама звонко смеялась и улыбалась, слушая истории сына, а тогда позвала всех кушать. Ей бы так хотелось увидеть здесь и папу.

Но. Сейчас. Она. Одна.

«Одиночество — тоже пьедестал». Эту фразу девушка услышала еще в детстве, будучи угловатым, немного неловким и рассеянным подростком, который впитывает любую информация, словно губка. Тогда она и начала формировать свой характер: стервозность, колкость и публичность. И Яна была совершенно не согласна с этой фразой. Престол — это власть и контроль. А кем править, если ты один? Кто будет тебя слушать и реагировать так, как ты этого хочешь? Престол — это возможность управлять толпой. Нет. Это совершенно не так. Самое тяжелое и лучшее мастерство — это управлять собой. Своими привычками, чувствами и желаниями. Уметь слушать себя и свое тело. Контролировать свои слова и отвечать за них. В первую очередь, ты должен интересовать себя, а тогда и люди потянутся к тебе. Вот что девушка осознала с возрастом. Тебе не нужны люди, если ты сам интересный. В этом и секрет интровертов. Это и есть внутренние спокойствие и понимание. Замкнутость — это не болезнь. Это любовь к себе, которая не является синонимом к слову «эгоизм».