— Верующий… — Рыбакова резко поднимает голову, забывая на каком опасном расстоянии находятся их лица. И пораженно выдыхает, когда она на миллисекунду соприкасается с ним губами, а носом проводит по щеке. Так близко с ним она никогда не была. Эти слова не являются вопросом. Это скорее утверждение. Они пораженно застывают. Удивляет только то, как другие ученики пока не заметили этот запах. Запах недосказанности и взаимной боли. То, насколько эти двое похожи, сбивает с толку. Идеальная королева и идеальный принц, который мечтает стать королем. Жестокая и властная девушка и холодный и беспощадный парень. Маленькая и наивная папина дочка и улыбчивый и немного рассеянный мамин сын. Сгоревшая в собственных чувствах и убитый безответной любовью и предательством. Две души с совершенно разными вкусами идеалами и принципами. Две человека с своими собственными желаниями и играми. Но так похожи. Два неидеальных идеала.
— Еще с самого рождения, — он хватает ее холодные пальцы, неловко загибая их в кулак своей большой горячей ладонью. Яна не сопротивляется, а только расслабляет руку, словно помогая ему совершить задуманное. Его хриплый от природы баритон успокаивает ее, а его крепкие длинные пальцы стискивают немного дрожащую ладонь. К чему эти нежности — никто не понимает. Им даже плевать, что на них могут смотреть ученики или вскоре вернется Максим. Яна наклоняется ближе и кладет свою голову ему на плечо, вдыхая аромат его туалетной воды. Что-то морское с нотками какого-то коктейля, потому что чувствуется сладкий привкус.
«А у Максима совершенно другой…»
— Ты будешь гореть в Аду и без суда, — она язвит, но ее голос, словно эхо, раздается в помещении. Вот только говорит она шепотом где-то в области его шеи. Такое спокойствие очень ново для нее, тем более с этим парнем, ведь раньше они чуть не поубивали друг друга. Андрей продолжает держать ее руку, а другой она держит в руке крестик, а тогда так осторожно опускает его и хватает в кулак вместе с рубашкой. Одежда мнется в этом месте, но им плевать. Яна слышит размеренный глубокий стук его сердца и дыхание. У него плавно и мягко бьется сердце: он совершенно в нее не влюблен, и это расслабляет. Девушка начала немного презирать тех, кто в нее влюблен. Эти действия скверны, но она боится таких людей, поэтому так и делает.
— Вместе с тобой, — он шепчет эти слова на выдохе и смотрит куда-то вперед. Яна следит за траекторией его взгляда, внимательно изучая учеников с той стороны. Там стоит множество ребят. Большинство смеется, говорит, но все едят. Тренировка и правда отобрала у них все силы. Вот только в глаза Рыбаковой сразу же бросается ее одноклассница. Ольга Ефремова. Умница и красавица. Жертва «Черного Принца». А теперь уже и объект заинтересованности Андрея Кусинского. — Не хочешь прогуляться в саду? Или покурить на крыше? Может, перепихнуться в туалете? — Последнее предложение вызывает у Яны дикое отвращение, она даже морщится, будто съела даже не кислое, а именно горькое. Не дай Бог, в которого этот парень так верит, такому случиться.
— Мне кажется, ответ ты и сам знаешь, — Рыбакова приподнимается и осторожно встает на ноги. Табаков куда-то пропал со своей едой, а ждать здесь до ночи не входит в ее планы. Она поправляет хвост на голове, затягивая его еще туже. Ярко улыбается и протягивает парню руку, будто этим жестом закрепляя их перемирие. И Андрей сначала внимательно смотрит на ее ладонь, переводит взгляд на ее лицо, а потом улыбается. Он берет ее за руку и издает смешок. Они — как маленькие. Юноша поднимается, прячет крестик за рубашку и поправляет воротник.
— Ну что, — Кусинский проходит теплым взглядом по лицу новой подруги и, все еще держа ее за руку, идет в сторону двери. У него почему-то слишком позитивный настрой, и Рыбакову это безумно удивляет. Ведь только что он задумчивым взглядом смотрел на Ольгу, — теперь в туалет? — после этой фразы он следит за поджатыми губами и возмущенным взглядом зеленых глаз, заливается смехом, привлекая внимание недалеко стоящих ребят.
***
========== Часть 16. Вчера и сегодня ==========
— Ты готова поговорить о своих грехах? — Андрей галантно пропустил девушку на выход из душного помещения школы. На отопление в такой школе денег не жалеют, поэтому здесь чаще жарко чем холодно. — Ну же, — задорно прошептал парень, немного отходя от девушки и тяжело выдыхая клубы пара, — поделись своим скелетами в шкафу, — он говорил так легко и так непринужденно, словно они болтали о погоде. Яне же знала, что внутри парня все переворачивается и сжимается. На протяжении всей жизни мы меняемся, переворачиваем сто раз страницы и начинаем писать свою жизнь с нового листа, но те чернила на предыдущих страницах останутся, они будут нам напоминать всю жизнь кем мы были, и что мы делали. Мы меняем себя, а не свое прошлое. Кусинский улыбался и даже в его глазах девушка видел тот яркий огонек веселья, но он топился в океане печали.
Он пришел не просто так в столовую и сел около нее.
— Сегодня я слушатель и зритель, — Яна обернулась к нему только верхним корпусом тела и мягко улыбнулась, а тогда опустила взгляд, прикусывая губу. В животе словно что-то дернулась, и она, не желая того, прикоснулась к животу. Чувство вязкости наполнило ее изнутри, словно она впитала в себя всю грязь собеседника, которая закрывала ему рот.
— Говори или я заставлю тебя, — это подлый прием, но только так она точно знала, что заставит его рассказать что-то или хотя-бы начать. Кусинский не любил подчинятся, а, тем более, девочке, которая бы вытрясла с него все: от первой обиды к вселенской злости к такому чувству как любовь. Яна села на лавочку около входа в сад и закрыла глаза. Мороз пробирал до дрожи, но возвращаться и одевать пальто ей не хотелось. Девушка бы испортила момент, ведь сейчас этот юноша «голый». — Она красивая, — уголки губ Рыбаковой приподнялись, потому что она почувствовала взгляд Андрея. Горький такой, немного острый и очень чувствительный. Если бы она сейчас открыла глаза — расплакалась бы за секунду, — и чудная, — темноволосая зарылась пальцами в волосы. Руки промерзли полностью, а ноги уже почти окоченели: она их почти не чувствовала. А еще ей хотелось плакать. За него. Ведь он парень и стереотипное мнение общества мешало ему настолько открыто проявлять свой внутренний дискомфорт. — А еще ее зовут Ольга, и она даже не очередная жертва «Черного Принца». Она — любовь, — только сейчас Рыбакова позволяет себе открыть глаза, чтобы увидеть реакцию Кусинского. Стоит. Ровно и очень уверенно. И спиной к ней. Печально. Спереди совершенно другая картина же.
— Заткнись, — шипит юноша, пытаясь собрать остатки самообладания. Ему не хотелось говорить с Яной о новом, он хотел обсудить старое. То, что накипело. И пригорело. На сердце. Причем оставляя жуткую корочку, которая колит и печет, когда не надо. Андрей понимал, что она начала вытягивать из него грязь силой и это очень болезненно. Уж пусть он сам сделает в себе одну дырку там, где нужно, и это месиво вытечет, чем она будет делать дырки в разных местах, пытаясь найти нужное место. — Не хочу быть дырявым, — парень говорит первое, что попадает на ум, а на вопросительный взгляд знакомой улыбается, пряча улыбку за кашлем. Видимо, ей такое сравнение на ум никогда не приходило. Кусинский садится около Яны и сразу же откидывается на спинку лавки. Девушка замечает, как двигается грудь парня при вдохе и выдохе. Ей снова хочется коснутся. Или взять его за горло и заставить прекратить дышать. — Как умирают люди своей смертью? Медленно, да? Может и мучительно… Мы же не знаем. И зачем они умирают? Пусть остаются, всем же места хватит, — юноша говорил и смотрел на облака. Эти вопросы такие детские. Будто мелкий мальчик, который потерял кого-то близкого спрашивает маму. Но ему не нужно ответа. Ведь ответа на эти вопросы никто не знает. — Я боюсь умирать своей смертью… Это как добровольно-принудительно уходить. Ты вроде можешь остаться, но тебе будет далее тяжело и больно, поэтому ты уже без лишних слов идешь сам. Тебя вроде и заставили, но ушел ты же сам, — Андрей застыл и прикрыл глаза, а тогда с диким непониманием посмотрел на Яну. Как на мать. — Я люблю Бога, но за это я его ненавижу, — парень стискивает кулаки и опускает взгляд. Ему хочется прикоснутся к крестику на шее, но он спокойно сидит. Ровно и уверенно. — Каждую неделю я ходил в церковь с бабушкой. Мы молились. Мы просили Бога здоровья для мамы и папы и моего старшего брата. Мы просили здоровья и счастья для каждого человека, который попадался нам в глаза. Бабушка так часто молилась за меня, что я считал себя супергероем, — он разглядывает свои ладони так, словно на них какие-то отметины. Яна внимательно следит сначала за губами юноши, а тогда опускает взгляд на руки. Тонкие длинные пальцы, широкое золотое кольцо, большие ладони и татуировка. Маленький крест на запястье, а сверху терновый венок. Очень красиво смотрится. — Однажды бабушка сказала мне так: «Я верю в спасение после мучений. А ты?» Я долго думал, что же это значит. А когда понял, набил эту татуировку. Терновый венок — это мучения. А крест — это спасение. Это, как путь к Богу. Сложно, но ты готов пройти все, чтобы стать чем-то больше. Я не понимал людей, которые не верят во Всевышнего. А когда они, ухмыляясь, спрашивали: «Где он?», я до последнего верил и знал, что он в каждом из нас. Бог везде. И я верил, что моя бабушка — святая. И еще с детства я понял, что вера — это не соблюдение постов или хождение в церковь. Это быть, как моя бабушка. Она всегда отвечала добром на зло, любила недостатки каждого и цвела, словно роза, когда слышала «Спасибо!» Лучший человек в этом мире, — Кусинский улыбнулся и потер ладонями лицо, а тогда запустил пальцы в волосы. Парень закусил губу, а тогда громко выдохнул. Рыбакова заметила этот густой пар из рта Андрея и незаметно для себя выдохнула следом за ним. Густой комок переживаний и слез этого человека медленно растекся по венам и сейчас жутко пек в области висков. — А после вчера она умерла, — уголки губ парня самостоятельно опустились. Он повернулся к Яне лицом, и она увидела этот взгляд. Его глаза наполняли боль и разочарование. — Видимо, мы недостаточно просили за бабушку в Бога, — Андрей откидывается на лавочку и смотрит в небо. Яна придвинулась ближе к парню и обняла его. Она положила свою голову ему на плечо.
