В комнату мамы и папы после смерти последнего девушка заходила очень редко. Каждый уголок напоминал ей о покойном Алексее. В столе еще лежали его любимые книги Афонина Леонида Николаевича и Бавильского Дмитрия Владимировича. Эти писатели всегда вдохновляли ее отца. По рассказам бабушки — матери папы — в детстве он мечтал стать писателем. Яна отчетливо помнит, что сказки, которые он рассказывал ей на ночь, сочинялись им в процессе рассказа. И всегда она и Денис с открытыми ртами переживали за будущее главных героев, а после еще долго не ложились спать, обсуждая сюжет и детали. Они делились собственными мыслями и догадками — именно это и формировало их как личность. Такие своеобразные дискуссии, где они не ссорились, как практически всегда бывало в семьях, а высказывали свои точки зрения, позволяло чувствовать себя не просто людьми — а взрослыми. Около кровати стоит большое мягкое кресло, на котором практически всегда Алексей читал книги или просматривал журналы. Большая кровать, кажется, пропиталась запахом папы и не теряет его уже столько лет, поэтому Яне так хочется лечь в нее, зарываясь носом в подушки. Лишь бы прочувствовать цветочный аромат духов своей мамы и притягательный, с нотками горчинки, запах своего папы… Ведь только так она бы ощутила себе в полной безопасности и уюте. А также на ней лежала папина подушка. Маленькая, круглая, цвета горького шоколада, с незамысловатым узором. Эта подушка словно часть Алексея, которую он оставил в этом мире. Где-то на дне большого шкафа еще лежат футболки ее отца и несколько рубашек. Да, Рыбаковой не раз хотелось вытянуть их и надеть, чтобы ощутить себя около отца, но каждый раз девушка боялась, что расплачется, не успев даже взять в руки эту вещь. Ей казалось, что как только она ее увидит, из ее глаз сразу же потекут маленькими ручейками прозрачные капли. И Яна не сможет прекратить плакать. Девушка оглядывает картины на стенах и замечает очень старую фотографию в белой квадратной рамке. Темноволосая помнит тот момент, хотя там ей даже и четырех лет нет. Она еще совсем маленькая девчушка с причудливым хвостиком и большими зелеными глазами, любопытно изучающими все вокруг, даже не смотря в объектив камеры. На ней красивое желтое платье с белым ремешком и маленькие туфельки. Маленькая Яна держит за руку папу и маму. Ее родители такие счастливые, с настоящим огнем в глазах и яркой улыбкой. Татьяна держит руку на округлом животе, ведь она ждет маленького ребеночка — Дениса. Бледно-розовое платье хорошо подчеркивает женственную фигуру женщины и беременность, которая только красит ее. Еще тогда она замечает, что отец забыл поправить свою синюю футболку, и та немного оголяет живот. Алексей потом еще долго не хотел вешать именно эту фотографию из-за своей забывчивости и этой футболки…
Девушка поворачивается к маленькому столику и видит письмо. Белой конверт лежит на столе и Яна бы его даже не заметила, если б не с краткая и очень лаконичная фраза: «Маленькому солнышку». Именно так называл ее отец раньше. Подбежав, Рыбакова начинает осторожно разрывать конверт, пытаясь унять дрожь в руках.
«Здравствуй, моя маленькая девочка!
Хотя сейчас мне кажется, что ты совершенно не маленькая, а уже взрослая и состоявшеяся личность. Надеюсь, у тебя все хорошо, и ты продолжаешь заботиться о маме и брате, как делала это несколько лет назад. Также я буду искренне верить в то, что ты не предаешь себя и свои правила…»
Яна закусывает губу и немножко, совсем чуть-чуть, сминает края письма. Знал бы ее отец, как подло она вела себя еще полгода назад, он бы точно отказался от нее. Ведь тогда она предала все свои идеалы, пошла на поводу у окружения и стала монстром. Стала той, кем хотела меньше всего быть в детстве. Алексей никогда не говорил дочери, что не нужно общаться с курящими и пьющими людьми, он просто повторял, что ей не стоит поддаваться тем людям и пытаться из себя слепить кого-то другого даже ради авторитета и власти.
«У меня, я думаю, сейчас все хорошо, поэтому за меня не беспокойся. Не забывай кушать и помни — ты должна питаться не меньше четырех раз в день. Ты и так красивая, поэтому и сама знаешь, что никакие диеты тебе не нужны. Не убивай себя ради внешности, моя дорогая. И обязательно надевай перчатки и шапку, ведь я знаю, как ты ненавидишь их…»
Алексей еще с самого начала понял, что головные уборы и такое, как перчатки, его дочка ненавидит. Она часто спорила с отцом, что она чувствует себя неудобно в этих вещах. А суть в том, что он верил, ведь в какой-то мере знал — таким образом это сковывает ей голову и руки. Яна не может делать две самые важные вещи: думать и действовать.
«Если ты получила это письмо, я уже наверняка не с вами… не с тобой. Честно говоря, я знал… Я знал, что мне осталось совсем немного. Я услышал это ночью. Врачи разговаривали и не заметили, как я проходил мимо, или просто не хотели заметить. Услышав фразу «…ему недолго осталось…», я вернулся в комнату и заплакал, ведь я так не хотел терять вас».
Секунда — и из груди девушки вырывается всхлип. Чертова больница. Чертовы врачи. Яна никогда даже не думала, какого это: знать, что скоро умрешь. И что бы она делала, если б знала, что скоро потеряет все? Рыбакова сжимает до боли в пальцах концы письма и прикусывает губу. Она понимает, что слезы уже не остановить, поэтому позволяет им просто течь по щекам, оставляя влажные следы.
«И мы часто смотрели фильмы, где люди узнавали о таком же. Они сразу же бежали делать разные необдуманные вещи, но я скажу тебе, что это — ложь. Когда ты узнаешь, что скоро умрешь, ты начинаешь хотеть жить. А не хотеть сделать все невозможное за одну ночь. В этом и разница между реальностью и миражом. Мы уже не хотим кем-то становиться. Мы хотим просто быть тем, кто мы есть. Мы понимаем, что уже поздно. Нужно просто быть собой. До последнего вздоха. До последней улыбки. До последнего взгляда. До конца.»
Плечи девушки дрожат, и она улыбается горько. Вот подлые лгуны. Папа ей сам расскажет истину, не нужны ей какие-то фильмы. Продолжать читать очень сложно, ведь глаза продолжают слезиться, и все идет словно кругом и очень нечетко. Будто она за секунду потеряла зрение. И отца.
«Будь счастлива, солнышко! Улыбайся, плачь и главное — живи так, как тебе бы хотелось самой. Не нужно быть сильной или слабой, просто будь собой — и тогда ты будешь счастлива! Удачи, Яна. И не забывай меня!»
— Я буду, папа, — Яна улыбается, но слезы продолжат течь по ее щекам, лаская кожу. Девушка аккуратно кладет бумагу обратно на стол, и в следующий момент ее тело содрогается от истерики. Она плачет навзрыд, не успевая даже дышать, хотя сейчас Рыбаковой кажется, что ей и не нужен воздух.
Сейчас она будет биться в истерике и громко рыдать.
А потом выйдет на улицу, улыбаясь, и будет счастлива.
Потому что она обещала это многим.
И она обещала это себе.
*
Свежий ветер подхватывает темные волосы девушки, словно убаюкивает их. На улице довольно прохладно, хотя снега уже нет. Несколько дней назад подряд была плюсовая температура, поэтому это и неудивительно. Большие бетонные блоки разной формы стояли по кругу, немного отделяя эту территорию. Они не были очень низкими, но и недостаточно высокими, чтобы на них нельзя было сесть. Также это место отделяли от школы большие деревья и несколько гаражей. Школа находилась недалеко за городом, фактически в лесу, а в таких зданиях стояли какие-то старые вещи со школы и даже старая машина директора. Это место называлось «Курилка». На этой площади курили все, даже самые послушные отличники. Те, кто имел больше власти, дымили в некоторых кабинетах и на крыше школы, ну, а те, кто не имел привилегий, попыхивали здесь.
Яна не курила, она просто хотела посидеть в тишине, и сделать это можно только сейчас. Девушка просто не хотела больше находиться в душном актовом зале, терпя громкие звуки, сливавшиеся в монотонный шум. У нее совсем чуть-чуть болела голова от долгого плача, но она не жалела, ведь с этими слезами ушла и вся боль. Ближайшие несколько недель она будет скучать по папе немножко меньше. И Рыбаковой даже не было стыдно, что оставила там Свету одну. Тем более, блондинка поймет, что ее подруге просто было жизненно необходимо выйти на улицу.