Камень не удивился. Среди немногих украшений царского надгробия особым почтением пользовался знак поднятой руки — великое знамя первого из царей. Сомкнутые пальцы, означали единение народов травяного леса, рука, развернутая ладонью вперед — напоминание о мирных намерениях. Среди простых сольсуранцев, которые в прежние годы могли свободно посещать усыпальницу, бытовало устойчивое поверье, что если приложить к каменной ладони свою, то можно надеяться на осуществление самых сокровенных чаяний и надежд.

Молодой Ураган стер с лица кровь и медленно, словно преодолевая сопротивление воды или песка, опустил руку на крышку гробницы. Ладонь легла на ладонь, словно принадлежала одному человеку, где-то в глубине послышался скрежет… и у подножия саркофага открылся проход.

На какой-то миг все застыли в изумлении: десятки тысяч человек на протяжении веков прикладывались к священному знаку, но ничего подобного не происходило.

Глеб, который лопатками ощущал остроту копий и мечей неотвратимо приближавшийся погони, и которому не терпелось поскорее убраться из дворца посветил факелом в проем: ни ступеней, ни следов кладки, только непроглядная чернота бездонного колодца.

— И ты хочешь, чтобы мы туда лезли? — возмущенно глянул он на Ветерка.

— Это единственный путь, — с трудом подавляя мучительный кашель, выдохнул Ураган.

— Напоминает черную дыру, — задумчиво почесал в затылке Синдбад.

— Ты-то сам им пользовался? — с подозрением поинтересовался у брата Смерч.

Ветерок без лишних слов кивнул.

— Вы как хотите, — подал голос один из освобожденных пленников, тот самый здоровяк, который показал себя таким молодцом в бою, и это несмотря на то, что его бритый череп был украшен ритуальной татуировкой варраров, — а я обратно не вернусь! Чем в тот каменный мешок, уж лучше в черную дыру, или куда угодно!

Он первым решительно шагнул в темную пустоту. Товарищи по заключению последовали за ним. Камень шел предпоследним, поджидал Ветерка. Он почувствовал, как почва уходит у него из-под ног… а затем его тело оказалось подхвачено невероятным, стремительно закручивающимся вихрем, словно какая-то неведомая сила вознамерилась сначала сжать его до размеров наперстка, а затем забросить невесть куда. Последнее, что запечатлело его сознание, перед тем как погаснуть, были ошалелые рожи ворвавшихся в усыпальницу наемников и по контрасту с ними спокойное, слегка насмешливое лицо Урагана. За миг до того, как последовать за товарищами, он приложил к спасительному надгробию ладонь, запечатывая проход.

========== Двунадесятый ряд ==========

Сероватые, мутные струи дождя стекали по крыше и беспрепятственно проникали в дымовое отверстие, норовя погубить огонь. Земляной пол возле очага был уже весь мокрый, и сегодня никто не стремился как в обычные прохладные дни сесть поближе к огню. Пламя, впрочем, не сдавалось. Возмущенно отфыркивалось, пуская по всей комнате густые клубы дыма, вспыхивало, бросая неверные отблески на лица поглощенных работой женщин, на их руки, которые привычно ловко сучили пряжу, управлялись с ткацким станом, разминали травяные волокна, вязали узлы и продевали петли, образуя сложный рисунок травяных рубах.

На женской половине за работой собрались почти все обитательницы Гнезда Ветров, не занятые на кухне или не озабоченные сборами и проводами мужей. Женщины сидели на войлочных ковриках, шкурах животных, травяных циновках. Возле матерей копошились, играя с разноцветными лоскутками, плетеными и глиняными игрушками, или забавляясь с котятами домашнего мурлакотама, светловолосые ясноглазые ребятишки. По стенам сновали небольшие синие ящерки, промышлявшие тараканов и прочих насекомых.

Старые и молодые лица объединяло схожее выражение умиротворенности, спокойствия и незыблемой веры в промысел Великого Се, заступничество духов прародителей и стойкость мужей народа Урагана и других сольсуранских племен. И хотя все присутствующие уже знали не только о нашествии варраров, но и о приближении войск князя Ниака, это никто не обсуждал. И только обилие плетущихся здесь травяных рубах да связки расщепленных стеблей, на которые молодые женщины и мальчишки, не достигшие возраста посвящения, крепили стальные наконечники и перья хищных птиц, превращая их в стрелы, говорили о грядущей войне.

Птица подумала, что в таком восприятии жизни присутствовала какая-то высшая, увы, непостижимая для нее мудрость. Что толку переживать? Все звенья жизненной цепи давно выкованы небесным кузнецом Ильманарненом. Она вспомнила свою собственную растерянность и беспомощность тогда, в пустыне Гнева, и позже в пещере, когда Олег крикнул ей: «Сиди и не высовывайся!»

Полуобнаженный ужасный воин совсем не походил на того веселого зеленоглазого оболтуса, который на семинарах спорил с преподавателями по поводу способа закалки сольсуранских мечей, и даже на того красивого и фактурного витязя, который во время реконструкции битвы при Фиолетовой, исполняя роль царя Афру, едва ли не в одиночку загнал всех «варраров» в Волгу, после чего не по канону признался своей царевне в любви. Таким она видела его всего лишь раз на экране монитора в охваченной пламенем рубке истребителя, задыхающегося от дыма, идущего в атаку на четыре корабля Альянса…

Легкое Облако, младшая жена великого вождя Бурана, затянула песню, подхваченную другими женщинами. Птица тоже подтягивала знакомый мотив, полуавтоматически анализируя количество ударных и безударных слогов, мелодическую линию, разночтения с другими вариантами. Все сходилось. Силлабический стих 4+8, напев четырехстрочник. Впрочем, к чему все это? К храмовым свиткам не применить, а поездка в Гарайю… Великий Се! Как можно думать о подобной ерунде!

Сидящая справа от нее голенастая рыжеволосая женщина восхищенно замерла, приложив руку к своему сильно выступающему вперед, округлому животу:

— Ой, сыночек шевелится!

— Почему ты уверена, что это сын?

Будущая мать, которую звали Яркая, была взята из рода Огня в жены старшим сыном Бурана Суховеем, отцом ей приходился Пожар, мудрый вождь народа Огня, первым присягнувший на верность царевне Сольсурана. Ее первенец, двенадцатилетний Шквал, проходил воинское обучение под руководством Ветерка.

— Конечно же это сын! Мне все говорят, будет мальчик! Я только сына и жду! — убежденно проговорила молодая женщина.

— Но ведь сына, когда он достигнет возраста посвящения, придется отдать на воспитание к дальним родственникам или отправить в мужской дом. Таков обычай, а девочка останется с тобой.

— Девочка подрастет и уйдет в другой род, как я, а сын же, повзрослев, вернется и будет моей опорой в старости!

Птица пожелала Яркой благополучия и замолчала, невольно прислушиваясь к собственному телу. Хотя никаких особых изменений в своем организме и самочувствии она пока не замечала, и до возвращения Лики не имела возможности что-либо проверить и подтвердить, ей до безумия хотелось, чтобы пророчество Словорека оказалось истиной. Особенно сейчас, когда Олег, толком не долечившись, опять покинул ее и вновь рисковал жизнью, которой, если верить странным предсказаниям Сема-ии-Ргла у него и так оставалось в запасе немного.

Мысли липли друг к другу словно комки паутины, как нить на веретено наматываясь на одну: что с Олегом, где он сейчас. Связь отсутствовала уже несколько часов, и это могло означать все, что угодно.

Птица почувствовала, что у нее затекла стопа, и поспешила переменить позу, стараясь не выпустить из рук свое плетение. «Интересно, привыкну ли я когда-нибудь обходиться без мебели». Травяная рубаха была почти готова, осталось два последних ряда. Когда только ее теперь удастся на Олега одеть? Увы! Помочь мужу и его товарищам она ничем не могла, и все, что ей оставалось, ждать возобновления связи и молиться, пытаясь, как и все вокруг, отогнать тревожные мысли, заглушив их работой.

Еще один ряд и можно заделывать ворот и проймы. Сейчас самое главное не сбиться с ритма рисунка и не напутать чего-нибудь в потайных узлах.