Ритуальный узор травяной рубахи каждого из сольсуранских племен состоял из двенадцати рядов. Первые четыре ряда были у всех одинаковыми и посвящались, соответственно, Великому Се, Владыке Дневного Света, трем его дочерям и духам стихий. Следующие четыре ряда рассказывали историю каждого племени, повествуя о его происхождении от духа одной из стихий или какого-либо священного животного, о месте, которое оно занимает в сольсуранском племенном союзе, о прошлом того или иного рода и той роли, которую он сегодня играет в судьбе племени.

Далее можно было переходить к владельцу рубахи. Подробно, аж в двух рядах описав его родословную, следовало скупо и лаконично на последнем ряду перечислить его заслуги. А если подвигов, совершенных обладателем рубахи, было так много, что описать их в двух словах не получалось, для этого отводилось специальное место: на вороте возле колец доблести или на рукавах, если таковые имелись. В отдельных родах разрешалось также занимать так называемый второй родительский ряд.

Заканчивая рубаху для Олега, Птица искренне пожалела, что он, вероятно ощущая ее как местную разновидность бронежилета, совершенно не признавал рукавов. На один ряд все его заслуги, даже без учета последних подвигов, просто не вмещались, а обижать его родню, занимая ряд предков, ей не хотелось. Старательно оформляя ворот, она думала о том, почему же все-таки нельзя занимать последний, двенадцатый, или как говорили здесь двунадесятый ряд. О его назначении сольсуранцы не могли ничего вразумительного сообщить ни первой, ни второй экспедиции, и ученые вот уже двадцать лет ломали головы, для чего он вообще.

Птица глянула на своих соседок. Яркая объясняла одной из дочерей Бурана, Метели, которой предстояло к концу весны стать женой ее двоюродного брата Костра, как плетут травяные рубахи у них в роду. Пресловутый двунадесятый ряд располагался не как у Ураганов в середине узора, отделяя Великого Се и Владык Дневного и Ночного света от духов стихий и смертных, а предварял весь узор, опережая даже ряд Великого Се.

Птица задумалась, а не связано ли это как-то с сольсуранским мифом творения, объяснявшим иерархию племен травяного леса и отраженном в местном двенадцатилетнем календаре. В сжатом виде он звучал так.

Когда Великий Се задумал сотворить этот мир, в начале он создал огонь, горевший ночи и дни напролет, разгоняя первозданную тьму. Из искр, которые он разбрасывал, появились звезды, самые крупные превратились в солнце и три луны. Затем огонь начал угасать, а когда он почти погас, на его месте появилась великая гора или как здесь говорили Могучий Утес. Он стоял незыблемо много тысяч лет, страдая ночью от холода, а днем от палящего зноя, пока Великий Се не сотворил облака, из которых пролился первый дождь, продолжавшийся много дней и ночей, так что подножие Могучего Утеса оказалось совсем затоплено. Поэтому Великому Се пришлось сотворить Ураган и другие ветра, которые могли по Его воле разгонять облака и снова их собирать.

Прилетев на щедро политые дождем склоны Могучего Утеса, Ураган принес семена травы, которые тотчас проросли. А когда первая трава отжила свой срок и отмерла, то образовалась Земля или почва. Излишки же первого дождя стекли со склонов Утеса в раскинувшийся у его подножия травяной лес и стали рекой Фиолетовой и другими потоками.

Завершая творение, Великий Се населил созданный им мир различными животными, первыми из которых появились зенебоки, табурлыки, горные коты, козерги и косуляки. Со временем духи стихий и прародители животных по воле Великого Се дали начало человеческому роду. Так появились двенадцать сольсуранских племен: народы Огня, Могучего Утеса, Воды, Урагана, Травы, Земли, Реки, а также Зенебока, Табурлыка, Горного Кота, Козерга и Косуляки.

На всякий случай Птица подошла еще к двум женщинам. Одна из них, Легкое Облако из племени Воды, плела рубаху своему неженатому брату, другая старалась для недавно овдовевшего отца, главы одного из родов в племени Зенебока. У Легкого Облака двунадесятый ряд отделял Владыку Дневного Света от его дочерей-лун, а у ее подруги шел восьмым, вторгаясь между прошлым и настоящим рода ее отца. Все согласно иерархии, обозначенной в мифе творения, как количество строк и слоговых групп в песнях. Ах, Олег, Олег как ты был прав и почему тебя нет рядом!

Хотя рисунки на лицевой стороне в обоих случаях были одинаковые, повторявшие как друг друга, так и орнаменты народов Ветра и Огня, узлы изнаночной части образовывали совершенно оригинальный и неповторимый узор…

Ночь плела паутину теней, точно уток на основу, нанизывая ее на ткацкий стан дождя. Владычица ночи, малевавшая все без разбора черным, так что предметы теряли не только краски, но и объем, точно усердная паучиха Арахна наматывала на веретено тень и отрез за отрезом ткала тьму на прозрачном стане дождя.

Женщины одна за другой разбирали детей и отправлялись спать. И только Птица, точно одинокая чайка над разоренным гнездом, сидела в своей каморке над передатчиком, ожидая сама не зная чего. Масло в лампадке закончилось, и она налила еще. Не слишком ли громко трещит чадящий огонек, не разбудить бы Яркую или Легкое Облако, спящих в соседних клетях? Впрочем, там тоже кто-то ворочается и вздыхает: женам в отсутствии мужей плохо спится. Домашний мурлакотам подкарауливал синюю ящерку, пытавшуюся стянуть кусок зенебочьего сыра, забытого в тени.

Примерно через каждый час к Птице поднимались отроки, робко спрашивали о том, есть ли какие-то вести. Сначала явился Обглодыш, очень переживавший из-за того, что его не взяли во дворец, несмотря на клятвенные заверения о том, что он знает там все ходы и выходы. Он сообщил о приближении подмоги со стороны Козергов и Косуляк. Их войско общим число равнялось тысяче с небольшим.

Затем явился юный Шквал, сын Суховея и Яркой. Бедняга жутко ревновал наставника не только к новому ученику Обглодышу, но даже, кажется, и к молодой супруге. Впрочем, нынче ему немалых трудов стоило сдерживать волнение если не слезы, ибо принесенные им новости касались его слишком близко: варрары осадили Земляной Град, и отряды отца и деда, на помощь которых в Гнезде Ветров так рассчитывали, оказались отрезаны от родной твердыни. Птица как могла ободрила отрока.

Она думала о Яркой и о ребенке, которого та ждала. Выполнив поручение, Шквал наверняка направился к ней. В соседней клети происходило какое-то движение, оттуда доносились приглушенные голоса, пару раз кто-то всхлипнул. Птица не посмела туда войти. Сыну с матерью в такой момент лучше побыть вдвоем.

Она сидела возле передатчика и плела рубаху: заделала ворот, обработала проймы, проверила все потайные узлы. Черная нить на небесном веретене сменилась серой, с оттенками зеленоватого, фиолетового, оранжевого и розового, что означало приближающийся рассвет. Владычица ночных теней заканчивала свою работу, дабы уступить место сияющему супругу, бороздящему океан времени на алом зенебоке.

Скоро женщины Гнезда Ветров вновь проснутся, чтобы начать свои каждодневные дела. Птице пришло в голову, что о смысле ритуального рисунка травяной рубахи исследователи обеих экспедиций спрашивали, главным образом, тех, кто их носил, то есть воинов-мужчин, игнорируя вниманием тех, кто эти рубахи создавал. Все знали, что положение женщин в Сольсуране, как и в любом обществе периода военной демократии и раннего феодализма, было в высшей степени зависимое, и что знаниями в области Предания и родового эпоса их никто особо не обременял. И все же именно в Гнезде Ветров жила одна из дочерей Сольсуранского народа, которая была сведуща в Предании лучше иных мужчин…

Из передатчика донеслись кряхтенье и странные хлопки, затем он заговорил почему-то голосом Палия. Птица забыла обо всем и, бросив плетенье, трясущимися пальцами поднесла к губам микрофон.

***

— Эй, люди! Есть тут кто-нибудь? Тьма кромешная, ничего не видно!

— Ребята! Мы еще на этом свете, или уже на том?

— Что это было? Я так ничего и не понял! Как шарахнуло, как закрутило, затем выплюнуло куда-то, куда, не разберу!