Вино Сономы было удивительным, имея вкус солнца и, естественно, мистической «Лунной долины», как ее называли индейцы. Оно было таинственным и неповторимым – с одной стороны; с другой, таило в себе загадку, до конца, так и не раскрывая все свои ноты, как любимая женщина.
Луиджи, вздохнув аромат вина, задумчиво произнес:
– Я бы сказал редчайшее имя… думаю, что сама по себе женщина столь же удивительна.
Антонио приподнял вопросительно бровь.
– Мне кажется, тебе стоит с ней познакомиться, что ты думаешь по этому поводу? – спросил отец, изучая выражение лица сына.
– Мне придется, однозначно, – ответил Антонио, кладя, подцепленную лазанью на вилке, в рот.
– Я рад это слышать…, – отец отодвинул не совсем пустую тарелку. – Кстати о женщинах, – добавил он, отставляя бокал, в который моментально, словно появившийся из ниоткуда официант, долил красное вино «Гейзервиль» 2013 г. выпуска 1000$ за бутылку.
– Когда ты собираешься, наконец, остепениться? – спросил он, положив морщинистые с еле заметными пигментными пятнами руки на стол. – Я устал ждать…
– Папа, прошу тебя, не начинай! – ответил Антонио, потянувшись к бокалу с вином. – Мы это уже проходили.
– Твой неудачный бывший брак, не причина… оставаться монахом.
– Ну, до монаха мне довольно-таки далеко… ты прекрасно знаешь, что я наоборот страдаю от избытка женского внимания.
– Да, всегда так было и всегда так будет – бабочки будут слетаться на мед. Но тебе давно уже пора найти достойную себя женщину, которая не будет тут же падать к твоим ногам от твоего статуса и красоты, она постарается найти и раскрыть в тебе такие грани, о которых ты даже не подозреваешь, и ты будешь поражен, обнаружив их в себе. Такое способна сделать не каждая и только по любви.
– О, Боже мой! Отец, – произнес Марчиони-младший, – умоляю, только не приплетай сюда маму. Такая, как она была единственная, ты сам мне это ни один раз говорил. Больше такой нет… просто нет, они вымерли вместе с мамонтами.
Луиджи издал мимолетный смешок.
– Такие женщины существовали всегда, просто они большая редкость и их нужно найти… самому. Как правило, твой тип им совсем не нравится…
Антонио оторвался от последнего куска лазаньи, подняв голову.
– Ты хочешь сказать, что мама с самого начала не была в тебя влюблена.
Отец издал смех, напоминающий кудахтанье, и взмахнул руками.
– Конечно, нет, она терпеть меня не могла… считала самовлюбленным ублюдком. Но я все же решил добиться ее благосклонности, и…, – он замолчал, его взгляд затуманился, словно отец погрузился в те далекие воспоминания, – не заметил сам, как стал совсем другим… я не мог и дня без нее прожить. Она оказалась полностью моей, той, необходимой дополняющей, словно до нее, меня было всего лишь половина, она придавала мне силы, заставляя встречать каждый новый день, мне хотелось что-то совершать ради нее… что-то такое, чтобы она еще больше гордилась мной… еще больше. Да, мне хотелось завоевывать этот мир, приподнеся его к ее ногам, хотя она не просила и не говорила мне об этом. Ей было хорошо со мной… спокойно, понимаешь, сын? Ты должен найти женщину, с которой бы тебе было хорошо каждый божий день, ради которой ты хотел бы нестись домой, хотелось бы перевернуть этот мир вверх тормашками, хотя она ни разу бы не намекнула тебе об этом.
Антонио зачарованно, хотя его невозможно было уже давно чем-то удивить, как и Луиджи, смотрел на своего отца, удивляясь и восхищаясь впервые произнесенной столь пламенной речью.
– Боюсь не оправдать твоих ожиданий, папа. Думаю, что таких женщин больше нет, – произнес он, беря бокал с водой. – Ты и мама были просто единственными… Сейчас немного другое время и другие люди.
– Во все века, сынок, люди были другими. Людской род не особо-то и изменился за все эти столетия… также, как и само чувство.
– Отец, сейчас любовь, если ты ее имеешь в виду, стала более продажной, ложной,.. – он встретился со взглядом отца, – если можно так выразиться, одноразовой, как и все в этом мире.
– Ха-ха! Ну, что же оставайся в неведенье и тешь себя этой иллюзией, – отец весело улыбался и в его глазах сверкали искры смеха.
И впервые сын смутился, у него было такое чувство, что отец знал нечто такое, что не знал он, тот ему не сказал, не открыл тайну. Антонио даже почувствовал себя маленьким мальчиком, как тогда в далеком детстве, когда отец учил его управлять бизнесом, задавая всякие каверзные вопросы, как бы он поступил в той или иной ситуации. И сейчас похоже, было тоже самое, он не мог понять, как ему быть и что он упустил, у него было такое чувство, будто он что-то проглядел, не увидел, не изучил и не понял. Но он не мог понять, что именно. Ведь с детства он так хорошо выучил урок – как управлять и вести бизнес. А в данный момент он попал на совершенно зыбкую почву, о которой ничего не знал, а Антонио не привык чувствовать себя не уверенно, не привык не знать то, с чем он имел дело. Но ощущение неуверенности быстро прошло, сменившись чем-то другим… он даже не мог понять, что это конкретно было, но вино почему-то стало горчить, последний кусок лазаньи показался пересоленным, и кабинка в этом элитном ресторане была уже не столь уединенной, несмотря на приглушенный свет вокруг, ему показалось слишком броской золотая лепнина, слишком блестящий столик из красного дерева, короче ему показалось все как-то слишком…
Он прочистил горло и произнес:
– Ты же знаешь, что мой брак закончился неудачно… мы настолько не подходили друг другу, – попытался он оправдаться.
– Знаю, – твердо произнес отец, открыто глядя в глаза сыну, – но это было ясно с самого начала. Она тебе не подходила, хотя и была влюблена в тебя, как кошка.
– Хм! Да, не всегда хорошо, когда женщина влюблена, как кошка, – задумчиво произнес Антонио, пригубив вино. – Ты сам говорил…
– Ты что, до сих пор не можешь прийти в себя от своего брака? – перебил его отец.
Антонио откинулся на спинку мягкого, комфортного кресла, немного ослабив галстук.
– Нет, все уже давно в прошлом. Папа, на меня женщины, стоит мне куда-нибудь выйти, вещаются сами…
– Это правда, – согласился Луиджи, покручиваю за ручку маленькую чашку с кофе. Они помолчали, каждый думая о своем, потом отец произнес: – Через два года тебе будет сорок, у меня в твоем возрасте уже были вы двое – ты и Марко. Что мешает тебе жениться и завести детей?
– Детей сейчас можно завести и так, не обязательно жениться… существует такое понятие, как суррогатное материнство, – резко ответил Антонио, потому что часто повторяющиеся разговоры, которые в последнее время с ним вел отец по поводу внуков, немного стали его нервировать и доставать. – Прости, я не хотел показаться резким.
Луиджи только лишь довольно улыбнулся, словно получил желаемое, уверенно заметив:
– Суррогатное материнство в нашей семье будет только через мой труп. Слава Деве Марии в мире существует полно достойных женщин, тебе пора уже раскрыть глаза и осмотреться по сторонам. Деньги не скрасят твое одиночество в старости, уверяю тебя сынок, – в его глазах опять промелькнула грусть и даже тоска.
– Папа, давай оставим этот разговор. Я обещаю тебе подумать, хорошо? – он примирительно поднял ладони вверх, словно сдаваясь. – После того, как вернусь из Сономы и все там улажу.
– Отлично, – довольно произнес Луиджи, хлопнув ладонью по столу. Антонио, видя такую перемену в отце, подумал не начинает ли его отец страдать старческим маразмом в своем еще далеко не преклонном возрасте?
Оставшийся ужин прошел в тишине, каждый думал о своем. Когда они стали выходить из кабинки, отец произнес:
– Тебе нужно надавить на Паоло… пора уже взяться ему за ум. И передай ему, что я хочу его увидеть, пусть заедет к старику повидаться… а то я уже стал забывать, как он выглядит.
– Хорошо, отец, не волнуйся. Я заеду к нему сегодня, – вздохнув произнес Антонио. Господи, он так хотел оказаться у себя в пентхаусе, на верхнем этаже этой гостиницы, принять душ, может немного поработать, а скорее позвать Синтию, чтобы она удовлетворила его в сексуальном плане. Неделя была адской, он чертовски устал, да еще завтра ему придется тащиться в эту чертовую Соному и разбираться со всем этим дерьмом – наследством Сандерса. Будет у него хотя бы один день, когда он сможет ничего не утрясать, не разруливать, не решать, а просто пожить… пожить хотя бы один день в свое удовольствие.
