Понимая, что если отнять у Гриффинора баллы по заслугам Малфоя, то проще будет напрочь закрыть факультет, ибо количество заработанных баллов будет отрицательным, профессор МакГонагалл ясно дала понять — на шее Скорпиуса затянули цепь контроля.

Мсье Жавер, сжимая в руке подсвечник, заглянул в спальню и хмурым взглядом оглядел кровати. Убедившись, что та самая кровать у окна не пустует, и под одеялом вздымается от равномерного дыхания тело спящего, вновь вышел в коридор. Его шаги долго звучали едва слышным отголоском шарканья, и лишь пару секунд слушая тишину, Доминик скинула одеяло и, выдохнув, развалилась на кровати Скорпиуса в более удобной позе.

— Вы просто конченные оба, — прошептал Ал, лежа на боку. — А если в эту самую секунду Шанталь проверяет женскую спальню? Кто там сопит под одеялом вместо тебя.

— Рада.

— Серьезно?

Доминик коротко кивнула.

— А если бы Жавер поднял одеяло?

— Не поднял бы. Это уже вторжение в личные границы. Мало ли в каком виде там спящий под одеялом.

Альбусу эти их ночные побегушки уже неудобно умостились в печенках. Но второе испытание Турнира приближалось все стремительнее, а что делать с ключом и чего вообще ожидать, чемпион Хогвартса понятия не имела.

Прав был Скорпиус с самого начала — сама Доминик победу себе не вытащит. По крайней мере это было тем самым оправданием, которое с натяжкой могло объяснить все многочисленные хитрости и даже жульничество со стороны уже делегации Хогвартса.

***

Несмотря на многочисленные заверения Скорпиуса о том, что его разведка с элементами эротики и белого полусладкого направлена исключительно на выуживание данных, нельзя было сказать, что Стефана Карреля он прям уж терпел из последних сил. Шармбатонец оказался приятным: деликатный, тактичный и обходительный — с теми самыми манерами, которые привили ему гувернеры академии, и с теми самыми манерами, которых так порой не хватало чистокровному аристократу из Британии. При этом совершенно влюбленный, но скрытный — о секретах Турнира, не ведясь на тонкие уловки Скорпиуса, Каррель помалкивал, даже когда в ход шел алкоголь и «слабо».

Главная трудность же представляла собой такую банальность, как языковой барьер. Французского Скорпиуса едва хватило на комплименты и поддержание элементарных диалогов ни о чем, а также (здесь уже помогла заученная с перевода Доминик фраза) на заверения:

— Я тебе честно скажу. У нас все поставили на тебя, — кивал Скорпиус. — Рыжую не любят, она слишком… королева, но при этом туповата. После первого тура, даже наша МакГонагалл думала на тебя ставить, если честно, когда узнала о тотализаторе. Нет, ты видел нашу красотку на первом туре? Она стояла и тупила минут пять.

Расцвел Каррель или нет после этих умасленных заверений, судить было сложно. У того на лице всегда была вежливая полуулыбка. Но время тикало, до испытания оставалось времени слишком много, чтоб беспокоиться всерьез, но слишком мало, чтоб реально самому до чего-то додуматься, и Скорпиус начинал уже думать о том, что его стратегия обольщения дала трещину.

Но когда в ночь на шестнадцатое января проснулся в шармбатонской башне, где чемпиону были выделены отдельные покои, от ледяного дуновения ветра, Малфой привстал на перине и глянул сквозь полупрозрачные занавески на балкон.

Стефан Каррель стоял именно там, ежась от холода, и тыкал добытый в первом туре ключ куда-то вверх.

Скорпиус, поняв, что проснулся не зря, вытянул шею. Никаких особых магических ритуалов им замечено не было: француз просто стоял, вытянув руку с ключом, и вдруг, сжав этот самый ключ в кулак, резко обернулся.

Рухнув на подушку и прикрыв глаза, Скорпиус замер. Тут же почувствовав, как забилось сердце, как захотел заулыбаться и прочие неприятные метки его бодрствования, он лишь чуть приоткрыл глаза, чтоб увидеть, как шармбатонец, опустив ключ на столик, в неприметное место за вазой с лилиями, учебниками и клочками пергамента, бесшумно вернулся в постель.

— М-м? — протянул Скорпиус, сонно моргнув и потянувшись.

Каррель покачал головой и накрылся одеялом, повернувшись лицом к Малфою. Спустив руку под одеяло, чтоб стянуть с указательного пальца фамильный перстень, Скорпиус швырнул его на пол. Перстень, не успев упасть, молниеносно обратился золотой канарейкой, которая, предусмотрительно не щебеча, пролетела прямо над кудрявой головой Карреля и спикировала к столику с вазой, где и был оставлен ключ.

Скорпиус, не моргая около полуминуты, нахмурился.

— Это не тот ключ, — произнес Скорпиус, сидя в укромном месте — на ступеньках в бывший класс мадам Флио, куда студенты уже не ходили. — Я клянусь тебе, Дом, это не тот ключ.

Ал обладал интеллектом, если уж честно, гораздо более высоким, нежели его кузина и лучший друг. Но, несмотря на это, упорно не понимал, о чем талдычит Скорпиус.

— Подожди, — перебив Доминик, протянул Альбус. — Ты точно знаешь, как выглядел ключ до того, как якобы изменился?

— Конечно, — вразумил Скорпиус. — Я сделал слепок на мыле.

— Что?

— Что?

— Ну, а что? Да не этом же суть. А в том, что ключ изменился. Зазубрины другие вообще.

Доминик закрыла лицо руками, предчувствуя сложность загадки.

— То есть, Каррель просто тыкал ключом куда-то в ночное небо, и ключ изменился?

— Именно!

— Сложно, — протянул Альбус. — И что теперь делать?

***

— Чувствую себя полной дурой, — произнесла Доминик, сидя на ограждении балкона башни мадам Флио и протягивая свой ключ куда-то в ночное небо.

— Ну…

— Заткнись, Ал.

Скорпиус, затушив сигарету о стену, взглянул на карманные часы.

— Проверь ключ.

Доминик послушно взглянула на ключик, но покачала головой.

— Нет. Тот же.

Альбус развел руками.

— Значит, что-то ты делаешь не то.

— Серьезно? — взбеленился Скорпиус, шагнув к нему. — Ты думаешь, я ошибся? Да я снял отпечаток ключа Стефана раньше, чем согласился провести с ним ночь!

— Без подробностей, дорогой, — заткнула уши Доминик, запахнув халат и сунув ключ в карман. — Знаете, вы как хотите, а я пойду спать.

Эксперимент не удался.

Скорпиус сжал губы, которые в сию же секунды коротко поцеловала Доминик.

— Я верю, что ты прав. Просто мы что-то делаем не так.

Глядя, как она спускается вниз по винтовой лестнице, освещая себе путь волшебной палочкой, Альбус присел на ступеньку.

— Только не говори, что она потекла от синего бархата и простила тебе твое скотство.

— Она умная, — произнес Скорпиус, сев рядом. — Поняла все.

Не став уточнять, что именно поняла Доминик, которая сообразительностью особо не блистала, под стать своему кавалеру, Ал, вздохнул.

— А…

— Ты будешь крестным отцом нашего сына, — сообщил Скорпиус.

— Чего-чего?

— У меня ближе друзей нет. У меня, по правде говоря, кроме тебя друзей вообще нет. А ты… не худший крестный для моего сына.

Театр безумия одного актера. Скорпиус, кажется не шутил.

— Всего два вопроса, — тепло улыбнулся Альбус. — С чего ты взял, что у тебя будет сын?

— Потому что в роду Малфоев двенадцать поколений подряд рождались только мужчины.

— Допустим. Второй вопрос: ты уверен, что она беременна? Вы тест делали?

— Тест? А какие там вопросы?

Ал закрыл рот руками.

— Ты не знаешь, что такое тест на беременность?!

Часто чистокровные маги не знали назначения привычных маглам вещей, но Скорпиус был максимально продвинутым в этих делах. Завсегдатай интернета, куда как более современный, нежели его отец, и вдруг такое затмение в познаниях.

— Да как бы тебе так попроще объяснить, — почесал затылок Ал. — Ну это… ну… а Доминик не знает? Должна же, с ее-то… послужным списком.

И вдруг его осенило.

— Друг. Она разводит тебя.

— Что?

— Она разводит тебя на свадьбу.

— Да перестань, это не в ее стиле.

И несмотря на святую веру Скорпиуса в едва ли непорочность своей ангельской милахи, Альбус Северус Поттер на правах кузена и просто обывателя знал — Доминик Марион Уизли хитра, меркантильна и совершенно беспринципна временами.