Собрав, наконец, все остатки сил, девушка покорила эту водную стихию и сделала первый жадный вдох. Откашлявшись и переведя дух, она заметила зацепившегося за огромный валун короля гномов. Ему повезло меньше нее, поскольку его уносило на острые как кинжалы камни. Эта картина тут же отозвалась в ней пробирающим до глубин сознания ужасом. Словно ее на миг лишили возможности управлять собственным телом, а в сердце засунули длинную и острую иглу. Какими бы ни были их с Торином разногласия и предвзятости, Риан пожелала бы этому храброму гному настигшую его участь в последнюю очередь.
Пытаясь привести себя в чувство, она почти до крови закусила нижнюю губу, затем жадно вдохнула. Оставалось надеяться на лучшее, и полуэльфийка устремилась вперед. Девушка в миг оказалась рядом с ним, а страх и адреналин заставили ее на время забыть о своем ранении и бегущей ручьями крови. Все недавно пережитое теперь казалось не таким значительным. Словно произошедшее тут же вытеснили новые мысли, страхи и эмоции. Не имея ничего под рукой, Риан стянула с головы мокрый капюшон и прокричала Торину держаться за него. Она попыталась бороться с сильным течением, чтобы достичь противоположного берега.
Как и все гномы, подгорный король не умел плавать. Истощенный битвой и, наверняка, раненный, он ей совершенно не помогал. После того, как едва держащегося и ослабленного Торина стали захлестывать бегущие волны, девушка постаралась схватить его за шиворот. Сама еле справлялась с течением одной рукой и перебирала ею по встречающимся по пути скользким камням. Было безумно трудно. Она не знала что не позволяло ей сдаться: бушующий в ее крови адреналин, ее ответственность и любовь к жизни, или просто эти невероятные краски закатного солнца и мысли о том, что этот закат, сдайся она сейчас, может стать для них с Дубощитом последним… Она не знала…совершенно не знала, но боялась собственных мыслей. И Риан, ощущая переполнявшую ее жажду жизни, сделала все, чтобы выбраться из бурной реки живой. Едва почувствовав под ногами дно, она из последних сил вытащила Торина на берег. Тот, переводя дух и вытирая бегущую по лицу воду, дотянулся до ледяной руки Риан. В надежде убедиться в том, что с ней все хорошо, Торин приподнялся и склонился над ней. Подгорный король забегал обеспокоенным взглядом по красивому лицу полуэльфийки, но измотанная битвой, раненная и упавшая без чувств Риан подавала признаки жизни лишь при помощи дыхания.
Было очень холодно. Солнце скрылось за горизонтом, а ночной мороз вступил в силу. Холодный ветер обдувал насквозь мокрую одежду и пробирал до самых костей. Тяжелый мокрый плащ и платье впились в тело. Впились так, как впиваются своими ледяными щупальцами мерзкие живущие в далеких и темных водных глубинах твари. Те, которые и света солнца никогда не видели.
Тело Риан дрожало от холода, а собственная кровь сейчас не помогала согреться. Мокрые волосы потяжелели от прилипшего влажного песка, а коса растрепалась в потоках ветра. Риан словно зажали в тиски боли и холода. Рука, пронзенная стрелой, дала о себе знать. Горячая волна стала разливаться вокруг раны и девушку стала колотить и лихорадить. Она с ужасом начала вспоминать свое прошлое ранение. Умирать не хотелось, однако сознание ускользало и ускользало прочь. Все мысли словно заволакивало пеленой, а на смену адских мук и агонии приходило умиротворение. Безумно хотелось забыться сном.
— Риан! — по имени взывает до боли знакомый голос, но звучит как будто из далека. — Риан! Открой же глаза.
«Торин», — лишь пронеслось в голове. Риан попыталась повторить вслух, но не могла открыть глаза и пошевелиться. Как будто каждая клетка ее тела предала ее и больше не слушалась. Как будто все они сгорали от жгучего яда.
— Скажи хоть что-нибудь! — его глаза заметались по сторонам. Словно надеясь найти там хоть какой-то намек на помощь, но его там не было. Лишь холод ночи и поглощающий мрак. — Ответь мне, ну же! — умоляющим шепотом говорил Торин. Он потянул ее к себе и сильно тряхнул за плечи, но Риан снова молчала.
Кожа девушки, несмотря на ледяную и мокрую одежду, была очень горячей. Едва дотронувшись до нее, он понял, что что-то не в порядке. Неужели она поранилась, когда вытаскивала их из воды?
─ Хо…ло…дно… Ужасно холодно… — едва слышно прошептала она бледно-синими губами, на которых сразу сосредоточился взгляд Дубощита. Пытаясь разобрать ее слова, он сильно нахмурился и впился в нее еще сильнее. Словно хотел согреть и вспоминал, как эти самые губы еще недавно были налиты кровью и изгибались от счастливой улыбки. А сейчас все это было лишь воспоминаниями.
─ Терпи, ─ ровным тоном ответил он, прижимая ее спину к своей груди. И только ему одному было известно, скольких усилий ему сейчас стоило то, чтобы его голос не дрогнул.
Будучи закаленным в скитаниях в северных землях, жизнью в горах без дома, ему было легко перенести сегодняшнее происшествие. Никакой холод не смог бы его убить или вызвать дрожь. Но сейчас он вздрогнул. И не от холода, а от поглощающего чувства страха, которое будто сжирает на своем пути все светлое и все надежды. Надежды на жизнь, а ведь она всего лишь девчонка. Пускай уже где-то побывавшая и много чего видящая, но еще совсем молодая. И пусть полуэльфийка, но добрая, храбрая, сильная духом и невероятно самоотверженная.
Прекрасно понимая, что для ее спасения нужно попытаться ее согреть, Торин стал избавлять юную воительницу от ледяной одежды. Тяжелый и мокрый темный плащ не улучшал ее положения. Расцепив серебристую брошь у горловины, король осторожно освободил девушку от мешавшей накидки. И только увидев ее руку, он понял, что случилось. Риан ранили. Ранили ядовитой стрелой. Сочившаяся из раны кровь пропитывала мокрую ткань платья и, вероятно, причиняла множество страданий. Несмотря на это, она нашла в себе силы спасти его ─ короля, который только и делал, что грубо отзывался о храброй девушке. Если бы не она… Торин прекрасно понимал, что не смог бы добраться до берега самостоятельно. Он и так знал, что обязан спасти ей жизнь. И сейчас больше всего хотел этого, а чувство долга за свою подхлестнуло его словно невидимая плеть.
─ Ацелас, ─ тут же сорвалось с его губ, когда он сжал ладонью ее рану в попытке остановить кровь.
Нужен был ацелас. Он единственный сможет остановить дальнейшее попадание яда в кровь. Риан, которая все еще была в сознании, поморщилась от боли, но глаз не открыла. Из ее груди тут же вырвался тихий и протяжный стон, который был сродни призыву к помощи.
─ Я сейчас. Потерпи, ─ аккуратно положив девушку на песок, он вынужден был отлучиться в небольшой подлесок у самого берега. Нужен был огонь и целебное растение. Вернувшись на место, он увидел, что Риан все так же лежит почти без чувств и содрогается от озноба.
Разведя костер неподалеку от замерзшей девушки, Торин принялся обрабатывать ее руку найденным неподалеку в изобилии ацеласом — этот королевский лист был известен не всем и поэтому многие его просто не замечали. Но король гномов, как никто другой, смог однажды проверить на практике целебные свойства этого растения. Ацелас хорошо растирался в руках, и превращаясь в кашицу, которой намазывали рану. Растение втягивало в себя отраву, загрязнения и оскверненную ядом кровь раненного. Спустя несколько минут Торин уже увидел первый результат. Кожа Риан все так же продолжала гореть, но девушка уже не дрожала от холода или от боли.
Однако мокрая, местами потертая, разодранная и почти пришедшая в негодность одежда все еще мешала скорейшему выздоровлению девушки. Ветер, обдувая насквозь вымокший необычный наряд Риан, пробирал до невероятной дрожи. Как будто мало того, что она и так дрожит от боли и даже страха больше никогда не прийти в себя.
Чтобы девушка согрелась, гном решился на совсем отчаянные меры. Он и так растратил несколько драгоценных минут на поиски растения и разведения костра, а потому действовать нужно было незамедлительно. Порвав итак едва целое платье внизу, он принялся расшнуровывать ее тяжелый кожаный корсет. Делая это, Торин чувствовал, как кровь приливает к его лицу, но тут же попытался не позволять себе каких-либо лишних эмоций. С каждым дюймом открывающейся голой кожи, король думал лишь о желании согреть и спасти ее. Думал о том, что зря она ввязалась в поход, а следующие мысли уносили его далеко-далеко. Размышляя о походе, Торин вспомнил Эребор и Смауга, но взгляд волей-неволей возвращался к нежной девичьей коже, открывающейся под его грубыми пальцами.
