Кто-то рассмеялся.

– Ври, дед больше! Заливай! Ты ещё скажи, что вот она-то ялеттка и есть!

Старик пожал плечами.

– Врать не буду – вот этого не ведаю. Может, и просто городская да учёная. Но не побродяжка, нет.

Синеокая девица вновь вздохнула.

– Эх, кабы ялеттка… Вот бы посмотреть.

– Ялеттка в нашем лесу? – хохотнула дородная баба в цветастой шали. – А жемчугов ифкифрийских вместо клюквы на болотах собирать не желаешь?

– Хотела бы. Чего б и нет! – вздёрнула нос синеглазка.

Дедок, радуясь, что вновь завладел всеобщим вниманием, охотно продолжил.

– Посмотреть-то можно бы. Только место глухое, в самой чаще избёнка стоит. Я-то хожу, а смогу ли кого ещё провести – так не уверен. Там порой будто водит что –то. Даже зная дорогу – легко заблудиться.

Чернобородый купец рассмеялся.

– Уже и на попятный пошёл, старый? Водит, говоришь, да морочит?

– Чего ж сразу попятный? Я самую правду говорю! И водит, и морочит, и голоса чудные мерещатся!

– Так, значит, можно всё ж таки ведьму посмотреть? Вот сейчас соберёмся хорошей дружной компанией, примем чутка, что полагается, да и слазаем. Любопытно же. Ялеттка в такой близости от Западного Перевала.

Старик вдруг как-то странно притих, всмотрелся вдаль поверх голов честного собрания, сощурил глаза, чтобы лучше разглядеть что-то на краю поляны.

– А незачем ноги лишний раз бить. Вон она. Идёт.

Все как-то сразу замолчали. В стылом предзимнем воздухе повисла неприятная тишина. Те, кто посмелее, с любопытством повернулись, куда указывал дед; более осторожные отступили за их спины, ещё не обращаясь в бегство, но на всякий случай присматривая кратчайшие для него пути.

Ведьма действительно шла к торговому обозу. Высокая, статная, укутанная в плащ из неведомой серебристой материи. Широкий капюшон она придерживала обеими руками, чтобы не закрывал лица. Так что все желающие могли рассмотреть его прекрасные, хоть и непривычно яркие черты. Такие лица порой воображаешь и видишь во сне – они не попадаются наяву. Сказка. Видение. Морок.

Она направилась прямо к старому травнику. Люди расступались при её приближении, но далеко не отходили, заинтересованные.

– Доброго здоровьичка, госпожа, – поклонился дедок, стараясь не смотреть в сторону ведьмы. – Что интересует, говори. Всё найдём. Отвары, зельица, бальзамы – всё, что душеньке угодно будет.

Она покачала головой.

– Готового ничего не нужно, – произнесла с заминкой, будто бы подыскивая слова. – Мне только некоторых составляющих не хватает. Тех, что сейчас уже не соберёшь. Покажи всё из летних и весенних запасов. Я ваших названий не знаю, мне самой смотреть необходимо.

Старик засуетился, раскладывая мешочки да берестяные шкатулочки. Ведьма скользила по сушёным травам до ягодкам кончиками пальцев и всё больше хмурилась. Рука у неё была тонкая, белая, с длинными изящными пальцами, унизанными драгоценными перстнями.

И глаза у неё действительно были дикие, нелюдские – будто светящиеся. Бледно-золотое пламя мерцало в них, лишь слегка приглушённое тенью от длинных ресниц.

Наконец, приняв решение, она отложила в сторону несколько даже не связок – одиночных веточек.

– Это что ж получается, по одной что ли брать будешь? – обескуражено спросил дедок.

– Другие не годятся. Не в тот срок срезаны и не так.

Она достала из складок плаща кошелёк, высыпала перед старым знахарем с пяток тоненьких квадратных пластинок синеватого металла. Глаза дедка (да и прочих наблюдавших за странной покупательницей) расширились от изумления.

– Госпожа! Это ж астрингские еллы! Вот уж не знал, что и их повидать доведётся!

Ведьма закусила рубиново-алую губу.

– Они не подходят? Сейчас уже такими не платят?

– Платят, но…

– Этого хватит?

– Это даже много, госпожа.

Ведьма улыбнулась.

– Вот и хорошо. У тебя есть внуки – купишь им подарков. Вот и торговые люди из далёких земель как раз здесь. Порадуй деток.

Она забрала свои веточки, спряталась под капюшон и, развернувшись, стремительным шагом поспешила в сторону леса. Широкий длинный плащ развевался, скрывая её фигуру до самых пят, и казалось, будто она не шла, а плыла по воздуху.

В этот раз они отчего-то зашли далеко – если бы батька узнал, было бы Саянке на орехи, на грибы да на ягоды – так, что сидеть бы ещё пару дней не смог. Миленку-то бы пощадили, что с неё спросу – с малявки? А он – старший брат, должен был понимать, куда следует соваться, а куда и не нужно бы. Но осень выдалась грибная, щедрая, так что оба быстро позабыли все наказы старших, хорошо хоть друг друга из виду как-то умудрились не потерять.

– Сааай, – заныла сестрёнка, – а я та-ак уста-а-ала. У меня ножки болят, и живо-о-отик.

Саянка, тащивший чуть ли не волоком две переполненных корзины, свою и Миленкину, даже отвечать на такое не стал – берёг дыхание. Но малявка была права: поворачивать следовало, да не сейчас, а ещё раньше.

– Сааай!

Вот же! Навязалась с ним идти, а теперь что с ней делать? Плюхнулась прямо на землю и ревёт, размазывая кулаками грязь и слёзы по румяным щекам. Что же она надеется, что он бросит грибы и понесёт её? А батька ему дома – по шее, за то, что весь день проваландался, неведомо где, да пришёл с пустыми руками.

– Саай, не оставляй меня тут! Я потеряюсь!

Саянка, сцепив зубы, вернулся.

Сестрёнка обхватила его за шею и заплакала ещё горше.

А уже начинало темнеть. И, если они вот прямо сейчас не выйдут на нахоженную тропу, ночевать им в лесу. Зверья опасного здесь вроде не водилось, но всё-таки – страшновато, и холодно, и есть давно уж хотелось, а всю припасённую из дому снедь давно уже слопали.

Что же делать-то?

Сколько они так сидели, Саянка не знал. Темнело, и в самом деле, быстро, уже и надеяться найти дорогу было глупо. Если бы они так сильно не забрались в чащобу, можно было б ждать, что их отыщет или случайно встретит кто-то из деревенских, но в такой глуши никто не бывал. Поэтому, когда между деревьями вдруг забрезжил слабый свет – будто от фонаря, Саянка сразу не поверил собственным глазам.

Но вместе с приближающимся светом появилась и высокая тёмная фигура.

– Сай, кто это? – пискнула испуганно Миленка. – Я боюсь.

– Не надо меня бояться, – голос был мягкий, женский, а лица – не рассмотреть. – Я не сделаю зла.

Саянка нахмурился, но сестра уже отцепилась от его куртки и медленно шла к незнакомке, тянула озябшие ручонки…

– А почему у тебя огонёк зелёненький? – спросила с удивлением. – А потрогать можно?

– Можно, маленькая. Держи.

Заполненный светом шар оказался у Миленки, а незнакомка в два шага подошла к Саянке, без усилий подняла обе корзины.

– Идите за мной, – велела. – Только осторожно.

Делать было нечего, пришлось слушаться. Тем более, что опасной эта высокая женщина, несмотря на свои чёрные одежды и тёмные невероятно длинные косы-змеи, отчего-то совсем не казалась. Ничуточки.

Всего лишь через несколько шагов они вышли из густых зарослей на поляну, хоть Саянка был уверен, что ничего такого поблизости не было. Вот только что – не было совсем!

– Как в сказке, – рассмеялась Миленка. – Избушка в лесу. А ты – ведьма, да?

Избушка и, правда, была будто бы из сказки. Из страшной. Низенькая, тёмная, покрытая мхом и сухой листвой. Где-то из-за неё раздалось лошадиное ржание. Миленка вздрогнула от неожиданности.

– Что ты, маленькая, – сказала ведьма, занося корзины на покосившееся крылечко. – Это лошадка моя, Вьонкэ. Мы на неё потом посмотрим. Вы сейчас отдохнёте, поедите, а потом мы с Вьонкэ вас домой отвезём.

Дверь открывалась со скрипом.

Дети вошли в дом, будто бы заполненный пряным травяным ароматом. Незнакомка зажгла ещё несколько стеклянных шаров, и в избёнке стало светло, как днём.

– Вы садитесь. Вот на лавочку. Я сейчас найду, чем вас накормить.

Миленка шустро протопала к скамье, а Саянка сначала осмотрелся.