— Три компьютера в эконом. отделе подхватили вирусы, проводится чистка, данные были удалены, но к счастью не все. Кое-что спасти удалось. В отделе планирования тоже не все гладко, кто-то форматнул жесткий диск на котором находилась вся документация, связанная с итальянцами.

— Какого черта? У нас завтра запланирована встреча. Они ради этих бумаг завтра прилетят и что мы им скажем? Простите, но мы их удалили? Черт, черт, черт. Ладно, не будем поддаваться паники. Спасибо за информацию. Можешь идти.

— А что вы делаете в субботу?

— Что прости?

— Я бы хотел пригласить Вас в кино или театр.

Соглашайся.

Это шанс.

— Давай в театр, я давно там не была.

— Отлично, — он отвернулся, но лишь на мгновение, затем повернулся и чмокнул меня в щеку, — я позвоню тогда, уточню время и спектакль. Твой номер у меня есть.

Я села на кресло и покрутилась в нем. Кажется, жизнь начинает налаживаться. Боже, как же прекрасно нравится мужчинам.

Ну не мужчинам, а мужчине.

По крайней мере одному точно.

А как же Иван?

У него теперь силиконовая Кристи.

А наша Маша в пролете.

Ой, да заткнитесь уже.

Настроение пропало вновь, но это не повод для того, чтобы забросить работу.

Вызвать охрану и выяснить, что там с камерами в плановом отделе. Вызвать весь этот чертов отдел на разговор. Вызвать уборщицу для того, чтобы она убрала результаты моей истерики. Обежать почти всю фирму в поисках необходимых бумаг и все для того, чтобы завтра не упасть лицом в грязь перед итальянцами. Я бегала и бегала, стараясь уделить минуту каждому, но и в ответ я получала частичку счастья в виде комплиментов. Кому-то нравилась моя прическа, кто-то оценил мой новый стиль в одежде. А кого-то удивлял тот факт, что я спокойно передвигаюсь по фирме босиком и не боюсь получить нагоняй за нарушение дресс-кода. Плевать, пусть увольняют. Когда я возвращаюсь в свой офис то вижу на своем кресле шефа. Он переоделся в костюм, кажется новенький, ведь я такого раньше не видела, в его руках мои белоснежные слипоны.

— Почему у тебя выключен телефон?

— Он случайно упал и разбился.

— Почему ты не отвечаешь на личный телефон?

— Забегалась и не услышала.

— Забегалась? Босиком? Ты с ума сошла? Простыть не боишься? У тебя же итак нос не дышит. Тебе же еще детей рожать, — как обычно сказал шеф, потом встал с моего кресла, подошел ко мне и поставил у ног слипоны. — Обуй и расскажи, что удалось сделать для завтрашней встречи.

Я прошлась к своему столу, перебирая файлы.

— Я собрала практически все, необходимо все перепроверить, и кое-что дописать. К завтрашнему дню я подготовлю всю документацию, но вот проект ребята сделать до завтра не успеют. Могу предложить голые цифры и факты.

— Ты не обулась.

— Мне и так хорошо.

— Я сказал тебе обуться, — чуть грубее сказал шеф.

— Ты… Вы много чего говорили мне в последнее время.

— Чертов галстук, — шеф резкими движениями расслабил узел на галстуке, а затем и вовсе снял его. — Ты обязана слушаться моих приказов.

— Ваших, как начальника или твоих, как друга, — один миг, и я оказалась на плече у этого сумасшедшего. На уровне моих глаз мелькала его задница. Еще парочка таких движений и я его укушу за это место. — Живо поставь меня на место, я тяжелая.

Он и поставил только не на пол, а на диван в своем кабинете.

— Тебе жить надоело? — грубо спросил шеф.

— У меня к тебе тот же вопрос.

— Тебе так трудно было принять от меня эти чертовы ботинки? Я почти час потратил на то, чтобы выбрать тебе удобную обувь и что я вижу? Эти самые ботинки аккуратно стоят на моем ноутбуке.

— А тебе так трудно было сказать мне, что твои личные дела, это перемирие с этой накаченной куклой? Ты Маша иди разбирай все дерьмо на работе, а я в этот момент успокою свое либидо и утешу дружка.

— Что ты несешь? При чем здесь Кристи?

— А при чем здесь слипоны? Ты сказал, что мне должно быть удобно на работе, а мне удобно босиком. Что? Накажешь теперь? Да рука не поднимется, все силенки истратил, вымаливая прощение у той «прости Господи».

— Замолчи, женщина, — прорычал шеф, больно дернул меня за косы, наклоняя тем самым мою голову к себе. А затем так же больно впился губами в мои губы. Все тело оказалось в его подчинении. Мыслями я понимала, что должна прекратить это все, даже руку занесла для удара, но она тут же опустилась на его плечо, а затем перебралась на шею, стараясь посильнее прижать этого мужчину к себе. Боже, я еще никогда так не целовалась, мой язык какое-то время пытался показать, что я просто так не сдамся, но и он пал смертью храбрых, подчиняясь ласкам сильнейшего.

— Я сделал это лишь для того, чтобы ты замолчала, — Иван оторвался от моих губ и прижался к моему лбу своим.

Я не поняла, как именно мы оказались практически лежачими на диване, всего лишь какое-то мгновение назад я твердо стояла на нем ногами и вот, я уже лежу под телом шефа и наслаждаюсь его губами.

Которыми он целовал губы Кристи.

А может быть не только губы.

А может быть и не только те, что на лице.

Тараканы и фантазия сделали свое дело к горлу сразу же подкатил ком. Я оттолкнула Ивана и побежала к унитазу, который прятался вместе с душевой за одной из дверей в кабинете шефа.

— У тебя, кажется, температура поднялась, — встревоженно произнес Иван.

— А у тебя, кажется, опустилась. Ты совсем охренел Князев? Рот хоть додумался продезинфицировать после поцелуев с Кристи?

— Да каких еще поцелуев? И про температуру я серьезно. Иди сюда, — он притянул меня к себе за руку и прикоснулся губами к моему лбу, совсем не обращая внимание на то, что минуту назад меня вырвало.

— В лоб покойников целуют.

— Мама всегда так проверяла у меня температуру, и губы ее никогда не обманывали. Поэтому постой одну секунду молча. — Он вновь прижался губами, а затем оторвался и с серьезным видом посмотрел в мои глаза. — Ты правда горишь. Поехали в больницу.

— Я не хочу в больницу. Я прекрасно себя чувствую, мне нужно еще с бумагами разобраться.

— Маш, у тебя температура и она не маленькая. Ты сейчас держишься только на гневе. Бери бумаги и поехали в больницу, больше просить не буду. Закину на плечо и уволоку силой.

— В таком случае отвези меня домой.

— Хорошо, поедем домой.

Иван молча укутал меня в мой плащ, затем зачем-то накинул сверху свою куртку, такую тяжелую и теплую. Возиться с моей обувью он не стал. Подхватил меня на руки и понес к лифту.

— Князев, ты все же охренел. Поставь меня на пол, я жива и умирать не собираюсь, ноги мне не ампутировали, поэтому дойти могу сама.

— Лисова, ты больна, и босиком. А я злой и голодный, поэтому просто заткнись и подчинись хоть раз.

— Мужчина, — тихо простонала я, но успокоилась и прижалась к груди начальника впитывая в себя его тепло и аромат. Странно, нос заложен, но его запах я чувствую.

Кажется, я уснула. Мне снилось, как шеф гладит меня по волосам, шепчет ласковые слова на ушко и целует в висок, и от этого сна мне было так хорошо, что я совсем не хотела просыпаться. Но просыпаться пришлось. В какой-то момент я почувствовала, что меня куда-то положили, а потом стали раздевать, и если снятие куртки и плаща я стойко стерпела, то от расстёгивания пуговиц на рубашке прихренела.

— Потерпи малышка, сейчас тебе станет легче.

— Князев, — почти шепотом произнесла я. — Мне не станет легче от того, что ты меня лапаешь там, где тебе лапать не положено.

Пока я выговаривала слова, мужчина перевернул меня на живот, снял рубашку и расстегнул юбку.

— Тронешь белье, и я тебя по судам затаскаю, проклятый извращенец.

Я открыла глаза. Да уж, лучше бы не открывала. Я лежала на кровати, только не в своей квартире, а в квартире шефа, и комната эта принадлежала ему, а не мне. Начальник снова перевернул меня на спину, а я как марионетка подчинялась любому его действию. Я перевела взгляд на шефа, и стала наблюдать за ним в ожидании дальнейших действий, и они не заставили себя долго ждать. Он стал раздеваться следом за мной, рубашка, носки, ремень, брюки. Я бы вновь назвала его извращенцем, а заодно и себя, но передумала, его глаза не пылали страстью или похотью. Они были обеспокоены. Он действительно переживал за мое здоровье.