– Стелла не имеет ко всему этому никакого отношения, – заявил я.

Агнес Телин кивнула:

– Давайте по порядку. Можно попросить вас начать с того, что вы делали в пятницу?

– Весь день провел в церкви.

– В церкви?

У нее это прозвучало так, будто церковь – последнее место на земле, куда бы она сама отправилась.

– Я пастор, – пояснил я.

Несколько мгновений Агнес Телин смотрела на меня с открытым ртом, потом взяла себя в руки и принялась усердно перелистывать свои бумаги.

– Стало быть, вы… работали?

– Во второй половине дня у меня были похороны.

– Похороны, хорошо. – Она что-то записала в блокноте. – В какое время вы вернулись домой?

– Примерно около шести.

Я рассказал, как принял душ и приготовил свинину в горшочке, которую мы с Ульрикой поели на ужин. После еды мы сыграли партию в настольную игру, а потом отправились спать. Стелла работала до семи, затем должна была встретиться в центре города с подругой.

Агнес Телин спросила, связывался ли я со Стеллой в течение вечера, и я ответил, что послал ей эсэмэску, но не помню, ответила ли она.

– Часто случается, что она не отвечает на ваши сообщения?

Я пожал плечами:

– Ведь у вас свои дети-подростки.

– Но сейчас мы говорим о Стелле.

Я пояснил, что такое вполне допустимо. Рано или поздно ответ все же приходил – но чаще поздно. К тому же случалось, что этот запоздалый ответ состоял из смайлика или поднятого большого пальца.

– Кто эта подруга?

Я сглотнул.

– Что вы имеете в виду?

– Кто та подруга, с которой Стелла собиралась встретиться? И потом гулять в центре?

Я опустил глаза в стол:

– Моей жене Стелла сказала, что собирается встретиться со своей подругой Аминой. Но мы поговорили с Аминой и узнали, что в пятницу они не встретились.

– Как вы думаете, почему Стелла солгала?

Это слово вывело меня из себя.

– И вовсе она не солгала. Амина рассказала, что они собирались встретиться, но потом у Стеллы изменились планы.

– Как вы думаете, куда она пошла вместо этого?

Я не ответил. С какой стати мне тут строить догадки? Что я по этому поводу думал, вряд ли имело значение.

– Вам известно, что она делала? – спросила Агнес Телин.

Это куда более разумный вопрос.

– Нет.

Агнес Телин снова молча перелистала свои бумаги. На самом деле прошло всего несколько секунд, но я успел прочувствовать, что эта тишина несла в себе некий смысл.

– Какой у Стеллы мобильный телефон? – спросила комиссар.

Я объяснил, что у нее айфон, но я всегда путаю модели. Во всяком случае, он белый, это я точно могу сказать.

– У нее есть еще один?

– Нет.

Само собой, полиция найдет телефон у нас дома и конфискует его. На мгновение я взвешивал, не сказать ли Телин, что Стелла забыла телефон дома, но решил этого не делать. Странно, чтобы девятнадцатилетняя девушка забыла дома телефон. Словно с ней что-то не так.

– Есть ли у Стеллы перцовый баллончик?

– Перцовый баллончик? Как у полицейских?

– Именно. У Стеллы есть такой баллончик?

– Разумеется, нет. Я вообще не знаю, законно ли это.

Меня начало подташнивать.

– В каком часу вы легли спать в пятницу? – спросила Агнес Телин.

– Около одиннадцати.

– Вы сразу заснули?

– Нет, я не мог уснуть.

– Стало быть, вы долго не спали?

Я затаил дыхание. Мысли вертелись в голове. Расплывчатые образы Стеллы – маленькой девочки, гордого подростка, взрослой женщины. Моя доченька. Наша семья: Ульрика, я и Стелла. Фотография на окне.

– Я лежал без сна, ожидая Стеллу. Не важно, что дети взрослые. Все равно волнуешься.

Агнес Телин кивнула. Мне показалось, что она поняла меня.

То, что произошло потом, мне трудно объяснить.

Ничего такого я не планировал. Пришел на допрос с намерением сделать все, чтобы помочь следствию. Ни на секунду я не задумывался над тем, чтобы отклониться от истины.

– Так вы не спали, когда вернулась Стелла?

У Агнес Телин были большие добрые глаза.

– Угу.

– Что, простите?

– Так и есть, – ответил я, заставив себя говорить громче. – Я не спал, когда Стелла пришла домой.

– Можете примерно сказать, сколько было времени?

– Я могу точно сказать.

«Что такое ложь?» – подумал я. Раз есть несколько видов истины, должно существовать и несколько видов лжи. Ложь во спасение, например, – к ней я никогда не относился с предубеждением. Лучше щадящая ложь, чем ранящая правда. Так и рассуждал всегда.

Но здесь ситуация была, конечно, немного иная.

– Часы показывали двадцать три сорок пять, когда Стелла вернулась домой.

Комиссар Телин уставилась на меня, а девятая заповедь, подобно змее, извивалась в животе. В Библии сказано, что «лжесвидетель не останется ненаказанным и кто говорит ложь, не спасется». С другой стороны – мой Бог справедливый и всепрощающий.

– Откуда вы знаете? – спросила Агнес Телин. – Я имею в виду – с такой точностью?

– Я посмотрел на часы.

– Какие часы?

– В мобильном телефоне.

В Евангелиях есть строфа о том, что дом, разделившийся сам в себе, падет. Внезапно я осознал, что позабыл о своей семье. Относился к ней невнимательно. Воспринимал ее как данность. Не был тем отцом и мужем, которым мне надлежало быть.

Я по-прежнему ничего не знал о том, что произошло на детской площадке у Пилегатан, когда этот мужчина лишился жизни, но одно мне было доподлинно известно: моя дочь не убийца.

– А вы уверены, что это именно Стелла пришла домой? – спросила Агнес Телин.

– Разумеется.

– В смысле – не может быть, что вы слышали что-то другое?

Я безмятежно улыбнулся, внутренне разрываясь на части:

– Я уверен. Я разговаривал с ней.

– Так вы разговаривали с ней? – выпалила Агнес Телин. – Что она сказала? Вам не бросилось в глаза что-нибудь необычное?

– Нет. Собственно, мы просто пожелали друг другу спокойной ночи.

И вновь змея принялась извиваться у меня в животе. Меня не покидало чувство, что не я, а кто-то другой сидел в тесной комнатке для допросов, произнося эти слова.

В первом письме к святому Тимофею апостол Павел пишет: тот, кто не умеет управлять собственным домом, будет ли печься об Иисусе? Я не очень хорошо заботился о своей семье. Теперь мне представился шанс все исправить.

Я подумал, что именно так поступают в семье. Защищают друг друга.

В то лето, когда мне исполнилось шестнадцать, Оса из параллельного класса, о которой я вздыхал много лет, наконец-то стала моей девушкой и я чувствовал себя счастливым, как никогда. Но во время пребывания в кемпинге в Даларне я познакомился с Дорис, которая была на два года старше меня, курила сигареты с ментолом и писала роман. Между мной и Дорис ничего не было, но, вернувшись домой, я мучился угрызениями совести и в конце концов рассказал Осе о Дорис – даже о том, что мне хотелось ее поцеловать, хотя прекрасно знал, что мы с Дорис вряд ли когда-нибудь еще встретимся. Оса немедленно дала мне от ворот поворот, а вскоре распространились слухи обо мне как об изменнике, которому нельзя доверять. Ни одна девушка в Блекинге больше не хотела со мной встречаться, однако я внутренне был абсолютно уверен, что поступил правильно.

Я вырос в семье, где были приняты ценности семидесятых – свобода и солидарность. Мой отец выращивал экологически чистые овощи и всегда завтракал нагишом в кухне – с кофе и свеженабитой трубкой. Моя мать рассказала мне все о менструальном цикле и ночных поллюциях еще до того, как я пошел в первый класс. Правила и запреты практически отсутствовали. Достаточно было здравого смысла и внутренней морали.

– Хорошо ли тебе на сердце? – спросил меня отец, застав за тем, что я таскал сестру за волосы, так что клоки волос оставались в руках.

Этого оказалось достаточно, чтобы я расплакался от стыда и чувство вины.

Несколько раз я пытался опробовать это на Стелле.