– А хорошо быть гесаром? – неожиданно даже для себя спросил Антон.

– Горько, – Рыбников поморщился, как будто действительно проглотил горькую таблетку. – Ты видишь слишком много людских недостатков и лишаешься иллюзий. Поверь, это временами очень неприятно. Возможно, ты сам это вскоре узнаешь. Да, вот еще что. Старейшина из племени Оти вчера сказал мне, что недалеко отсюда появился новый recap. С ним небольшая дружина, достаточно странно вооруженная, и жрец неизвестной религии. Им удалось прогнать банду, которая грабила местное племя. Местные наняли их для охраны, но recap потребовал, чтобы все племя перешло в его веру. Тебе это никого не напоминает?

– Щекин! – вскрикнул Антон.

– Похоже, – кивнул Рыбников. – На всякий случай будь начеку. Боюсь, что этим они не ограничатся. Если уж кто-то решил причесывать всех под свою гребенку, это надолго. Они ребята боевитые и упертые. И, самое главное, готовы добиваться всего силой. Так что, возможно, нам еще придется с ними встретиться.

– Скажите, а Щекин – мастер? – спросил Антон.

– Он большой мастер боя, – подтвердил учитель.

– Больше, чем Алексеев и Жихарев?

– Да.

– Но он не recap?

– Если я правильно понимаю, что это такое, то нет.

– Вы его боитесь? Его и тех, кто с ним ушел?

– Опасаюсь. Понимаешь, в чем дело. Там гремучая смесь: сильный боец и хороший организатор плюс не очень умный идеолог, задвинутый на религиозной исключительности. По отдельности они не так опасны, но вместе… У них сверхценная идея. Ради этой идеи они не будут щадить ни себя, ни тем более других. А нас они считают своими естественными союзниками… или подданными. Помнишь, как у них: если ты русский, то обязан и православным быть, и историю трактовать, как они, и слушаться их начальников. Если нет, то ты предатель. А к предателям всегда относятся жестче, чем к тем, кто был врагом с самого начала. Так что если они освоятся и почувствуют силу, то обязательно придут сюда – «возвращать в истинную веру и карать отступников». То, что они считают, будто несут благо остальным, лишь дает им индульгенцию на любые гадости. Не зря говорят: благими намерениями устлана дорога в ад. Они даже не заметят, когда переступят опасную черту. В своем стремлении облагодетельствовать мир они могут погубить и себя, и тех, кто рядом. Васильев это, кстати, понял.

– Так может, было лучше позволить ему выстрелить? – вскинулся Антон.

– Может, – пожал плечами Рыбников. – Но тогда на твоем месте я бы сделал то же самое. Пока есть возможность решить дело миром, не надо позволять литься крови.

– Но когда другого выхода нет…

– Тогда нет, – Рыбников горько улыбнулся.

– Никита Викторович, а как вы вообще ко всему этому относитесь?

– К чему «к этому»?

– Ну, ко всем этим движениям вроде Щекинского. Вы же знаете, там, откуда мы пришли, этого больше чем достаточно. И на всех уровнях.

– Я к этому никак не отношусь, Антон. Я в стороне. Там я был бизнесменом и главой клуба восточных единоборств. Здесь я recap и защитник трех финских племен. На этом все.

– Но ведь они не могут не влиять на нас. Вот и сейчас вы сами предупредили меня об угрозе.

– Да, угрозу надо осознавать и быть к ней готовым. Но, запомни. То, с чем ты борешься, становится от этого сильнее. Ты можешь даже побороть, но тогда это обязательно вернется к тебе в новом обличии. Но то, что игнорируешь, постепенно исчезает из твоей жизни.

– Так как же сражаться?

– Без ненависти и желания уничтожить. Мы с тобой много говорили об этом на тренировках. Этим и отличается агрессия от защиты, убийца от человека, осуществляющего необходимую оборону. Если ты просто адекватно реагируешь на угрозу тебе и тому, что тебе дорого, ты защитник. Если нападающий при этом гибнет, это был его выбор. Он напал. Но как только, даже в ответ на агрессию, у тебя возникает желание уничтожить противника из-за его поведения или его качеств, появляется ненависть – всё, вы на одном уровне. Это просто бой двух агрессоров. Это не то, чему я учу вас.

– Но эти люди… Скажем фашисты, – принялся возражать Антон. – Неужели они не вызывают у вас ненависти?

– Нет, – покачал головой Рыбников. – Я верю, что эти люди просто ошибаются. Выбрали для себя неверный жизненный принцип, вот и все.

– Значит, надо их исправить?

– Когда ты поймешь, как сложно изменить себя, ты поймешь, что другого изменить невозможно. Без его желания, по крайней мере. Оставь каждому человеку право делать собственные ошибки и получать их последствия в полной мере. Возможно, одним из этих последствий станет встреча с твоим кулаком или мечем. Что же, это последствия его, да и твоего выбора. Твоя задача: найти собственный путь.

– Это принцип воина?

– Нет, это принцип гесара, я полагаю. Впрочем, это уже из области софистики… вернее, пустого трепа. Каждую ситуацию не предусмотришь. А когда и как себя вести, подскажет интуиция. Закончим на этом. У нас с тобой еще много дел. Мне к переходу готовиться, тебе здесь в должности командира гарнизона осваиваться. Потом пофилософствуем.

Рыбников повернулся и зашагал к дому. Антон машинально поклонился ему вслед, потом, немного выждав, выхватил меч гесара и метнул в стену. Клинок ударился в дерево, но несколько под углом и вошел не слишком глубоко, потом под собственным весом наклонился и упал на землю.

– Этому я тоже научусь, – пробормотал Антон.

Стоя на обзорной площадке, Антон осматривал кромку леса. Платформы находились с четырех сторон частокола, защищавшего замок, и представляли собой удобную позицию для лучников. Уже четыре дня прошло с того момента, как возглавляемый Рыбниковым обоз ушел в город, а Антон все еще не мог успокоиться и каждый день подолгу внимательно осматривал окрестности. «Что я здесь делаю? – часто спрашивал он себя. – Зачем торчу здесь, будто действительно ожидаю нападения? Вон и Волей посмеивается». И все же, несмотря на это, парень с завидным постоянством лез на деревянную конструкцию и тщательно разглядывал окружающие леса, ловя любое движение. Чувство опасности не покидало его. Что это? Предчувствие или самовнушение? Последствие предупреждения учителя или игра «в войнушку» мальчишки-переростка?

«Играю я в самурая, как сказал учитель, или вживаюсь в новый мир? – в очередной раз спросил себя Антон. – Мне нравится то, что я делаю? Да. Это мой мир, несмотря на все, что произошло здесь с нами. Но таков ли он, каким я его представляю? Не выдумал ли я его?»

Он услышал, что сзади на площадку кто-то поднимается, и обернулся. Это была Маша. Антон помог девушке забраться на платформу.

– Ну, как там, командир? – с наигранной веселостью спросила она, указывая на лес. – Врага не видно?

Антон покачал головой.

– Да я так, больше для порядка. Какие здесь враги?

– Говорят, разбойники здесь водятся, – поежилась Маша.

– Сюда не сунутся, – уверенно заявил Антон.

– Хорошо бы. Знаешь, Антон, мне здесь страшно, – призналась она. – Страшно с первого дня, как мы здесь оказались.

– Всем страшно, – заметил Антон. – Но, пока мы вместе, всегда отобьемся.

– Нет, не так. Я боюсь даже не тех людей, которые здесь живут. Здесь сам мир какой-то страшный и неуютный. Он всех людей делает жестокими. Ты знаешь, я была в ужасе, когда увидела, как Рыбников сражался с Йоханом. Это было что-то невероятное. Такая ярость, такая жестокость. Я теперь боюсь даже Рыбникова. Он не человек, он зверь, убийца. И вы все такими становитесь.

– Но ты же занималась боевыми искусствами, – изумился Антон. – Рыбников – большой мастер. Он очень добрый в душе человек. Просто строгий, потому что взялся отвечать за всех нас. Зачем же его бояться?

– Да что там, – махнула рукой Маша. – Ну, пошла в секцию… с настоящими парнями познакомиться. Но все эти кровавые бои – это не мое. Для меня это всегда было что-то вроде гимнастики, танцев. Никогда я не была бойцом. И здесь мне страшно. Я хочу вернуться в наш мир! Ты уверен, что мы не можем этого сделать?