Тяжело было организовать труд всех наемных людей, тем более что мачеха часто хворала или считала себя больной, а отец нередко бывал в отъезде. Командование лежало на бонне-немке. Она была предана нашей семье, занималась с нами немецким языком, воспитывала и вела все хозяйство.

Методы ее воспитания были основаны на палочной дисциплине. Она нещадно лупила нас за провинности камышовой выбивалкой от мебели. Ее взгляды выражались в виде твердых правил.

Одно из них гласило: "виновен не зачинщик, а тот, кто дает сдачи", т.к.

потерпевший должен не давать сдачи, а обратиться к законной власти, т.е. к бонне с жалобой на обидчика. Это шло вразрез с нашей школьной и бытовой моралью, не терпевшей жалобщиков, "ябедников" или "фискалов", и мы, конечно, руководствовались своими обычаями, а не предписаниями немки.

Существовала шкала наказаний, например, за ругань один час, за драку два часа принудительных работ. Если наказанный начинал громко хныкать, то наказание усиливалось: за рев и плач еще час штрафных работ и т.д. возглашала бонна. Впоследствии часовые нормы были переведены на сдельные: один час работ приравнивался к двум-трем страницам списывания немецкого текста в зависимости от возраста виновного. Иногда к принудительным работам добавлялось сверх таксы физическое воздействие без нормы.

Предположение отца о получении постоянного дохода от сдачи внаймы квартир не оправдались. При этом главным недостатком наших квартир были злосчастные "фейерклозеты", избегаемые не только съемщиками, но и нами, ребятами. Иногда в свободных квартирах временно жили какие-то деклассированные личности - приживальщики, неимущие клиенты отца с сомнительными и запутанными претензиями на чье-либо наследство и т.п.

Бутырский период жизни нашей семьи оставил в нас тяжелый след, поэтому я хочу изложить вкратце историю Бутырок, тем более что она несколько своеобразна и почти не отражена в литературе.

Претендентом на эту землю явился священник церкви Бутырского полка, храма Рождества Богородицы. Он действовал энергично и, вероятно, умел смазывать колесики неповоротливой бюрократической машины царской России. По его ходатайству в 1812 году Сенат утвердил эту землю за Бутырской церковью. Так причт Бутырской церкви оказался крупнейшим московским землевладельцем.

Подлинно золотые денечки настали для попов Бутырской церкви в конце 90-х и начале 900-х годов, после проведения железно-дорожных линий. За занятые под сооружение железной дороги участки земли Бутырская церковь получила огромные суммы. Во всем районе повысился спрос на квартиры, усилилась застройка земельных участков, так как тысячи железнодорожников стремились поселиться ближе к месту работы, в районе Савеловского вокзала, товарной станции и деповских устройств. Так как причт предусмотрительно включал в арендные договоры запрещение устройства на церковной земле других церквей, то вся масса нового населения поневоле становилась прихожанами Бутырской церкви. А увеличение числа прихожан умножало и доходы церкви.

Доходы были "петые", от выполнения обрядов, обычно сопровождающихся церковным пением, и "непетые", от эксплоатации земельных участков, от церковных капиталов и проч. Строгой отчетности не велось и по характеру "петых" доходов она была невозможна.

Поэтому попы и другие члены Бутырского причта получали огромные доходы, превосходившие оклады не только большинства генералов и архиереев, но даже министров.

Влияние бутырского духовенства на население его обширных владений было велико и обеспечивалось не только экономическим путем, властью земельного собственника, капиталиста и духовной властью над прихожанами, но также и административной властью - правом выдачи свидетельств о бедности, в которых нередко нуждались прихожане для получения различных льгот.

Отношение причта к прихожанам хорошо характеризуется тем фактом, что старинную фреску в воротах Бутырской церкви с изображением Николая-угодника, по народному названию Николы-милостивого, попы распорядились закрасить и нарисовать взамен "Всевидящее око" - символ божественного всезнания и строгости.

На почве политических расхождений у нашего отца произошел разрыв с бутырским духовенством. Как более культурная семья среди бутырского населения, мы были, видимо, предметом слежки духовенства и местной полиции. В 1904-05 годах, во время подъема демократических настроений, бутырские попы потребовали от отца, чтобы он не выписывал либеральной газеты "Русские ведомости", которые отец читал чуть ли не со времени студенчества, а подписывался на черносотенную газету "Московские ведомости". После отказа отца попы стали его преследовать и травить.

Попы лишили отца доверенности на ведение дел церкви и резко увеличили арендную плату за землю, а после отказа отца начали против него процесс о возврате церкви арендованного участка, сносе дома и других отцовских построек. К счастью, большая опытность отца в ведении судебных дел и знание им всяких уверток и способов затягивания дела, видимо, при сочувствии судей, не одобрявших ростовщических устремлений бутырского причта, затянули решение этого дела.

Попы занимались и психологической травлей нашей семьи. При каждом выносе покойника, если путь лежал мимо нашего дома, попы начали делать остановку и служить особую похоронную службу, литию, которая обычно происходила у домов, где жил и работал умерший. Можно себе представить, как тяжело это действовало на обитателей дома.

Последние годы жизни отца были безрадостны. Дети разъехались, едва достигнув самостоятельности, сохранив о бутырском периоде жизни самые тяжелые воспоминания. Мачеха умерла. Отец сильно заболел и в 1916 году скончался.

Рассмотрение дела было вновь отложено, а Февральская и Октябрьская революция 1917 года закончили все подобные процессы и дома, построенные на церковной земле, остались в распоряжении владельцев. Смерть избавила отца от преследований бутырского причта, а также от тяжелых моральных и материальных потрясений наступившей Революции. Приспособиться к новым условиям быта (холод, голод, продовольственные карточки и т.д.) нового строя и нового законодательства отцу, всю жизнь не знавшего службы по найму, было бы едва ли по силам. Для перехода к жизни натуральным хозяйством или к занятию каким-либо промыслом или ремеслом, как это сделали в первый период Революции многие люди умственного труда, отец был уже стар, не обладал здоровьем, профессиональными навыками и предприимчивостью. Похоронен отец был на ближайшем Лазаревском кладбище.

Сохранив навсегда светлые воспоминания об университетских годах, отец в последние годы жизни завещал, чтобы на его могиле был поставлен камень с изображением университетского значка - белый ромб, диагонали которого образуют удлиненный крест синего цвета. Могила отца не сохранилась, территория кладбища была застроена новыми домами".

Ни один современный писатель не смог бы написать столь правдоподобного исторического рассказа. Мало того, что Августу прекрасно удалось описание реалий XIX - начала XX веков, воспроизведение всех деталей ушедшего времени, его вымысел содержал великолепные психологические образы, а именно последнее характеризует успешность исторического произведения. Август либо имеет способности к подобного рода занятию, либо он из современного виртуального мира резко переместился в виртуальный мир прошлого, иначе этот феномен было трудно объяснить. Если второе предположение верно, то он по-прежнему механически усваивал все ту же виртуальную действительность, и мои труды над развитием его эмоциональной сферы были напрасными. Правда, любопытно, как ему удалось так здорово сымитировать чувства героя переломного времени двух веков, века XIX и века

XX?

Вот было бы здорово столкнуть его с живым представителем этой эпохи!

А ведь у меня такая знакомая есть! Ангелина Васильевна. "Для кого же солнышко светит?"

***

Я не стала больше терзать Августа, каким путем ему удалось написать столь странное сочинение, не стала домогаться, почему он идентифицирует себя с героем не нашего времени. Я просто попросила его сходить к Ангелине Васильевне и взять у нее интервью о ее бурной жизни. Сама старушка была бодрой и эмоциональной. До сих пор переодевалась к обеду и здорово пела арии из опер, романсы и казачьи песни, потому что отец ее был казачьего сословия. Правда, он оставил семью, и она воспитывалась с матерью-дантисткой, но, видимо, казачью культуру Ангелина впитала в себя с детства.