Литмир - Электронная Библиотека

Копаюсь в олеговых вещах (и пару раз тычусь лицом в его футболки, как без этого), бестолково перекладываю их с места на место, но других «зацепок» так и не нахожу.

В итоге, спустя пару часов, я относительно смиряюсь с ситуацией. Всё равно уже не в силах что-либо предпринять для изменения ситуации. И потому решаю ждать Олега в номере столько, сколько позволит время.

Мучаюсь совестью, но всё-таки «одалживаю» деньги из кошелька Олега, и оплачиваю проживание в гостинице на оставшиеся дни своей «командировки». Очень надеюсь, что потом удастся компенсировать ему материальные потери.

Аккуратно складываю его вещи по чемоданам, сдаю их в камеру хранения, и отчаянно надеюсь на то, что вскоре он сможет забрать их лично. Когда вернётся. А ведь он обязательно вернётся. Иначе и быть не может.

…Ночью валюсь в кровать Олега, обнимаю скомканное одеяло так, будто от этого зависит моя жизнь, вдыхаю тонкий аромат, сохранившийся на подушке, и неожиданно для себя засыпаю, быстро, легко и спокойно. Обычно мне такое не свойственно.

Во сне вижу сны, в которых мы вместе и… обнимаемся. Сердце моё ноет, и я испытываю целую гамму самых разнообразных эмоций, от счастья до светлой грусти, от непонимания до отчаянной надежды.

И всё же, продолжаю заниматься отрицанием очевидных истин, продолжаю отворачиваться в сторону, и решительно отказываюсь как-то идентифицировать свои чувства. Как будто, если я не думаю о них, то их нет.

Однако эта игра не может продлиться долго. Сердце моё ведёт себя странно. Оно мечется, ноет, а временами радуется непонятно чему, и громко, очень громко транслирует миру… отсутствие у меня всякой логики и разума.

На следующий день я выхожу на улицу, покупаю в ближайшем магазинчике пресловутый сахар, заглядываю в местную аптеку и набираю там кучу лекарств – и тем самым выполняю свою миссию, ради которой и появился в этом мире. Вернувшись в номер, более не высовываюсь из него наружу, заказываю еду с курьером, сижу на кровати, смотрю по телевизору все программы подряд, иногда мечтаю, а порой, устав бороться с собой, занимаюсь всякими неприличными вещами.

Телепортер, закреплённый на моей шее, возвращает меня домой день в день, минута в минуту соответственно времени, назначенного проректором. И я лишаюсь не только самого приятного человека, встреченного за свою жизнь, не только мира, оказавшегося приятным и вполне приветливым, … но и самой большой любви, переполнявший меня с головой и давящей своей океанической мощью.

Всё же, к концу своего добровольного заточения в номере Олега, я успеваю признаться себе в том, что влюбился. Отчаянно, сильно, и наверняка безнадёжно. Точно безнадёжно. Ведь влюбился я в мужчину.

***

…Как только я прихожу в школу, то сразу понимаю: всё это время мои враги дожидались меня, мечтая о мести, и сейчас ни перед чем не остановятся, чтобы её совершить.

Но я больше не боюсь.

За эти несколько дней я изменился, продвинулся вперёд и будто вырос над собой и своими страхами.

– Ты действительно не такой как все, Игорь, – сказал мне Олег в тот день. – И у тебя есть два выхода. Первый – всю жизнь притворяться кем-то другим, страдать, мучиться, иметь кучу неврозов, комплексов, и фоновое желание застрелиться. А второй – принять себя таким, как есть, и плюнуть на общественное мнение. И в первом, и во втором случае найдутся люди, недовольные тобой и твоим образом жизни. Но, если ты выберешь второй вариант, кроме недоброжелателей, будут и друзья. И счастье будет.

И я знал, что он прав. Всегда найдутся люди, которые осуждают. За любое хобби – невинное, как вязание, или адреналиновое, как прыжки с парашютом. За любую одежду, скучную классическую или вызывающую стим-панковскую. За выбор партнёра, красивого или не очень, умного или туповатого. За домашнее животное, опасное, как крокодил, или безобидное, как заводной робот-хомяк. За вкусы, что в еде, что в музыке, что в людях. Так зачем пытаться подстроиться под кого-то? Я больше никогда и никому не позволю себя ломать. И больше не буду стараться выглядеть тем, кем не являюсь.

Компания движется на меня, явно намереваясь если не избить, то хотя бы наградить парой унизительных тычков, плевков, а также десятком смешных и обидных ругательств.

Но я не позволяю им этого сделать.

Приподнимаю плечи, напрягаю шею, скалю зубы и начинаю шипеть, брызгая слюной. Выглядит это, должно быть и угрожающе, и безумно. Может быть, даже глупо. Но меня это нисколько не заботит.

Они не ожидают сопротивления, тем более такого.

– Да он реально чокнутый, – мои враги с ошалевшим видом переглядываются и даже делают несколько неуверенных шажков назад. Это крошечная победа, которой я не могу удовлетвориться.

Я подпрыгиваю, кричу, размахиваю руками, таращу глаза и несусь на них, для ещё большего эффекта размахивая собственной сумкой. Вид, у меня при этом, должно быть, крайне безумный. И они откровенно пугаются меня и моего вида, и стартуют прочь, вскоре разбегаясь в разные стороны.

В отличие от них, я никогда не был позёром, не обижал слабых и не самоутверждался на глупых и жестоких выходках. Я всегда был храбрее, умнее и человечнее, мне знакома эмпатия, жалость и понимание. Я куда более человек, чем они. Им недоступно чувство безмерной любви или ощущение настоящей, чистой дружбы. Они сами себя засадили в коробку скептицизма, цинизма, жестокости, ограниченности. И они куда более несчастны, чем я. Впереди у них стандартная жизнь, полная самоограничений. А я, однажды учуяв запах свободы, уже не смогу довольствоваться малыми крохами, и не успокоюсь, пока не стану по-настоящему счастливым.

Я некоторое время преследую кого-то из них, затем нагибаюсь, подбираю брошенную планшетку, бросаю вслед. Очень успешно ударившись в спину хозяину, планшетка падает и разбивается. Но парень не оглядывается и шага не замедляет.

Проходит несколько дней.

На сей раз меня не догоняет наказание от отца или проректора. Все участники того события, не сговариваясь, решили молчать. И меня это полностью устраивает.

Тем более что близятся выпускные тесты, за ними маячит распределение на практику.

Все ходят взволнованные. Сверстникам не до меня, учителям – тем более.

Отец занят устроением мероприятий, подготавливает специальные средства для обеспечения честного и беспристрастного прохождения заданий. Предстоят как теоретические, так и практические экзамены. Если для первых достаточно всего лишь удобного помещения, то для вторых нужен целый полигон, с завесой безопасности, различными охранками и контролем над возможными ошибками.

Меня совершенно не волнуют мои результаты. Я даже не делаю попытки подсчитать баллы, заработанные мною на занятиях в течение года.

Мне тоскливо и плохо, но при этом в душе моей до сих пор царит странная, практически ничем не обоснованная… надежда. Она греет меня, обнимая заледеневшее сердце, обдувает тёплым ветерком лицо и помогает жить дальше.

Мысли в голове крутятся разные. Я всегда чувствовал, что отличаюсь от других. Отличаюсь образом мыслей, характером, привычкой к самокопанию и рефлексии. Но сейчас понимаю, что дело не только в этом. Я со всей ясностью убеждаюсь, что не обманывался, подозревая с собой неладное. Мне действительно нравятся мужчины.

Мне импонирует эта определённость, осветившая бытиё. В то же время, сделанный вывод обещает дополнительные проблемы в жизни, которая и без того не может считаться лёгкой и приятной.

В небольшом поселении Диска, несмотря на внешнюю цивилизованность, сохраняются почти пуританские нравы, ограничивающие возможность проявления чувственных удовольствий. Конечно, подчиняются этому не все. К примеру, родители мои очень явственно любили друг друга, даже целовались, может быть, даже сексом занимались, но только дома и наедине.

13
{"b":"648129","o":1}