Муратко тоже оценил жеребца:

– Хорош! А чего вы его сюда загнали? Он же еще не годен к седлу?

– Потом расскажу, – пастух не желал откровенничать перед парнями. – Айда, если готов. Подсоблю малость.

Лукин-младший не стал отказываться от помощи опытного коновода. Одно взнуздать – и то попробуй. Чужого может и не подпустить.

Оба перелезли в загон. Парни, возбужденно переговариваясь, выстроились вдоль жердей, только Муратко остался на месте, невозмутимо теребя длинный ус. Остальные лошади лишь равнодушно глянули на людей, не отвлекаясь от клочков сухой травы, разбросанной в загоне, а вот пегий встревоженно развернулся. Каким-то образом он сразу понял: идут к нему. Уши еще больше прижались, ноздри возбужденно зафыркали, шея выгнулась дугой, жеребец не собирался сдаваться без боя. Борзята невольно залюбовался пегим. Широкий, высокий круп, покатая спина породистого дончака, мощные ноги, напоминающие жерди в загоне. Каждая мыщца так и переливалась под тугой кожей. Белое пятно на густочерной шкуре заиграло переливами, расплылось и, показалось, сменило форму. А может, лучи поднявшегося солнышка высветили рисунок под другим углом. В этот момент младший Лукин понял, что не отступит, даже если суждено пару раз позорно сверзнуться. Что бы ни произошло, конь обязательно станет его. Парень решительно направился к пегому. Сбоку, на ходу разматывая веревку, катился на кривых ногах пастух.

– Не торопись шибко, счас я на него недоуздок накину. И это, сухарик возьми, – он протянул незаметно руку.

Борзяте стало стыдно: он не догадался захватить чего-нибудь съестного для лошади, а это первое правило, если хочешь установить контакт с животным. Слава Богу, пастух за него сообразил. «Надо будет потом поблагодарить».

Борзята чуть окоротил шаг. Опустив морду, конь напряженно наблюдал за приближавшимися людьми. Пастух, спрятав веревку за спину, зачем-то улыбнулся. Конь не оценил. Стоял, как каменный, лишь ноздри подрагивали. Казак провел пальцами по конской щеке. Тот вскинулся, глаза зло блеснули. Борзята протянул руку, в потной ладони лежал сухарик. Жеребец знал, что такое хлеб. И не удержался. Уши поднялись – скорей всего, не укусит. Лиловый глаз скосился вниз, а губы уже тянулись к угощению.

Развивая успех, парень погладил пегого по шее. За спиной затихли парни. Борзята почувствовал, как побежала струйка пота по спине. И в этот момент пастух накинул на коня недоуздок. Тот неожиданно воспринял его, как должное. Но в огромных глазах Лукин прочел другое: «Ну-ну… Наивные, сейчас-то я вам покажу… Еще посмотрим, кто кого». Выхватив чумбур из руки пастуха, Борзята одним движением взлетел на жеребца.

И в первый же момент чуть не грохнулся. Жеребец, похоже, ожидавший подобного, взлетел на свечку. Пастух упал рядом, но тут же подскочил, краем глаза Борзята углядел его дергающиеся лопатки в такт бегу под стареньким зипуном. Дальше стало не до наблюдений. Конь с высоченной свечки упал на раздвинутые ноги, опустив морду почти до земли. Голова парня оказалась намного ниже зада. Лукин вцепился, как клещ. Задние ноги резко взбрыкнули, и Борзята за пару секунд чуть второй раз не оказался на земле. Только каким-то чудом ему удалось удержаться на ставшем вдруг скользком, как мыло, крупе. Жеребец завернул морду, пытаясь укусить наездника, но тот успел оттянуть коленку. Из-за жердей что-то кричали, но парень не слышал. Чумбур, судорожно зажатый в руке, и дикий танец знающего, что делать, жеребца. Это все, что умещалось в его сознании сейчас.

Конь, напрыгавшись и накозлив на месте, сообразил, что так просто нахального человека не скинуть. Вывернув длинную шею, он с места ударил в сумасшедший галоп. Борзята не помнил, когда ездил так быстро. Жеребец закрутил дугу вдоль ограды, изредка пытаясь козлить. Лошади при приближении пегого шарахнулись в сторону. За лошадиными спинами пропали парни. И тут же головы друзей появились вновь – казаки забрались на забор. Борзята со всей дури стискивал конскую шею, не опасаясь малость и придушить, – послушней станет. Но пока не становился.

Резко развернувшись, пегий галопом пошел на заграждение. Жерди прыгали перед глазами, стремительно приближаясь. Тут Борзята струхнул по-настоящему. Если до этого как-то и некогда было бояться, то теперь пришло самое время. А если он не остановится? И со всего маху ударится об ограду? Как бы крепко ни держался, а слететь – раз плюнуть. Борзята, зажмурившись, мысленно перекрестился. Внезапно жеребец, круто развернувшись, затормозил всеми четырьмя ногами. Парня понесло набок, он понял, что еще чуть-чуть, и съедет. Из последних сил он сжал ногами брюхо коня. И на какой-то момент замер. Жеребец не шевелился. Звуки голосов, словно сквозь толстую стену, пробились к сознанию парня.

Подняв голову, он увидел перед лицом потрескавшиеся сухие жерди. Позади кричали друзья, но что – не разобрал. Зато понял, что победил. Жеребец, вздрагивая кожей, тяжело дышал, но не двигался.

Подскочивший пастух придержал сползающего парня. Ноги Борзяты дрожали, но улыбка растянула губы на все 32 зуба.

– Силен! – пастух довольно причмокнул. – Давно такого не видал. Он давеча одного нашего так уделал, что тот до сих пор, поди, не отошел. Ребра переломал. Во как.

Борзята прижался к потной шкуре пегого. Тот повернул морду, в его распахнутом лиловом глазе Борзята прочитал ясно: «Твоя взяла».

Дыхание постепенно успокаивалось. Пастух кивнул в сторону выхода, где поджидал Муратко:

– Идем, что ли. Ты-то своего нашел. А друзья твои пока безлошадные.

Кивнув, Борзята потянул за чумбур. Пегий послушно развернулся, повинуясь движению хозяина.

Муратко, склонив голову, ожидал их.

– Ну, рассказывай. Чаво его сюда загнали. Говорили же только про готовых к седлу? А про энтого полудикого речи не было.

Кривоногий стрельнул невинными глазами:

– Шибко кобыл любит. А силенок против вожака пока маловато. Тот бы загрыз его, и все. Пришлось спасать.

– Ясно, – он повернулся к Борзяте, тихо поглаживающему вздрагивающего коня. – Точно его возьмешь? Он же еще ничего не умеет. Учить придется. А времени-то уже нет почти.

Борзята блеснул счастливыми глазами:

– Научу. Он умный.

– Точно умный, – встрял пастух. – Такой умный, что беда прямо.

– Ну как хошь, – Муратко отвернулся к парням, окружившим Борзяту с конем. – Выбрали лошадей?

Оказалось, все уже присмотрели себе скакунов. Пастух махнул рукой казакам, приглашая за собой в загон. Парни выстроились за ним.

Дароня, как и собирался, взял спокойную бурую лошадь с подпалинами на кончиках гривы и хвоста. Валуй выбрал опытного каурого жеребца, хорошо знакомого с седлом. Его недавно пригнали в табун после смерти хозяина – казака-бобыля. Космята присмотрел себе тонконогую золотисто-буланую кобылу. А Пешка нашел трофейного коня, еще несколько месяцев назад ходившего под татарским седлом. Конь, словно сразу признав родственную душу, положил голову на плечо Пешки. Тот, светясь от радости, что-то шептал на ухо жеребцу по-своему. Пастух выделил казакам комплекты сбруи, и назад ехали уже впереди телеги на своих лошадях.

– Не так малость, смотри, как я, – повернув коня, Муратко толкнул пятками.

Умный конь с места прыгнул в галоп. Есаул вскинул саблю над головой. Десяток саженей до выстроенных рядком лозин конь не проскакал – пролетел. С легким свистом, провернувшись в полете, грозное оружие рухнуло на тонкий прут. Взгляд не уловил – попал или нет, блеснувшая голомля слилась со слепящей небесной синью. Прут даже не вздрогнул. Прошли секунды, Муратко, окоротив коня, уже разворачивался. Парни дружно в голос успели досчитать до пятнадцати. И только тут верхняя часть лозины плавно поползла по ровному срезу, а есаул, не глядя на дело рук своих, улыбаясь, направил коня шагом обратно. Валуй почесал затылок:

– Как же это у тебя получается?

– Дай-ка я ишшо разок, – Борзята объехал задумавшегося брата. Покрутил саблей, разминая плечо.