Атаман выбрал взглядом Валуя как самого крупного из парней:

– Ну, говори, что решили. Пойдете с нами на Азов отомстить туркам за издевательства или соскучились по мамкам, по домам вертаетесь?

В толпе кто-то хохотнул, но остальные молчали, ожидая ответа. Валуй переглянулся с братом. Прокашлялся:

– А нет у нас мамки – татары в полон увели, – он заметил, как атаман разом согнал улыбку, а кулаки сжались. – Нам и решать нечего – с вами мы.

Борзята и остальные казаки согласно склонили головы.

– А татарчонок? – выкрикнул кто-то из казаков. – Тоже пойдет?

Пешка, решительно отстранив Дароню, вышел на середину помоста.

– Я тозе с вами – мне отец продал, как баран. Мне больше некуда, – и опустил глаза, скрывая блеснувшие слезы.

Атаман обернулся к кругу:

– Ну что, казаки, добрых мы пленников освободили?

Круг закачался, зашумел, казаки махнули вскинутыми шапками:

– Добре!

– Гарны хлопцы.

– Токо худы больно.

– То мы подкормим, – атаман, улыбаясь, показал ребятам на лестницу.

Парни выстроились друг за другом, и деревянные ступени закачались под их хрупким весом. Казаки хлопали по плечам, заглядывали в лица, приглашали в курень, где «женка знатный холодец приготовила». Окончательно смутившиеся ребята кивали, пробираясь через толпу. В какой-то момент Борзяте показалось, будто в стороне мелькнуло знакомое лицо. Мелькнуло и скрылось. Он наморщил лоб, вспоминая.

«Неужели Семен Аксюта? – парень еще раз оглянулся, но вместо знакомого лица им улыбались уже другие, новые. – Да нет, не может быть». Борзяту толкнули в спину, и незнакомый казак приобнял за плечи. Парень, решив, что ему показалось, широко заулыбался.

Потом станичники жали братьям руки, нахваливая за смелость. Кое-как, разгоряченные и покрасневшие, парни выбрались из толпы. Но только за центральными бараками ребята наконец вздохнули свободней. Руки дружно потянулись к воротникам. Все чувствовали себя запарившимися от волнения. Космята заметил:

– Будто полдня на жаре веслами махали.

– Точно, – отозвался разухарившийся татарчонок.

– Как же хорошо у своих! – выразил общее состояние Валуй, а палец незаметно вытер предательскую соринку в углу глаза.

Ребята, оставив за спиной продолжавший шуметь круг, направились обратно к куреню, где их поселили. Впечатлений было так много, а сил еще так мало, что они чувствовали себя крепко вымотанными.

Новый товар Калаш-паша решил осмотреть лично. Ради этого он даже поднялся раньше обычного. Накинув парчовый халат, опустил ноги на холодный каменный пол. И невольно поджал ступни – никакие печи не могли обогреть просторные каменные комнаты старинной крепости Ташкале, возвышающейся на холме в центре Аздака, издавна облюбованной турецкими начальниками под резиденцию. Он толкнул в бок разоспавшегося Ганьку – стройного и сладкого мальчишку, грека лет двенадцати:

– Вставай, лежебока. Не до тебя мне. Одевайся и дуй в свою комнату.

Мальчик жил в женской половине, в отдельной комнате с отдельной дверью, выходящей в охраняемый коридор. День и ночь там дежурили евнухи, и паша мог не бояться, что мальчиком воспользуется кто-нибудь еще, кроме него.

Дождавшись, пока Ганька перестанет потягиваться и сядет на кровати, паша сунул ноги в тапочки. Поеживаясь от утренней свежести, пропитавшей покои, направился к окну. Товар держали во дворе, и он намеревался для начала взглянуть на него сверху.

Город просыпался. В туманном мареве глухо и привычно завывал с минарета муэдзин, по гулким улочкам недалеко катилась, поскрипывая несмазанными колесами, арба. Ранние неотложные дела не давали спать оборотистым лавочникам, и они уже потихоньку заполняли улицы, толкая перед собой небольшие тележки с товаром – торопились занять хорошие места на базаре. Во дворе суетился Кудеяр – главный распорядитель дворца, подготавливая товар к посещению Калаш-паши. Ухватив какую-то девчонку за руку, он торопливо тащил ее по ступенькам на высокий помост, где уже неуверенно топтались другие рабы. Девчонка сопротивлялась и выдергивала руку. Наконец, у Кудеяра лопнуло терпение. Обернувшись, он с размаху стеганул пленницу по затылку ладошкой. Звук удара долетел даже до верхнего окошка. Калаш улыбнулся: хороший у него помощник, если и бьет, то не по лицу. Товар не портит. Девчонка, как подкошенная, рухнула к его ногам. Подозвав стражника, распорядитель велел перенести ее на помост. Тот легко подхватил тряпичное тело рабыни (похоже, она была без сознания). Закинул девушку через плечо, двинулся к ступеням.

– Эй, Кудеяр, – паша высунулся в окно, – не забей ее до смерти, я еще не смотрел свою рухлядь.

Кудеяр вскинул голову, и на его угрюмом лице в крупных оспинах расплылась широкая медовая улыбка:

– Не извольте беспокоиться, достопочтимый Калаш-паша, эта девчонка вряд ли понравится, она порченная.

– Ладно, я сам разберусь, понравится или не понравится, – паша недовольно стукнул створкой окна, тапочки раздраженно зашаркали по каменным полам комнаты.

Мальчишка, уже одетый, собирался уходить, ожидая только последнего слова господина – тот мог и передумать, такое случалось.

– Ты почему еще здесь?

Танька испуганно съежился. Не поднимая глаз, прошмыгнул мимо паши к выходу. Стукнула дверь, и Калаш остался один.

«Эти рабы быстро наглеют. Стоит только одарить их милостью своей ласки, и они думают, что им можно все, – он недовольно поморщился. В гареме этот мальчик появился недавно и оттого был особенно сладок паше. – Надо будет сказать Кудеяру, чтобы выпорол мальчишку. Но не слишком сильно. Все-таки Танька последний мальчишка в гареме. Два предыдущих почему-то быстро подохли. Этот пока держится, хоть и кричит, бывает, благим матом по ночам, когда удовлетворяет некоторые особо изысканные причуды хозяина. Ничего, во дворце привыкли к ночным крикам, – он покачал головой. – Пока не появится новый, нужно его все-таки поберечь. Может, даже и не буду говорить Кудеяру. – Так и не определившись, паша толкнул тяжелую дверь покоев. – А эти женщины быстро приедаются. Сколько у меня жен? Шесть? А наложниц? Двенадцать. Пора обновить и женскую половину. Давно не пополнял гарем славянскими красотками».

Размышляя, паша не торопливо спустился по винтообразной лестнице, дверь, выходящая на улицу, чуть скрипнула. Распорядитель, услышав звук, выскочил навстречу. Склонившись в поклоне, уложил руки на груди.

– Ну, показывай, – паша еще не понял, в каком расположении духа находится и потому держался нейтрально. – Что там у тебя сегодня? Опять полные развалюхи?

Кудеяр, резво развернувшись, указал рукой на ступеньки:

– Вот, пожалуйте, проходите, смотрите. Товар самый разный. Я уверен, вам приглянется. Лично посмею предложить вам одну очень недурную русскую.

Паша неспешно поднялся на помост, опережая распорядителя. Наверху остановился, сложив ладошки на толстом животе.

Сегодня ему приготовили трех женщин и одного мальчишку. Что ж, какой-никакой, а выбор. Хранителю крепости редко нравились новые рабы. Как правило, они попадали к нему на помост избитые, а то и покалеченные. Часто изможденные пленом, с понурыми плечами и взглядами. Таких он не любил. Паша предпочитал шустрых, с горящими глазами и гордо поднятыми головами – этих приятно ломать. Пытками, голодом, лишением сна. У Кудеяра с фантазией все нормально. Рано или поздно почти все сдавались. Ну, а если кто не желал уступать, для таких у палача припасен целый набор казней. Одна другой интересней. Отличное средство от скуки.

Паша начал осматривать свежее поступление с краю, как на базаре, переходя от плохого к лучшему. Кудеяр, зная привычки хозяина, специально выстроил их в нужном порядке. Первое предложение – пожилая женщина, босая, с потухшим взором, стояла у края помоста. Она не двигалась, лишь слегка покачивала головой, словно была не в себе.

– Эту можно на кухню, – с ходу определил паша.

– Совершенно верно, многоуважаемый, я как раз это и хотел вам предложить.